Глава VI

Сельское хозяйство и промышленность в период городских коммун

1. Городское и сельское хозяйство. 2. Земельная собственность и расслоение сельского населения в период городских коммун. 3. Сель- скохозяйственные культуры и техника земледелия. 4. Городское хо- зяйство и промышленность. 5. Горная промышленность. 6. Метал- лургия и кораблестроение. 7. Текстильное производство. 8. Художе- ственная промышленность

1. К сожалению, почти во всех, часто очень ценных, исследованиях по экономической истории Италии периода коммун есть один серьезный пробел, одна серьезная ошибка, порожденная неверным пониманием особенно- стей этого периода. В самом деле, в настоящее время ученые, как правило, видят экономические причины обра- зования коммун в том глубоком преобразовании и корен- ном перевороте в области земельной собственности и со- циальных отношений — отношений между теми, кто жил на доходы с земли, и теми, кто обрабатывал ее, — кото- рый произошел в конце X и начале XI века. Но, при- ступая к исследованию того периода, когда городская коммуна уже окончательно утвердилась и вступила на путь быстрого развития, эти ученые настолько забывают о земельной собственности, агрикультуре, о классах сель- ского населения, словно они утратили всякое значение в экономической жизни городов. В лучшем случае, исто- рики говорят лишь об образовании сельских коммун, о продовольственной политике городских коммун, имми- грации из деревни в город и актах так называемого кол- лективного освобождения крепостных крестьян.

Впрочем, то обстоятельство, что многие исследова- тели сосредоточивают свое внимание на истории про- мышленности и торговли, имеет, несомненно, свое оправ- дание: в период XIII—XVI веков Италия вновь заняла первенствующее положение в мире не только благодаря своему искусству и литературе, но в такой же степени и благодаря развитию отдельных отраслей своей

промышленности и в особенности благодаря громадной роли итальянских городов в международной торговле, со- вершенству организации и техники торговли и новым институтам торгового права.

Однако, если это предпочтение может показаться со- вершенно оправданным постольку, поскольку речь идет о торговле, оно уже несравненно менее оправдано, когда дело касается промышленности. Несмотря на то, что в отдельных городах некоторые отрасли производства, работавшие на экспорт, достигли значительного разви- тия, Италия попрежнему была, даже в период наивыс- шего расцвета коммун, преимущественно аграрной стра- ной: такой она была в древности, такой осталась вплоть до наших дней.

Сельское хозяйство по своему характеру является са- мым консервативным из всех отраслей экономики; оно развивается настолько медленно, что, может быть, мно- гие из тех бесконечно разнообразных типов распределе- ния земли, видов земельной аренды и технических прие- мов земледелия, которые существуют еще в наше время в различных областях Италии, восходят к римской и доримской эпохе. Тем не менее как накануне возникно- вения коммун, так и в период их расцвета сельское хо- зяйство, несомненно, претерпело глубокие изменения. Проблема взаимосвязи между возрождением городской жизни и возрождением деревни рассматривалась до сих пор преимущественно с точки зрения политической или юридической; при этом ученые отмечали распад прежних светских и церковных сеньерий, переход большей части пригородных земель в руки богатой городской буржуа- зии и те изменения, которые произошли в положении земледельцев. Однако эта проблема имеет также эконо- мическое содержание, и, по существу говоря, она пред- ставляет собой проблему экономическую. Между тем до настоящего времени замечали только негативную сто- рону этой экономической проблемы — эксплуатацию 'гос- подствующим городом подвластной ему деревни. Сами по себе представления об отрицательном влиянии города на экономику деревни совершенно справедливы, но сле- дует, однако, отметить, что в данном случае историки, характеризуя взаимоотношения между городом и дерев- ней в рассматриваемый нами период, отчасти исходят из той ситуации, которая сложилась гораздо позднее, в част-

ности в XVIII веке. Но главное — историки забывают о том, что преимущества, которые деревня в период наи- высшего расцвета и могущества коммун извлекала из соседства и даже господства какого-либо крупного го- рода, могли перевесить тот ущерб, который ей наносила его монополистическая и ограничительная политика.

Эта проблема в своих наиболее общих чертах сво- дится к выяснению следующих вопросов: произошли ли в Италии (или, по крайней мере, в тех областях ее, где развитие городской жизни было самым интенсивным и победа буржуазии в XIII веке — наиболее полной) глу- бокие изменения не только в характере собственности, но и в подборе, распределении и севообороте культур; являлась ли возможность продать эти продукты на город- ском рынке (несмотря на препятствия, которые чинила господствующая коммуна свободной торговле продуктами земледелия) сама по себе достаточным стимулом для специализации сельского хозяйства и для более интенсив- ного выращивания некоторых культур; есть ли основания предполагать, что, помимо поднятия целины, усиленных работ по регулированию водного режима, а иногда также мелиоративных и ирригационных работ, кроме более ин- тенсивного разведения виноградников и оливковых де- ревьев (об этих фактах, которые являются несомнен- ным доказательством прогресса агрикультуры, свиде- тельствуют источники), в XI веке получили распростране- ние культурные луга и стали выращивать новые куль- туры. Необходимо также выяснить вопрос о том, приводило ли изменение системы разведения скота (свя- занное с истреблением лесов в равнинах, разработкой пустошей и поднятием нови) к более рациональной си- стеме севооборота, большему унавоживанию почвы и т. д.

Углубленное изучение всех этих вопросов, а также ряда других аграрных проблем исследуемого нами пе- риода, которые здесь невозможно полностью перечислить, развернуло бы перед нами, вероятно, крайне пеструю картину. Эта пестрота была не только результатом раз- личного уровня развития городской жизни и различной степени самостоятельности городов, но объяснялась так- же более глубокими историческими причинами, а также резкими географическими различиями. Но для того чтобы обосновать эти гипотезы, нужно терпеливо продолжать исследовательскую работу, которая, по существу, едва

только началась. Исторические труды, впрочем, часто в высшей степени ценные, посвященные исследованию отдельных районов полуострова (среди лучших работ от- метим работу Глория об области Падуи и более новые труды: Лизье о Южной Италии, Габотто о Салуццо и вышедший в последние годы большой труд Торелли о мантуанской деревне периода образования городских коммун), являются скорее прекрасными очерками, весьма полезными в качестве отправного пункта исследования, но никоим образом не в качестве его конечного резуль- тата.

В настоящей книге, посвященной экономической исто- рии Италии, мы, к сожалению, не можем заняться ис- следованием, для которого необходимо привлечь огром- ное количество источников: договоров, описей имущества, кадастров, писем, перечней доходов государственной казны и счетных книг частных лиц, в большей своей части неизданных. Поэтому мы ограничиваемся постанов- кой проблемы и суммированием немногих достигнутых к нашему времени результатов.

2. Наиболее полно источники освещают те изменения, которые произошли в пределах крупных земельных владений в период становления городских коммун. Эти изменения привели к разрушению той организации по- местья, которая стала к этому времени традиционной, и к почти полному исчезновению господской или доме- ниальной земли. Как уже указывалось выше, ряд взаим- но связанных факторов, таких, как рост населения, но- вый расцвет городской жизни, возобновившееся участие стран Запада в средиземноморской торговле, войны про- тив арабов, развитие денежного хозяйства и рост по- требности в деньгах, привел к подлинной революции в условиях земельной собственности. Постепенно слабела связь между участками зависимых держателей и господ- ской землей (pars dominica), возникшая ранее на основе общности интересов, поддерживавшая спаянность от- дельных частей крупного земельного владения и равно- весие между ними. Спрос на рабочие руки (необходимые для того, чтобы освоить территории, ранее оставленные для охоты, рыбной ловли, разведения скота, находив- шего на них скудный корм, сбора болотных трав и т. д.) увеличивался быстрее, чем происходил рост населения.

В обширных низинных районах Паданской равнины в XI—XIII веках повсеместно шло строительство вод- ных сооружений и разработка огромных массивов покры- тых лесом, болотистых и пустующих земель. Необходи- мость этих мероприятий диктовалась главным образом близостью городского рынка, предъявлявшего все боль- ший и больший спрос на сельскохозяйственные продукты. Обратимся к наиболее изученной Мантуанской области. Тот факт, что русло По постепенно отодвигалось к северу (этот процесс окончательно приостановился только в кон- це XI и начале XII века), сделал необходимыми большие работы по устройству плотин, для того чтобы прежде всего использовать земли, освободившиеся от воды вследствие изменения русла реки. Вследствие этого в многочисленных аграрных договорах того периода ука- зывается, что арендатор обязан заботиться о ремонте пло- тин и предохранять их от разрушения. Земли, ранее по- крытые лесом или же представлявшие собой пастбища или болота, до XI века, несомненно, составлявшие боль- шую часть всей площади этого района (в одном круп- ном поместье Мантуанской низменности еще в 1072 году насчитывалось 32 югера обработанной земли и 3 тысячи югеров земли, покрытой лесом), теперь усиленно обра- батываются и превращаются в пахотные земли. Наиболее эффективным средством для достижения этой цели ока- залось дробление крупного поместья и сдача его отдель- ных участков в аренду.

