12.3. Особенности и перспективы развития политической культуры современной России

Обобщая результаты зарубежных и отечественных исследова­ний, А.В. Андреенкова пишет, что «новая ценностная плоскость политики — материализм/постматериализм — пока еще не сфор­мировалась в России, так как на повестке дня стоят сугубо мате­риалистические вопросы личной и экономической безопасности и экономического роста». В то же время она отмечает, что послевоенные поколения и более образованные группы населения ори­ентируются, преимущественно на постматериалистические ценнос­ти, и что в будущем эти ценности могут стать значимым факто­ром политической стратификации [Андреенкова А. Б. Политическая стратификация современного российского общества. М