Подобную же картину мы наблюдаем в области дельты По, в Веронской низменности, на всех землях, расположенных вблизи По и Адидже: земли, оставав- шиеся до этого времени неподеленными и в своем пода- вляющем большинстве пустующими, дробятся на участки. Иногда это принимало характер настоящей аграрной ко- лонизации; так, например, маркграф Бонифаций Канос- ский в 1077—-1091 годах разделил свои владения на 233 участка (манса — mansi) по 10 югеров в каждом и передал их отдельным колонам, которые были обязаны, согласно договорам, производить такие работы, как рас- чистка леса, поднятие целины и в первую очередь наса- ждение виноградников. В результате всего этого земли крупных церковных владений были, как сообщает в 1233 году настоятель кафедрального собора, менее чем за столетие «прополоты и вспаханы, очищены от лесов и

осушены и вновь сделаны пригодными для земледелия» («rur>catae et aratae et de nemoribus et paludibus tractae et ad usum panis reductae») ¹.

В таких случаях интересы крупного собственника и колонов совпадали: как собственник, так и колоны были заинтересованы в том, чтобы ускорить ликвидацию гос- подской земли, разделить ее на мелкие участки и обра- батывать уже не путем барщины, а совместным трудом, рассчитанным на то, чтобы в интересах общей пользы внести улучшения в области агрикультуры. В других случаях крупный собственник, преимущественно цер- ковный, был вынужден передать частным лицам, чаще всего не крестьянам, а горожанам, часть своей земли, главным образом господской, поскольку он уже не мог извлекать из нее доход и не был в состоянии приспосо- бить свое хозяйство к новым условиям денежного хо- зяйства. Передача земли производилась в форме эмфи- тевтических договоров или ливеллярпых договоров, за- ключавшихся на 29 лет, и пожалования в феод; по су- ществу, однако, они сводились к отчуждению земли, и право владения землей (dominium utile) полностью отде- лялось от права верховной собственности (dominium di- rectum); лицо, получившее землю во владение, приобре- тало полное право распоряжаться ею по своему усмотре- нию, ограниченное лишь уплатой верховному собствен- нику ничтожного по своим размерам чинша.

¹ Ср. Р. Т о г е 11 i, Un comune cittadino in territorio ad econo- n 'a agricola, Mantova, 1930. I. Distribnzione dc-lla propriety — Sviluppo ?gricolo — Contratti Agrari, p. 153.

Наконец, в других, и, вероятно, наиболее многочислен- ных, случаях описанный процесс начинался снизу и при- нимал характер столкновения между земледельцами ч собственниками земли. В связи с повышением спроса на сельскохозяйственные продукты, которые можно было реализовать на городском рынке, крестьяне контадо осо- бенно тяжело ощущали лежавшее на них бремя. Они восставали главным образом против того, что собствен- ники пользовались приобретенным ими правом суда для взыскания с крестьян многочисленных дополнительных поборов сверх тех повинностей, которые эти собственники получали как частные лица, в силу договора или чаще в силу обычая. Это движение протеста, выливавшееся

иногда в форму восстания, в целом приводило к успеху: составлялись договоры (pacta), которые впоследствии превращались в статуты сельских коммун, в сущности, представлявшие собой коллективные договоры. В этих договорах точно определялись повинности, которые несли свободные земледельцы, освобождавшиеся от любого рода произвольных поборов, и прежде всего от тягостной для них барщины.

Исчезновение прежней организации крупного по- местья отнюдь • не уничтожило сотрудничества между собственником земли и земледельцами. Если ранее оно проявлялось в том, что колоны предоставляли в распоря- жение собственника одну треть или половину своих ра- бочих дней, а собственник, со своей стороны, снабжал их съестными припасами, одеждой и орудиями производства, то теперь, когда вся земля была разделена на участки держателей и барщина почти полностью исчезла, это сотрудничество выразилось во все более широком рас- пространении издавна известного вида аренды из части урожая, которая позднее почти во всей Центральной Италии, а отчасти и к северу от Апеннин приняла форму половничества (mezzadria); согласно договору об аренде исполу колон должен был отдавать собственнику земли половину урожая и, в свою очередь, получал от него или должен был получать техническую помощь, скот, сельскохозяйственный инвентарь, а также средства, кото- рые шли на разного рода нововведения и улучшения в области хозяйства.

С другой стороны, развитие городских коммун, и в особенности крупных торговых городов, оказывало воз- действие на положение деревни не только в связи с тем, что резко повышался спрос на продукты земледелия, способствующий интенсификации сельского хозяйства и дроблению прилегающих к городу земельных владений на мелкие участки. На положение деревни влияло также образование слоя буржуазии, состоявшего из земельных собственников. Отчасти это были землевладельцы, кото- рые добровольно или вынужденно переселились в город, отчасти это были разбогатевшие купцы, стремившиеся вложить в землю значительную часть полученной ими прибыли. Это стремление объяснялось, во-первых, тем, что для купцов было несравненно надежней помещать свои богатства в землю, чем в торговлю, связанную со

Слишком большим риском, а во-вторых, тем обстоятель- ством, что земельная собственность неизменно, даже в период наивысшего торжества так называемой купече- ской демократии, придавала купцам больший социаль- ный вес.

В течение долгого времени в исторической литературе было широко распространено мнение о том, что город- ская коммуна не только преобразовала систему распре- деления, и организацию земельной собственности и струк- туру социального слоя землевладельцев, но и вызвала более глубокие сдвиги в положении крестьян, ибо бла- годаря городской коммуне они начиная с XIII века по- лучили ту свободу, которую крестьяне многих других областей Европы приобрели лишь в XVIII и XIX веках. Однако исследователи, которые говорят о массовом осво- бождении сельского населения, пожалуй, впадают в пре- увеличение. Правда, почти повсеместно действовал обы- чай, согласно которому крестьянин, прибывший в город и проживший там в течение определенного срока, счи- тался свободным. Что же касается массового освобожде- ния крепостных (происходившего, впрочем, очень редко), то оно служило в руках городских коммун всего лишь средством ослабить политическое и военное могущество тех сеньеров контадо, с которыми коммуны вели борьбу; города отнюдь не собирались своими декретами об осво- бождении крестьян произвести коренные изменения в аг- рарном строе. Правда, с исчезновением господского двора и барской запашки личная крепостная зависимость исчез- ла, однако узы, привязывавшие крестьянина к земле, на которой он сидел, сохранились, в сущности, почти повсе- местно. Юридически оформленного прикрепления к земле уже не существовало (впрочем, его, быть может, в боль- шинстве случаев вообще никогда не существовало), од- нако фактически крестьяне контадо, носившие теперь об- щее название villani, manenti или residenti, являлись, за редкими исключениями, колонами, наследственно при- крепленными к земле. Пользование этой землей перехо- дило от отца к сыну в течение длинного ряда поколений колонов, и в подавляющем большинстве актов об отчу- ждении, наследовании и разделе земель, составленных до периода городских коммун, а равно и после этого пе- риода, крестьяне — и это в высшей степени характерно — неизменно называются колонами.

3. Эта постоянная связь колонов с землей, которую обрабатывали еще их предки, в огромной степени способ- ствовала тому, что сельское хозяйство приобретало за- стойный характер. Появление новых мелких участков, явившихся результатом дробления господской земли, освоения земель, ранее покрытых лесом, пустовавших или заболоченных, а иногда даже результатом вторичного раздела слишком больших участков, — все это не на- рушило прежнего распределения обработанных земель между отдельными семьями земледельцев, которое почти не изменилось на протяжении всего изучаемого нами пе- риода начиная с римской эпохи: границы между участ- ками оставались неизменными, равно как и методы раз- межевания и обмера земель, введенные еще древнерим- скими землемерами. Общая площадь обработанных земель заметно увеличилась, в некоторых низменных об- ластях, в особенности в миланской низменности, улучши- лась обработка орошаемых лугов и увеличилась занимае- мая ими территория; но в целом в земледелии, полностью основанном на труде колонов, попрежнему господство- вали традиционные методы, мало отличавшиеся от тех, которые были описаны древнеримскими авторами, писав- шими о сельском хозяйстве; эти методы удержались в Италии вплоть до XVIII века, а во многих случаях и до наших дней.

Попрежнему возделывали те же сельскохозяйственные культуры, что и в античности. Из зерновых злаков упо- минаются только пшеница, полба, ячмень, овес, просо, а в альпийских долинах, вероятно, и рожь. Существует мнение — его можно нередко слышать и в настоящее время, — что в Италии, уже начиная с периода городских коммун, была распространена культура маиса; однако эту точку зрения следует, очевидно, считать плодом не- доразумения. При этом некоторые ученые стремятся до- казать, что маис — это не что иное, как сорго (что, разу- меется, совершенно неверно). Что касается риса, то его начали культивировать в наиболее низко расположенных районах Паданской равнины не ранее конца XV века. Из садовых культур наиболее распространенными были ви- ноградная лоза и оливковое дерево; многие источники свидетельствуют о том, что с самого начала периода го- родских коммун усиленно разводили виноградники и оливковые деревья. Следует отметить, что оливковые

ПЛайтации в древней и средневековой Италии находились совсем не там, где они находятся в новое время. В наши дни они преимущественно распространены в Южной Ита- лии, холмистых районах Северной Италии и в Лигурии, а в те времена они были широко распространены также на холмах Паданской равнины и в Венето.

Культура тутовых деревьев, введенная в Сицилии, ве- роятно, арабами и привившаяся на обоих берегах Мес- синского пролива, с 1200 года распространилась на об- ласть Лукки и некоторые районы Северной Италии. Од- нако уже самый факт, что в коммунальные статуты вклю- чаются специальные постановления, целью которых было создать благоприятные условия для разведения шелко- вицы, показывает, что еще в 1300 году шелковица зани- мала в большей части Северной Италии весьма незначи- тельную площадь. Поэтому в течение XIV и XV веков, несомненно, большое количество шелка-сырца попреж- нему шло из Леванта, и многочисленные данные источ- ников, свидетельствующих о значительном расцвете в этот период шелкового производства, неизменно говорят только о ткачестве, иногда упоминают прядение, но ни- когда не говорят о получении шелковых нитей из ко- конов.

В технике земледелия попрежнему господствовала римская традиция. Об этом свидетельствует самый ран- ний из итальянских средневековых трактатов об агри- культуре — трактат болонского судьи Пьетро де Кре- шенци «О выгодах сельского хозяйства». Вышедший в свет около 1305 года, труд Крешенци получил в то время чрезвычайно широкую известность, был сразу же переведен на тосканский диалект и позднее, после изобре- тения книгопечатания, выдержал многочисленные из- дания.

Крешенци не избрал земледелие своей профессией и не посвящал себя изучению проблем агрикультуры; тем не менее он настолько интересовался этими проблемами, что, удалившись от дел, провел последние двадцать лет своей жизни в вилле, расположенной в окрестностях Бо- лоньи, наблюдая за тем, как велось на его землях хозяй- ство, и работая над своей книгой. В этом трактате очень часто встречаются ссылки на Катона, Варрона, Колу- меллу и Палладия; но вместе с тем Крешенци постоянно обращается к событиям своего времени, и его труд,

сомнение-, в значительной своей части является плодом тех наблюдений, которые автор его сделал в период своего пребывания в многочисленных городах Северной и Центральной Италии (Сенигалии, Имоле, Ферраре, Пизе, Асти, Брешии, Пьяченце) в качестве судьи, сопро- вождающего подеста.

В своих наставлениях о том, как и в каких местах следует строить усадьбу, Крешенци, несомненно, исхо- дит из современных ему условий. Он советует окружить ее со всех сторон стеной и рвом и защитить тем самым от грабителей, а в случае надобности и от врагов; если землевладелец богат, он должен превратить свою усадьбу в «неприступную крепость».

Рассказывая о технике виноградарства, Крешенци описывает разные способы, применявшиеся в Ломбардии, Романье, Модене, Марке, Анконе, Пистойе, Кортоне. В главе, трактующей о многочисленных видах винограда (на этой главе не сказалось влияние античных авторов), он упоминает, кроме вышеупомянутых областей, также сельские местности районов Падуи, Пизы, Асти, Фер- рары, а дальше, говоря о способе подрезания лозы, он отмечает методы, использовавшиеся в районах Асти, Кре- мы, Милана, Бергамо, Вероны, Болоньи, Модены, Форли.

Что касается других сельскохозяйственных культур, то здесь его внимание привлекают главным образом ко- нопля и сорго, которые находились у римлян в полном пренебрежении. «Тот, кому конопля нужна для производ- ства веревок, — пишет он, — должен сеять ее в земле очень тучной, где она сильно подымется и даст обильное волокно. Тот же, кто хочет получить из нее мешки, про- стыни и рубахи, должен сеять ее в не слишком тучных и рыхлых почвах и притом сеять густо; тогда она выра- стет без ветвей, наподобие большого льна. Она нужна также рыбакам для изготовления сетей, так как конопля лучше сохраняется в воде, чем лен».

Итак, совершенно очевидно, что Пьетро де Крешенци не был ученым, оторванным от жизни, который писал о сельском хозяйстве, как он мог бы писать о медицине или астрономии, подражая классическим образцам и совершенно абстрагируясь от действительности. Напро- тив, он предстает перед нами как внимательный наблюда- тель, хорошо знакомый с техникой современного ему зем- леделия. Область, являвшаяся объектом его наблюдений,

была довольно обширна: она простиралась от Пьемонта до берега Адриатического моря и от Ломбардских Альп до Тосканы.

То обстоятельство, что этот человек, столь внима- тельно изучивший современную ему действительность, сле- дует в большей части своей книги наставлениям римских трудов по сельскому хозяйству, наводит нас на мысль, что римские труды в какой-то степени соответствовали уровню сельского хозяйства во времена Крешенци. В са- мом деле, хозяйство, которое обозначается термином капиталистическое сельское хозяйство или, менее точно, плантационное хозяйство (то есть такой аграрный строй> при котором собственник непосредственно управляет своими земельными владениями, пользуясь рабским тру- дом, и руководствуется при этом исключительно целью производства продуктов на рынок и извлечения при- были), никогда—даже в периоды наибольшего могуще- ства и расцвета Рима — не получало в античной Италии того распространения, какое оно имело в других странах Средиземноморья; такое хозяйство представляло собой в античной Италии явление исключительное, существо- вало сравнительно недолго и притом лишь в некоторых областях полуострова. Как правило, на большей части италийской территории велось мелкое хозяйство; на не- большом участке земли в течение столетий, а может быть, и тысячелетий сидела одна и та же семья колонов, об- ладавшая теми практическими знаниями и навыками по- вседневной работы, которые были приобретены в резуль- тате опыта, накопленного поколениями, и приспособления человека к условиям окружающей среды.

Упадок Рима и варварские вторжения положили ко- нец первым попыткам рационализации крупного хозяй- ства, относившимся к эпохе Августа. В этот период упад- ка империи и варварских нашествий резко уменьшилось сельское население огромных территорий страны, обшир- ные пространства земли заросли лесом, превратились в луга и болота; но те колоны, которым удалось уцелеть, продолжали сидеть на своих участках. Именно эти пред- ставители римского сельского населения, пережившие эпоху упадка, и передали свой опыт вилланам периода городских коммун. Крупные купцы города, которые были одновременно крупными земельными собственниками или стали ими, не вносили в дело управления своими сель-

скими владениями той инициативы, тех организацион- ных и рационализаторских методов, которые они столь успешно применяли в своих торговых и банковских пред- приятиях. Все их внимание и все их способности были об- ращены на торговые дела; земля являлась для них лишь одним из средств обезопасить себя от риска, связанного с торговлей и банковским делом, всего лишь побочным источником дохода. Поэтому до тех пор, пока шла круп- ная международная торговля, приносившая огромные прибыли, переход земель в руки буржуазии никоим об- разом не мог стимулировать прогресса и нововведений в области сельскохозяйственной техники и организации хозяйства. Итальянская агрикультура периода наивыс- шего расцвета городов все еще жила наследством, заве- щанным ей опытом древнего Рима. Лишь с середины XVI века начинают встречаться отдельные попытки отой- ти от традиции и использовать другие методы, основан- ные на данных разума, на достижениях науки.

4. Развитие промышленности в период городских ком- мун шло совершенно иным путем, чем развитие сельского хозяйства. Даже если допустить, что в варварскую, а за- тем в феодальную эпоху многие отрасли производства, в особенности текстильное, сосредоточивались преимуще- ственно в господских дворах, расположенных большей частью в сельской местности, то в эпоху коммун вся про- мышленная деятельность целиком или почти целиком со- средоточивается в городе. Производство живет рынком и может процветать, лишь находясь в непосредственной близости от него; как уже было сказано, во всех средне- вековых городах Италии члены цехов даже свои мастер- ские-лавки устраивали на улицах, окружавших рынок, о чем свидетельствуют названия многих из этих улиц, сохранившиеся до настоящего времени.

Существует мнение, и притом довольно распространен- ное, что Италия никогда не сможет превратиться в ин- дустриальную страну, так как она чрезвычайно бедна по- лезными ископаемыми. Это, быть может, отчасти и спра- ведливо по отношению к нашему времени, когда без железа и каменного угля действительно невозможно раз- витие современной крупной промышленности; но такое утверждение представляется совершенно необоснованным по отношению к эпохе, предшествовавшей XVIII веку,

когда каменный уголь вообще не использовался, а же- лезо, известное, правда, по крайней мере, в течение двух тысячелетий, применялось в несравненно меньших мас- штабах, чем в наши дни.

Главную роль (такую роль в настоящее время играют отрасли так называемой тяжелой промышленности — чер- ной металлургии, металлургии цветных металлов и ма- шиностроения, — которая не может существовать без угля и железа) в средние века играло текстильное производ- ство, главным образом производство шерсти, а для его успешного развития наличие обильного и высококаче- ственного сырья было, конечно, желательным, но далеко не обязательным условием. Ведь те средиземноморские страны, которые производили шерсть самого высокого качества, так называемую шерсть из Гарбо (Магриба), а также районы испанского плоскогорья на протяжении нескольких столетий после падения Кордовского хали- фата вывозили большую часть своей шерсти в виде сырья, и даже Англия примерно до середины XV века вывозила больше шерсти, чем сукна. С другой стороны, производство шерсти достигло своего максимального раз- вития во Фландрии, в Брабанте, северной Франции, в от- дельных областях южной Франции, в некоторых городах Ломбардии, Венето и Тосканы, что прежде всего объ- ясняется, если не считать наличия в этих областях мно- гочисленных опытных мастеров и близости крупных цент- ров овцеводства, таким развитием торговли, при котором наиболее ценное сырье можно было ввозить из других стран, даже отдаленных.

Промышленные предприятия, если, разумеется, не счи- тать добывающей промышленности, располагались в не- посредственной близости от рынка также и потому, что в тот период не было необходимости в мощных источни- ках энергии. Водную энергию, нужную для помола зерна, валяния сукна и тех немногих производственных опера- ций, в которых нельзя было обойтись ручным трудом, можно было, как правило, получить на близлежащих ре- ках или отводных каналах, шедших через город или его окрестности.

Отрасли промышленности, столь тесно связанные с го- родским рынком, можно разделить на две основные ка- тегории. В первую, большую категорию входят все те отрасли производства, которые необходимы для удовле-

творения повседневных потребностей и пропитания мест- ного населения. В них были заняты простые ремеслен- ники, работавшие на довольно узкий круг заказчиков: булочники, мясники, слесари, плотники, сапожники, порт- ные и т. д. Эта форма ремесленного труда сохра- нилась почти 'без изменений во всех странах вплоть до наших дней; поэтому нет никакой необходимости уделять ей особое внимание при характеристике основ- ных черт итальянского хозяйства периода городских коммун.

Но наряду с этим мелким локальным ремеслом в Ита- лии рано развилось производство, рассчитанное на го- раздо более широкий круг покупателей, а нередко и на международный рынок.

5. В средние века Италия была далеко не так бедна рудными месторождениями, как в настоящее время; за- океанские страны еще не конкурировали с Италией в до- быче драгоценных металлов, и даже ввоз железа и меди из Центральной Европы только что начался и к тому же был затруднен в связи с плохим состоянием транс- порта. Поэтому в тот период разрабатывали относительно большее число серебряных рудников самой Италии, ко- торые позднее были совершенно заброшены и в некото- рых случаях начали разрабатываться вновь лишь в по- следнее время для добычи железного и медного колче- данов.

Самые богатые месторождения руды находились в те времена (как, впрочем, и в наши дни) в Тоскане и Сар- динии. В Тоскане уже в XII веке вновь велись обширные разработки железа на острове Эльба; серебряные, мед- ные и железные рудники находились в области Масса Марритима, на территории Сиены, около Вольтерры, где в XIV веке началась также эксплуатация залежей квас- цов, столь необходимых для окраски сукон. В Сардинии находились богатые залежи руды в Вилла ди Кьеза («Иглезиас»), где пизанцы добывали тогда главным об- разом серебро; в наши дни здесь добываются лишь сви- нец и цинк, правда, в значительных количествах.

В альпийских долинах, от Доры до Пьяве, добыва- лось ничтожное количество золота (которое содержалось в речных песках) и в гораздо больших количествах — серебро и железо. Даже в Южной Италии в те времена

разрабатывались некоторые рудные залежи: на острове Искья добывались квасцы, в Калабрии — железо и медь.

Касаясь организации горных работ, следует отметить, что статуты предписывали сохранять между отдельными выработками (fosse) расстояние в 10 или 15 шагов; эти распоряжения и внешний вид разработок, где некогда ве- лась добыча руд, испещренных ямами и рвами, казалось бы, позволяют заключить, что горный промысел в ту пору находился еще на весьма примитивной стадии. На этой стадии изыскания и разработка производились наудачу отдельными лицами, и рудокопы ограничивались выра- боткой руды в поверхностных частях рудных жил или на незначительной глубине, другими словами, работы осуществлялись на поверхности и велись открытым спо- собом, а не в глубоких рудниках. Мы можем, однако, с полной уверенностью сказать, что в эпоху, от которой сохранились многочисленные данные о технике горного дела в источниках, касающихся этого вопроса (они отно- сятся к Тренто; наиболее ранние из них датируются 1198 годом), стадия горных работ под открытым небом была уже пройдена окончательно, и работы велись боль- шей частью в штольнях, куда можно было попасть с по- верхности по наклонным или даже вертикальным ство- лам.

Работа в штольнях, о которой свидетельствует приме- нение ламп и крепежных стоек, вызвала необходимость устройства вентиляционных ходов, применения помп и рытья небольших канавок для водоотлива.

Руды добывались отбойкой породы специальными ин- струментами и отпалкой. В первом случае работа велась при помощи кирок, во втором случае в выработке закла- дывались кучи дров, которые зажигали (в нерабочие дни), чтобы легче было затем отбивать посредством кай- ла крепкую и сплошную горную породу. Добытая руда транспортировалась, большей частью вручную, к выходу; близ рудника на особой площадке (piazza) накаплива- лись отвалы пустой породы (monti). Там же строилась хижина или дом, где в течение пяти дней в неделю жили рудокопы (в эти дни они не имели права возвращаться в город). Здесь они проводили часы, когда не были за- няты на подземных работах, обычно производившихся в две смены, до двенадцати часов в каждой. Во многих рудниках на площадке, использовавшейся для накопле-

ния пустой породы, производились также первичные опе- рации по обработке руды, которая здесь дробилась и промывалась, и, наконец, поступала в плавильную печь.

Все эти работы, проводившиеся в рудниках и на по- верхности, требовали не только применения многочислен- ных и разнообразных инструментов, но и большого ко- личества рабочих различных специальностей. Почти все рабочие, использовавшиеся для этих работ, в первую оче- редь для горных, требовавших особых навыков, приходили из ближних или дальних областей, в значительной части из Германии. Эти частые переходы рабочих с места на место были связаны с самым характером горного дела того времени: участки рудных месторождений (такие участки получали в пожалование) были небольших раз- меров, а горные выработки находились на незначитель- ной глубине, редко превышавшей сто метров; поэтому рудная жила быстро истощалась, в результате чего при- ходилось отправляться на поиски других залежей, при- годных для эксплуатации. В самой Германии, являвшейся в течение всего средневековья основным очагом горного дела, переходы рудокопов из одной области в другую и даже за Альпы — в Трентино, Тоскану, Сардинию, а позд- нее в Венето и Ломбардию — были обычным явлением.

Поэтому стали возникать мелкие товарищества или компании из лиц, получивших в пожалование участок, где начиналась разработка руды.

Разработки делились на доли, подобные долям, кото- рыми обладали судовладельцы, совместно владеющие ко- раблем; так, например, в Сардинии, а может быть и в других местах, каждая разработка неизменно делилась на 32 доли, которые носили название trente. Каждый из участников компании (partiarii или verchi ■— от немецкого Gewerke) мог владеть несколькими долями, иногда—де- сятью или двенадцатью, и даже лишь частью доли. Ка- ждая доля представляла собой право получать часть от всей продукции совместно эксплуатируемого рудника. Ка- ждому участнику компании вменялось в обязанность уча- ствовать в работах, проведенных на основании решения большинства, или посылать вместо себя других лиц, ра- ботающих за его счет.

Однако, поскольку отдельные доли можно было пере- давать по наследству и даже отчуждать, многие из них попали в руки лиц, не имевших возможности принимать

непосредственное участие в горных работах. Все чаще доли в рудниках стали переходить к церковным лицам, земельным собственникам, купцам и ремесленникам, ко- торые жили в городе и предоставляли разработку руды рабочим соответствующей специальности, как правило, лишенным каких бы то ни было средств. Уже в XIII веке были четко разграничены участники компаний (partiarii) и рабочие (laboratores). Чаще всего труд оплачивался сдельно: компания в целом или отдельные ее члены пере- давали разработку всего рудника или только части его компании рабочих, которым предоставлялась доля из добытой ими руды или полученного из нее металла (в большинстве случаев только ²/s), а иногда вся продук- ция при условии уплаты определенной суммы денег.

Различие между Германией и Италией заключалось, очевидно, в том, что в итальянских рудниках имелись настоящие наемные рабочие, тогда как в Германии такой категории до XV века не существовало. Начиная с XIII века в Маремме и Сардинии мастер («Maestro della fossa»), избранный большинством partiarii из числа наи- более опытных рабочих, вербовал рабочих, руководил их работой и оплачивал ее. Рабочие делились на таких, которые нанимались на неделю и получали заработную плату один раз в неделю, и тех, которые нанимались на день (qui conducuntur ad diem). Несмотря на то, что рабочий, нанятый на неделю или на день, получал в ка- честве компенсации за свой труд определенную долю добытой руды — в натуре или деньгах, — этот вид оплаты, размер которой определялся количеством затра- ченного полезного труда, не мешает нам считать такого работника наемным рабочим.

Однако эта зачаточная форма наемного труда не дает еще нам права рассматривать средневековое горное дело как капиталистическую промышленность. Мы не считаем данную промышленность капиталистической не столько потому, что отдельные предприятия были ничтожны по своим размерам, а их расширению мешали права сосед- них предприятий, сколько потому, что в горном деле совершенно отсутствовал тот тип предпринимателя и организатора, который шел бы на риск, вкладывая капи- тал в горное дело, добивался увеличения продукции и направлял бы развитие горной промышленности по новому пути. Можно, конечно, предположить, что функ-

ции такого предпринимателя брали на себя компании по добыче руды, в которых один из крупнейших исследо- вателей экономической истории Германии увидел обра- зец раннего акционерного общества ¹.

В действительности, однако, все источники, из кото- рых мы узнаем о состоянии средневекового горного дела, свидетельствуют о том, что оно носило феодальный характер. Все лица, имевшие прямое или косвенное отно- шение к горному делу, от крупного сеньера или город- ской коммуны, обладавших правом регалии, до самого бедного рудокопа, не имевшего ничего, кроме своих рук, участвовали в деле на основе пожалования; каждая из договаривающихся сторон получала часть от всей про- дукции, что напоминало условия, существовавшие в рыбо- ловном промысле, где каждый человек, принимавший участие в рыбной ловле, — будь то собственник лодки или собственник сетей, рулевой на лодке или самый незначительный матрос, — имел право на часть улова; а это отнюдь не способствовало четкому разграничению между капиталистом-предпринимателем и наемными ра- бочими.

¹ Ср. I. S t г I е d е"г, Studien zur Geschichte kapitalistischer Orga- nisationsformen, 2 Ausg., Munchen, 1925.

6. Единственной отраслью металлургического произ- водства, о которой сохранились данные, помимо тех сум- марных сведений, которые содержатся в цеховых стату- тах, отраслью, продукция которой была рассчитана на рынок, далеко выходивший за пределы городских стен, было производство оружия. Усилия Фридриха II, стре- мившегося возродить в Сицилийском королевстве ору- жейное дело, некогда процветавшее при арабах, не сыграли сколько-нибудь заметной роли в истории южно- итальянской промышленности. Наивысшего совершенства достигли оружейные мастера Милана. В Ломбардской области развитие металлургии встретило благоприятные условия, так как долины этой области принадлежали к числу немногих районов Италии, где добывалась же- лезная руда; она добывалась, правда, в небольшом коли- честве, зато была высокого качества, а главное — ее месторождения были очень удобно расположены: вблизи еще довольно густых лесов, никогда не высыхающих рек

и многолюдных центров, которые могли обеспечить это производство рабочей силой.

В связи с тем, что место городских и феодальных ополчений стали занимать профессиональные войска, увеличился (начиная с середины XIII века) спрос на различные виды оружия. Это, в свою очередь, стимули- ровало значительную интенсификацию работ по добыче и плавке железной руды, проводившихся в многочислен- ных мелких предприятиях долин Бергамо, Брешии и в особенности долины Валь Тромпиа. Полученное в куз- ницах железо, лишенное всяких примесей, частично под- вергалось обработке на местах, в самих долинах, ча- стично — в городах или даже мелких сельских поселе- ниях северной Ломбардии. Однако промышленность Брешии не нашла для своего развития нужных ей усло- вий, по крайней мере до того времени, пока Венеция не захватила восточную Ломбардию до Ольо и Адды (что благоприятно отразилось на развитии брешианской промышленности), и главным очагом металлургии и производства оружия неизменно оставался Милан.

Хронист Бонвезин де ла Рива сообщает, что в Милане в середине XIII века было более 100 мастерских, изго- товлявших панцыри, и множество других мастерских, выделывавших все виды оружия; это оружие, добавляет он, купцы везли в близлежащие и отдаленные города. Сообщение хрониста подтверждается многочисленными фактами: в центре Милана находились улица оружейни- ков, улица мастеров, изготовлявших мечи, улица масте- ров, выделывавших шпоры; цех «мастеров по железу» (ferrari) должен был ежегодно платить на постройку собора очень большой побор — 20 имперских лир, в то время как цех мастеров, изготовлявших бумазею (он стоит в перечне вторым), платил лишь 5 лир; наконец, показателен таможенный тариф. Несмотря на то, что он относится к более позднему периоду— 1396 году,— в нем перечисляется несколько десятков видов изделий металлургических и оружейных мастерских Милана. Эти изделия доставлялись на иностранные рынки как мест- ными, так и венецианскими и немецкими купцами.

В 1380 году, в наиболее острый момент войны с Ге- нуей, закончившейся битвой при Кьодже, Венеция в тече- ние 10 месяцев приобрела на миланском рынке через одного из своих наиболее видных горожан 1230 панцы-

рей, 1492 шлема и 180 тысяч дротиков, в общей слож- ности на сумму в 7200 золотых дукатов.

Производство оружия, особенно изготовление панцы- рей из тончайших стальных колец (эти панцыри пользо- вались заслуженной мировой славой), своим высоким качеством было обязано искусству миланских мастеров и сохраняло поэтому характер мелкого ремесленного произ- водства. Им занимались отдельные мастера, работавшие в собственных мастерских с помощью небольшого числа подмастерьев и учеников. Возможно, что в некоторых случаях, в особенности при работе на экспорт, эти ору- жейные мастера договаривались с какими-либо круп- ными купцами и работали по их заказу. Гораздо чаще, однако, они работали самостоятельно и сами продавали свою продукцию.

Упоминавшийся нами венецианский посол Пьетро Корнаро неоднократно и весьма ясно говорит о том, что он имел дело непосредственно с местными ремеслен- никами, работавшими на заказ. Они неукоснительно выполняли требуемый заказ, и притом очень быстро, однако упорно отказывались отдать свою работу до того, как будет сполна получена причитающаяся им плата: несколько больше 1000 дукатов¹. Проявленное ими упорство по отношению к такому должнику, как Венецианская республика, которая даже в самый крити- ческий для нее момент сохраняла свою платежеспособ- ность, свидетельствует о том, что речь идет о малоиму- щих ремесленниках, по самой своей природе не имевших возможности работать в кредит.

Более ясно выраженный капиталистический характер носило начиная с XIII века судостроение, по крайней мере в Генуе и Венеции. Для этих больших портовых городов судостроение было жизненно необходимым. Эта отрасль промышленности в различных городах XIII—XIV веков была очень сходной по своей организации. Уже из анналов Каффаро мы узнаем, что в Генуе постройкой галер занимались как частные лица, так и государство

; ¹ „Dispaccl di" Pietro Cornaro, ambasciatore a Mfano durante la guerra di Chioggia; a cura di V. Lazzarini", Venezia, 1939, Deputazione di storia patria.

и что коммуна в это время и позднее, предпринимая воен- ные походы, довольно часто использовала также частныа торговые корабли. Сами судовладельцы финансировали постройку корабля, каждый пропорционально той доле корабля, владельцем которой он должен был стать. Постройка поручалась особому мастеру-подрядчику (та- gister asciae), который, в свою очередь, нанимал масте- ров — специалистов по постройке отдельных частей корабля и чернорабочих, получавших поденную оплату, а часто и продовольствие. Нередко два или три мастера- подрядчика работали совместно или же один из них за свой счет нанимал на работу нужных ему мастеров. Строительный материал приобретал собственник (или собственники) корабля.

В Венеции, во всяком случае, начиная с XIII века судостроительная промышленность приняла две различ- ные формы: государственного кораблестроения, довольно рано сосредоточившегося в знаменитом венецианском арсенале, и частного кораблестроения, практиковавше- гося во всех лагунах, главным образом в Венеции, Кьодже, Торчелло, Бурано и Маццорбо, где имелось мно- жество мелких и средних доков (squeri).

Как правило, постройкой судов для военного флота ведало государство; что же касается частных лиц, то они ведали строительством торговых кораблей. Однако чет- кого разграничения между этими видами судостроения не было: очень часто постройка галер и других военных судов производилась в доках частных лиц; впрочем, трудно предположить, чтобы в арсенале, где постоянно выполнялись срочные заказы для военного флота, строи- лись торговые корабли.

Повидимому, до второй половины XV века частное судостроение преобладало над государственным судо- строением. В самом деле, неоднократно издавались рас- поряжения, согласно которым ремесленники, связан- ные контрактом с частными судовладельцами, с кото- рыми они свободно договаривались о размере заработной платы, были обязаны работать в качестве поденщиков на коммуну всякий раз, как она этого потребует. В XIII веке их заработная плата обычно устанавливалась в зависи- мости от той, какая существовала в данный момент на рынке труда, а в XV веке она уже определялась госу- дарством, причем зачастую была значительно ниже, чем

та, которая существовала на рынке труда. Поэтому Мно- гие мастера прибегали к всевозможным хитростям и уловкам, чтобы избежать работы на городскую коммуну; это вызывало протест со стороны менее ловких и удач- ливых мастеров, которые не могли примириться с мыслью, что их коллегам удастся избежать работы на государ- ство и зарабатывать вдвое больше тех, кто, подчиняясь приказам, трудился в арсенале.

Частное судостроение еще сохраняло в этот период форму ремесленного производства: квалифицированные рабочие попрежнему назывались мастерами; каждый из них имел право держать определенное количество уче- ников, обычно не более двух (большей частью это были его сыновья или племянники); мастера были обязаны состоять в одном из двух цехов — конопатчиков или судо- строительных плотников, так называемых марангонов (marangoni) — и соблюдать цеховые статуты. Фактиче- ски, однако, это производство не было и не могло быть по своему характеру ремеслом: оно нуждалось в до- вольно дорогом оборудовании, требовало значительного предварительного капиталовложения, совместной работы значительного числа квалифицированных рабочих и чер- норабочих в одном и том же доке, все это приводило к глубокой дифференциации в среде так называемых ма- стеров. Огромное большинство из них были мастерами только по названию, являясь, по существу, наемными рабочими, получавшими у подрядчика ежедневно или еженедельно заработную плату и питание. Одновременно из их среды выделился немногочисленный слой привиле- гированных рабочих, занимавших, правда, довольно скромное положение. Сюда входили старшие мастера, которые были собственниками дока и предоставляли ра- боту известному числу мастеров. Но даже этих старших мастеров нельзя считать капиталистами, которые полу- чали прибыль и брали на себя риск, связанный с по- стройкой корабля. В целом, во всяком случае, до XVI века все расходы и весь риск по предприятию брали на себя судовладельцы; в этот период появились даже особые постановления, запрещавшие мастерам и старшим мастерам предпринимать на свой страх и риск какую-либо постройку и извлекать из нее прибыль.

Итак, с экономической точки зрения, судовладе- лец является в то же время и судостроителем: когда

судовладельцу нужно построить корабль, он "не ограни- чивается тем, что поручает эту постройку собственнику дока, но сам ведает всеми делами по строительству, за- ключает договоры со старшим мастером или даже непо- средственно с отдельными мастерами и обеспечивает оплату труда нанятых ими рабочих.

7. Однако самой важной отраслью промышленного производства было текстильное производство, на протя- жении всего средневековья игравшее ведущую роль в экономическом развитии крупных и мелких городских центров Италии и стоявшее на первом месте как по числу занятых в нем лиц, так и по количеству употреблявше- гося в нем сырья, а равным образом по объему торговли текстильными товарами.

Наименее важной отраслью текстильной промышлен- ности было, очевидно, льняное производство, быть мо- жет, потому, что итальянский климат был всегда мало благоприятен для культивирования льна, который в про- шлом, как и в настоящее время, выращивали лишь в не- которых местностях района Кремоны и в меньшем коли- честве в других низменных и сырых местностях Лом- бардской низменности и Пьемонта.

Италия была бедна сырьем, тем не менее она не ввозила недостающего ей сырья из стран, расположенных к северу от Альп; эти страны предпочитали, особенно с конца XIV века, ввозить в Италию свои льняные ткани, которые уже тогда ценились очень высоко и составляли один из главных объектов торговли между городами Германии и крупными городами Северной Италии.

Небольшое количество льна, которое выращивалось в Италии, преимущественно использовалось для укреп- ления основы тканей смешанного типа, так называемых* fustagni и pignolati. Основным материалом для выра- ботки этих тканей был хлопок, культивировавшийся в небольшом количестве в Сицилии и некоторых областях Южной Италии, а также импортировавшийся из Кипра и Сирии. Этот импорт с конца XIV века начал посте- пенно возрастать; одна Венеция ежегодно отправляла на Восток караван, главным образом за хлопком, состояв- ший из значительного числа торговых кораблей боль- шого тоннажа; этот караван так и назывался «караваном хлопка» (muda del cotoni).

Производство fustagni и pignoiati, привившееся во многих больших городах Паданской равнины, было орга- низовано по типу шерстяной промышленности. Крупней- шим центром хлопчатобумажного производства была Кремона, экспортировавшая ежегодно несколько десят- ков тысяч кусков ткани, в основном при посредничестве Венеции.

Производство шелка в период наивысшего расцвета итальянских коммун еще не достигло того развития, ко- торое в начале нового времени выдвинуло его на первое место среди отраслей промышленности, работавших на экспорт, так как было призвано удовлетворять растущую потребность в роскоши княжеских дворов и частных лиц. До XII века производство шелка процветало, очевидно, только в Сицилии, где оно было введено арабами. В пе- риод норманского господства в Сицилию были пригла- шены византийские ткачи, которые способствовали рас- цвету производства шелковых тканей.

Так, Эдризи и Уго Фалькандо с восхищением описы- вали великолепные изделия королевской мастерской в Палермо. Шелковой промышленности, перенесенной Ро- жером II на континент, позднее покровительствовал Фридрих II, который нашел в ней удобное средство для увеличения доходов фиска. Он отдал красильни шелка на откуп евреям, которые еще около 1400 года продол- жали заниматься этим ремеслом во многих городах юга, главным образом Апулии.

В XIII веке шелкоткацкое производство начинает за- рождаться в некоторых городах Тосканы и Северной Италии: во Флоренции, Болонье и Венеции (не считая Лукки). В Болонье в 1273 году, как сообщает город- ская хроника, некий Франческо Боргезано устано- вил даже перед воротами города — Порта Кастильоне самую древнюю из известных нам механических пря- лок (для сучения нитей шелка), которая приводи- лась в движение энергией воды; эта прялка, вероятно, заменяла собой труд 400 прядильщиков, работающих вручную.

Но в целом то обстоятельство, что шелковое произ- водство не получило в отдельных городах самостоятель- ной цеховой организации, а было связано с купцами, торговавшими в розницу сукном, галантерейными това- рами, меховыми изделиями и т. п., а подчас даже

зависело от этих купцов, — свидетельствует о том, что эта промышленность еще не играла значительной роли.

Единственным городом, в котором она приобрела не только торговое значение, но и получила большое разви- тие, достигла узкой специализации, причем каждая узкая отрасль имела свои статуты, была в это время Лукка. Лукка является подлинной родиной итальянской шелко- ткацкой промышленности, которая создалась здесь бла- годаря деятельности лучших элементов городского насе- ления, вынужденных позднее — в первых десятилетиях XIV века — по политическим причинам эмигрировать из города.

Вначале основной поток эмигрантов направился в Болонью и Венецию, позднее началось их переселение во Флоренцию и Геную. Мы располагаем довольно мно- гочисленными данными об организации шелковой про- мышленности в Венеции начала XIV века, и эти данные свидетельствуют о том, что изготовлением шелка зани- мались только представители цветущей луккской коло- нии. Ткачи и купцы были организованы в две раздельно существовавшие корпорации: ткачи работали на купцов, объединенных в «Corte della seta», но сохраняли по от- ношению к ним известную автономию, не опускаясь до положения настоящих наемных рабочих, находящихся во власти купца-предпринимателя.

* * *

Главной отраслью не только в текстильной, промыш- ленности, но и во всем промышленном производстве в течение средних веков в Италии, как и во всей Западной Европе было производство шерсти. Первое место, кото- рое начиная с XVIII века принадлежало хлопку и лишь в XX веке начало постепенно переходить к вискозе, в прошлом бесспорно занимала шерсть. Она была нужна всем — и представителям беднейших классов и богачам с их утонченной роскошью. Именно потому, что в шер- стяной ткани нуждались все слои населения, а сырье для нее можно было получить в любых климатических усло- виях, было бы абсурдным приписывать какому-либо од- ному народу первенство или монополию в сфере произ- водства шерсти. Даже в самые мрачные столетия раннего средневековья, последовавшие за падением Римской

империи, шерсть продолжала изготовляться во всех европейских странах: ее производство приняло либо форму деревенского домашнего производства, либо форму городского ремесла; ремесленные мастерские име- лись и в замках и в крупных монастырях. И позднее, не- смотря на то, что некоторые города выдвинулись на пер- вое место по выработке сукон, во всех других областях продолжало существовать и даже получило большее рас- пространение мелкое ремесло, удовлетворявшее потреб- ность широких кругов населения в шерстяных тканях.

Продуктом развившегося в отдельных областях диф- ференцированного производства и объектом соперниче- ства между этими областями были лишь ткани лучшего качества, предназначавшиеся для высших сословий. Эти сукна изготовлялись, по крайней мере вначале, лишь в отдельных районах, располагавших лучшим сырьем,. квалифицированными мастерами и более совершенным техническим оборудованием. Было бы нелепо утвер- ждать, что в Италии эта промышленность развилась раньше, чем в других странах: приоритет в этом отноше- нии принадлежал тому небольшому району северо- западной Европы, центром которого была Фландрия. От- сюда суконное производство распространилось на Бра- бант, северную и северо-восточную Францию, наконец на восточную Англию и южную Голландию. Однако Италии принадлежало неоспоримое первенство в области торговли шерстяными тканями: итальянские купцы были самыми энергичными и предприимчивыми посредниками при перевозке этих товаров с шампанских ярмарок или непосредственно из центров их производства на юг и юго- восток. «Французские» сукна (franceschi) появлялись на всех крупных рынках Средиземноморья, главным обра- зом благодаря посредничеству этих купцов. Правда, са- мые ранние источники говорят о купцах из других стран Западной Европы, добиравшихся до Генуи и Венеции; но с XI века все более возрастает число итальянских купцов — lombardi, закупавших сукна на рынках Фланд- рии и Нидерландов; тем самым «ломбардцы» создали наиболее прибыльную и известную отрасль итальянской торговли. В самом деле, главным видом деятельности и источником экономического могущества итальянских купцов была местная торговля импортированными сук- нами и их перепродажа в другие страны. В качестве

наиболее яркой иллюстрации успешной деятельности купцов, торговавших сукном, можно привести флорен- тийский цех Калимала; из того же источника шли до- ходы купцов Лукки, Сиены, Пьяченцы, Милана и всех других крупнейших коммун Северной Италии.

Как и во всех остальных областях экономики итальян- ских городов, и в шерстяном производстве торговля сук- нами играла определяющую роль: именно торговля была той движущей силой, которая в основном значительно способствовала развитию производства, несмотря на то, что в отдельных и редких случаях она тормозила его развитие. В своей политике Венеция и Генуя исходили не только из интересов небольшой группы купцов, вво- зивших чужеземные сукна; и все же самый расцвет средиземноморской торговли, особенно левантийской, определялся свободным импортом в Венецию и Геную и перепродажей здесь сукна — одного из немногих про- дуктов Запада, пользовавшихся большим спросом на рынках Леванта и Северной Африки. В двух венециан- ских таможенных тарифах XIII века перечисляются сукна только шести итальянских городов (Лукки, Флоренции, Милана, Комо, Бергамо и Брешии) и более тридцати ви- дов шерстяных тканей значительно более высокого ка- чества, которые привозили из французских городов (та- ких городов было двадцать), из Нидерландов, и даже из Англии (отсюда вывозили всего лишь один вид ткани). Попытка закрыть доступ этому весьма широкому потоку импортируемых товаров и создать тем самым благоприят- ные условия для развития городской промышленности, усилила бы опасность кризиса, угрожавшего торговле с Левантом, так как эта политика затруднила бы посту- пление на венецианский рынок восточных товаров, при- носивших большую прибыль.

В экономике этих городов первую роль играла торго- вая и морская деятельность, что препятствовало разви- тию шерстяной промышленности. Это происходило по следующим причинам: промышленность не была обеспе- чена необходимым капиталом, ибо владельцы капитала предпочитали вкладывать его в более рискованные, но зато сулившие значительно большую прибыль отрасли экономики, такие, как судостроительная промышлен- ность, а также в морскую торговлю; заметно сократи- лось и число рабочих рук, нужных для выполнения наи-

более низкооплачиваемых и неквалифицированных работ в суконном производстве. Недостаток рабочей силы обо- стрялся еще и тем обстоятельством, что в Венеции, как и в Генуе, отсутствовала сельская округа, население ко- торой, частично переселяясь в город, могло удовлетво- рить потребности городского рынка труда.

В ином положении находились крупные коммуны вну- тренних областей. В этих городах само сословие купцов, несмотря на доходы, извлекаемые им из импорта чуже- земных сукон, с какого-то момента стало стремиться, а может быть, и было вынуждено дополнить этот импорт (не заменяя его) продукцией местной промышленности, расширив ее объем, оживив ее и придав ей более рацио- нальную и сложную организацию. Купцы поняли, на- сколько удобно иметь в своем распоряжении местную продукцию, особенно в тот период, когда начался отме- ченный нами рост городского населения (XI—XIV века), повысился жизненный уровень значительной части горо- жан, что привело к быстрому увеличению потребления сукна. Кроме того, расширение локального производ- ства отчасти обусловливалось причинами международного характера; к ним относятся упадок шампанских ярмарок, препятствия, с которыми все чаще сталкивались итальян- ские купцы во многих районах Франции, появившаяся в результате развития морской торговли возможность обеспечить шерстяное производство сырьем высшего ка- чества из стран Гарбо, Испании, с Балеарских островов и, наконец, из Англии (превосходство «французских» су- кон объяснялось главным образом прекрасным качеством английской шерсти).

Импорт тканей высокого качества не подорвал мест- ного суконного производства, которое в Тоскане достигло наивысшего развития в первой половине XIV века, а в других областях, особенно в Ломбардии, продолжало развиваться еще в XV веке. Согласно широко известным свидетельствам Джованни Виллани, в начале XIV века во Флоренции 300 предприятий ежегодно выпускало 100 тысяч кусков сукна: за 30 лет эта продукция упала до 70—80 тысяч кусков, причем теперь их выпускали всего лишь 200 предприятий; но при этом стоимость каждой штуки сукна удвоилась, и их общая стоимость достигла суммы в 1200 тысяч флоринов; итак, в среднем один ку- сок сукна стоил более 15 флоринов. Виллани полагает,

что это повышение стоимости сукна объясняется приме- нением английской шерсти, которую ранее либо мало использовали, либо совсем не умели использовать.

В то же время двадцать компаний, входивших в цех Калимала, продолжали импортировать во Флоренцию ежегодно 10 тысяч штук сукна (общей стоимостью в 300 тысяч флоринов), предназначавшихся для самих флорен- тийцев; к этому следует прибавить еще некоторое коли- чество сукна, рассчитанного на дальнейшую перепродажу (объем данной статьи импорта нам неизвестен).

Когда в Венеции (в 1380 году) было проведено, быть может впервые, мероприятие протекционистского харак- тера, имеющее целью защитить местную промышлен- ность, в число импортируемых сукон, которые запреща- лось продавать в розницу, не вошли «французские сукна и те, которые называются французскими (из Фландрии и Брабанта), и сукна из Англии» (panni francischi et qui appellantur Irancischi et de Anglia). Следовательно, эта протекционистская политика была направлена против промышленных городов Венето, Ломбардии и Тосканы и ни в малейшей степени не затрагивала оптовой тор- говли, предметы которой в большей своей части пере- продавались в Левант. Уже в это время большую часть товаров, предназначавшихся для дальнейшей перепро- дажи, составляла итальянская продукция. В одной из знаменитых речей, которые Санудо приписывает дожу Томмазо Мочениго, говорится, что из одной лишь Лом- бардии в Венецию ежегодно ввозится 5 тысяч кусков сукна, изготовленных в Комо, Бергамо, Брешии, Милане, Монце, Павии, Парме, Александрии, Тортоне, Новаре, общей стоимостью 900 тысяч золотых дукатов.

Итак, в течение XIV века итальянская продукция не только увеличилась в своем объеме, но и улучшилась по своему качеству. Рост итальянской промышленности отчасти объясняется тем, что эта промышленность рабо- тала на импортной — испанской и английской — шерсти, которая в значительных количествах ввозилась при по- средничестве Пизы, Генуи и Венеции. Известную роль в развитии итальянской промышленности сыграло также введение более совершенной техники и создание эконо- мически более высокой организации производства.

Множество разнообразных технических процессов, которым подвергается шерсть — сначала сырье, а затем

полуфабрикат, прежде чем превращается в готовый про- дукт, — придает совершенно особый отпечаток этой от- расли производства. Получив тюк шерсти, обычно не- очищенной, суконщик должен ее рассортировать. Затем шерсть бьют, треплют, промывают, слегка пропитывают растительным маслом, прочесывают кардами, а иногда и деревянными гребнями со стальными зубьями. После этого шерсть подготавливают для основы и прядут. Когда пряжа получена, а в некоторых случаях также и окра- шена, ее наматывают, подвергают операции снования, шлихтуют клейкими веществами и, наконец, ткут. Но ткань, вышедшая из рук ткача, далеко еще не предста- вляет собой готового продукта. Для этого ее следует подвергнуть тем операциям, которые требуют наиболее сложного и дорогостоящего технического оборудования: вторичной промывке, называющейся во многих местно- стях очисткой, валянию, которое производится при по- мощи энергии воды на сукновальной мельнице, вытяги- ванию, ворсованию (то есть удалению особыми кард- ными щетками с правой и левой стороны сукна ворса, свалявшегося при валянии) и стрижке. Все операции по окончательной отделке ткани, равно как и ее окраска, имеют своей целью придать сукну те качества, благо- даря которым оно удовлетворяло бы вкусам покупателей.

Столь многочисленные операции (их перечень, не- смотря на его длину, все-таки не совсем полон) едва ли осуществимы в рамках ремесленного производства, в ко- тором весь производственный цикл совершается в ма- стерской ремесленника, работающего вместе с членами своей семьи или несколькими помощниками. Ремеслен- ный тип производства, пожалуй, возможен и в сукноде- лии, однако лишь в тех мелких центрах, где у произво- дителя есть свой узкий круг постоянных покупателей, потребности которых скромны и отнюдь не разнообраз- ны. Возможно, что в этих случаях ремесленник затрачи- вает предварительно небольшую сумму денег, чтобы приобрести местное сырье, или даже берет эту сумму в виде задатка у заказчика; такой ремесленник разделяет между своими помощниками все многочисленные опе- рации, необходимые для получения готового продукта, может быть, за исключением окраски сукна, которая, очевидно, повсеместно являлась самостоятельным ре- меслом.

Однако как только увеличивается спрос на сукно, как только круг заказчиков расширяется, а сами они стано- вятся более требовательными и разборчивыми, концен- трация всей торговой и ремесленной деятельности в одних и тех же руках сразу же становится невозможной. Такой концентрации препятствует необходимость расхо- довать огромные средства на приобретение наиболее ценного сырья и различных орудий труда; но основным препятствием является то, что для получения продукции высокого качества отдельные операции должны произво- диться рабочими соответствующих специальностей; таким образом создается то разделение труда, которое в сред- ние века встречается только в этой отрасли промышлен- ности. Есть основания предполагать, что к тому же ре- зультату могло привести разделение производства шерсти на множество независимых и связанных между собой промыслов. Однако такая гипотеза справедлива лишь частично и притом только в теории, поскольку даже ма- стера, выполнявшие определенные операции в собствен- ных мастерских, не обладали экономической самостоя- тельностью и не входили в непосредственный контакт с покупателями; такие операции, как, например, пряде- ние, осуществлялись преимущественно женщинами, ра- ботавшими на дому, у себя в деревне, а такие операции, как битье шерсти, прочесывание ее кардами и гребнями, а также все наиболее тяжелые работы и все подсобные операции производились наемными рабочими-поденщи- ками. Что же касается остальных наиболее важных опе- раций, то тканье производилось как в мастерских, так и на дому, а организация дорогостоящих производствен- ных процессов, таких, как очистка, валяние, ворсование, вытягивание и стрижка сукна, напоминала в небольшом масштабе организацию мануфактуры, в которой пред- приниматель за свой счет заставляет работать незначи- тельное число зависимых от него рабочих.

Организация со столь сложным разделением труда, не могла сложиться и процветать, если бы во главе ее не стоял предприниматель, являвшийся одновременно и соб- ственником и управляющим, который последовательно передавал продукт в различные отделы и получал его обратно после завершения определенной производствен- ной операции, уплачивая рабочим причитающуюся им плату. Этот предприниматель, экономическую природу

которого нелегко определить, назывался шерстяником или суконщиком (lanaiuolo, lanaro, lanifex, drappiere). Он сохранял право собственности на продукт начиная с того момента, когда его покупали в виде сырья, и на всех стадиях его обработки, вплоть до момента продажи окончательно отделанного сукна. Изредка предпринима- телем становился ткач, которому удалось стать упра- вляющим, иногда — сукновал, стригальщик или даже красильщик. Но в большинстве случаев, по крайней мере в Италии, шерстяник был прежде всего купцом, главным занятием которого являлась продажа — в розницу или оптом — сукон, а часто даже купля-продажа шерсти (сырья). Эту свою основную деятельность он совмещал с промышленной деятельностью, которая зачастую за- ключалась не только в том, что он заставлял работать за свой счет (большей частью конкурируя с другими су- конщиками) определенное число ремесленников, рабочих, трудившихся на дому, наемных рабочих, но и в его непо- средственном участии в производстве, так как он лично управлял теми центральными мастерскими, где нельзя было положиться на простого мастера-ремесленника.

Исходя из всего этого, мы можем прийти к выводу, что шерстяную промышленность в крупнейших центрах производства и экспорта нельзя рассматривать как ре- месло; она скорее приобретает характер децентрализо- ванной мануфактуры. И все же, несмотря на то, что при таком типе производства капитал обладает довольно важными функциями и связан с наемным трудом, опла- чиваемым сдельно или поденно, у нас нет достаточных оснований утверждать, что шерстяник уже приобрел все характерные черты предпринимателя капиталистического типа. Разрешить этот вопрос можно будет только в том случае, если, кроме хорошо изученной истории цеха Лана, будут систематически исследованы нотариальные акты, когда будет произведена обещанная Сапори пуб- ликация бухгалтерских книг торговых предприятий, спе- циализировавшихся на производстве сукон, ибо эти источники должны пролить свет на деятельность отдель- ных предпринимателей. Теперь же, пока еще нет всех этих необходимых публикаций и исследований, мы склонны видеть в подавляющем большинстве шерстяни- ков типичных мелких торговцов, занимавшихся одновре- менно промышленной деятельностью, которые по своей

целенаправленности и своим экономическим возможно- стям стоят гораздо ближе к торговцу-ремесленнику, чем к настоящему предпринимателю капиталистического типа. К этому выводу побуждает нас тот факт, что продукция каждого отдельного шерстяника была не- большого объема; об этом свидетельствуют цифры, при- водимые Виллани, которого не раз, но всегда несправед- ливо, обвиняли в преувеличениях. Если 200 предприятий вырабатывало в год от 70 тысяч до 80 тысяч штук сукна, то годовая продукция каждого из них составляла 350— 400 штук, в среднем по 15 флоринов за кусок. Следова- тельно, общая стоимость продукции отдельного пред- приятия равнялась 5250—6000 золотых флоринов, то есть была весьма скромной, если принять во внимание, что речь идет о периоде наивысшего расцвета флорентий- ского производства и что предприниматель должен был расходовать большие средства на приобретение сырья и оплату труда многочисленных квалифицированных рабочих. Но еще более показательные данные мы нахо- дим в уставах компаний по производству шерсти; в них шерстяник зачастую выступает в качестве компаньона, участвующего только в руководстве производством или же, в лучшем случае, помещающего в компанию незна- чительный капитал, нередко равняющийся четвертой или пятой части того капитала, который вкладывает в пред- приятие компаньон, бывший подлинным капиталистом.

Наконец, косвенным доказательством нашего тезиса является то обстоятельство, что во многих городах было чрезвычайно трудно привлечь в производство капитал частных лиц, для этого нередко требовалось вмешатель- ство городских властей, тирана, цеха или какой-либо монашеской конгрегации. К числу таких городов принад- лежала, например, Падуя, где в XIV веке политические события привели к тому, что многие семейства, накопив- шие большие богатства путем торговли и ростовщиче- ства, эмигрировали, а сам город пришел в упадок. К числу таких городов относится и Венеция, где вла- дельцев капитала попрежнему несравненно больше влекли мореплавание и морская торговля. В том и дру- гом случае коммуне или цеху приходилось вмешиваться и брать в свои руки проведение таких производственных процессов, как ворсование и очистка шерсти, так как устройство ворсильни и отделения для очистки треба-

вало крупных затрат. Во многих городах Ломбардии и ряде мелких городских центров остальной Италии в деле изготовления шерстяных тканей обращались к гумилиа- там, жалуя им участки земли, предоставляя кредит на выгодных условиях и освобождая их от налогов. Гуми- лиаты не ставили своей задачей заново создать произ- водство, ибо оно уже существовало, их целью было рас- ширить и оживить его; к их помощи прибегли потому, что в тех городах, где не было предприимчивых и ини- циативных капиталистов, только гумилиаты могли в ка- кой-то степени заменить их, так как у них существовал принцип разделения труда и в их распоряжении имелись пригодные для данной цели здания общего пользования.

Итак, очевидно, изучение организации шерстяной про- мышленности также позволяет нам прийти к выводу, что функции предпринимателя капиталистического типа вы- полнял не скромный шерстяник, но крупный купец, ко- торого можно с полным правом назвать предпринимате- лем в самом широком смысле этого слова. Он вкладывает свой капитал, а также и капитал своих родных, друзей, вкладчиков, предоставивших ему свои средства в депо- зит, в любое дело, сулящее прибыль: в импорт шерсти из Англии или Испании или в импорт сукон, в операции, связанные с предоставлением займов городам, государям и частным лицам, в приобретение земель или домов, в финансирование городской промышленности. Лишь эти смелые и осторожные дельцы, характер которых форми- ровался в процессе крупной торговли с отдаленными странами, положившей основу их обогащения, были под- линными представителями нашей эпохи в итальянской экономической жизни XIII—XIV веков. Именно этим людям итальянское шерстяное производство было обя- зано своим быстрым развитием.

8. Художественная промышленность по своему ха- рактеру была прямо противоположна шерстяному произ- водству. Если последнее выпускало (в крупных городах) массовую продукцию, рассчитанную на очень широкий круг потребителей, вследствие чего это производство и подпало под контроль капитала, то все отрасли художе- ственной промышленности по своей природе были сугубо индивидуальны и изготовление художественных изделий не выходило за пределы ремесленной мастерской в

32,9

самом высоком значении этого слова, ибо художественная промышленность требовала вкуса, артистического чутья и особых технических приемов, эти приемы держались в строгом секрете и передавались от отца к сыну.

Некоторые из подобного рода ремесел, таких, напри- мер, как производство художественных шелковых тканей (дамаск, парча, гобелены), художественная работа по дереву, железу, меди, бронзе, знаменитое венецианское производство металлических изделий, достигли наивыс- шего расцвета с XV века; однако расцвет других ремесел начался гораздо раньше. В Венеции очень быстро раз- вилось искусство мозаичной живописи, которое было заимствовано из Рима через Равенну. Уже в XIII веке оно достигло высокого совершенства и принесло масте- рам по мозаике столь большую славу, что когда нача- лись гигантские работы по внутреннему украшению фло- рентийского баптистерия, то обратились именно к этим мастерам.

Наравне с мозаикой развивалась техника мраморных инкрустаций, особенно часто применявшихся для украше- ния пола. В отделке сиенского собора искусство мрамор- ных инкрустаций достигло' такого совершенства, что эти инкрустации можно сравнить лишь с лучшими памятни- ками живописи эпохи Возрождения. Столь же значи- тельным был прогресс в изготовлении золотых и серебря- ных изделий, а также предметов из слоновой кости, которое достигло высокой степени совершенства в круп- ных городах, поддерживавших наиболее оживленные и тесные сношения с византийским и арабским миром, главным образом в Венеции и Пизе, а позднее во Фло- ренции. Самые богатые патриции Венеции вели тор- говлю драгоценными камнями и нередко становились капиталистами-компаньонами лучших золотых дел ма- стеров города, которые изготовляли драгоценные укра- шения, пользовавшиеся большим спросом во всех стра- нах Запада.

С XII века в Венеции существовало также стекольное производство, заимствованное, вероятно, из Леванта, которое с конца XIII столетия скоцентрировалось на ост- рове Мурано. Техника этого производства в последующие столетия настолько усовершенствовалась, что оставалась непревзойденной до XVII века, но, тем не менее, оно со- хранило характер мелкого ремесла. В Венеции имелось

множество небольших по размерам стеклоплавильных печей, у которых работало по одному мастеру .или, в ред- ких случаях, несколько мастеров, пользовавшихся по- мощью немногочисленных подмастерьев и учеников.

Лишь в конце периода городских коммун зарождается итальянское производство художественной керамики, за- служившей позднее столь широкую известность. Его ро- диной являлась Умбрия, откуда оно распространилось на другой склон Апеннин, где начало развиваться в Каетель- Дуранте, Урбино, Пезаро и особенно в Фаэнце, которая дала свое имя самому ценному виду керамических изде- лий — фаянсу. Из Фаэнцы керамическое производство быстро распространилось в XV веке по различным обла- стям Италии: искусство керамики процветает отныне в Перудже, Губбио, Читта ди Кдстелло, а равным образом в Падуе, Венеции, Сиене, Кастельфьорентино, Флоренции, Прато, Пистойе, Павии. Вершиной керамического искус- ства являлись изделия, вышедшие из знаменитой мастер- ской семьи делла Роббиа.

Здесь, в области художественной керамики, бронзо- вых, золотых и серебряных изделий, трудно провести чет- кую грань между искусством и ремеслом: из ремеслен- ных мастерских, обычно работавших на продажу, время от времени выходили совершенные и оригинальные ра- боты, творцы которых в большинстве случаев нам даже неизвестны. В тех же самых мастерских проходили свое обучение и нашли себе помощников величайшие скульп- торы, чеканщики по металлу и резчики Возрождения.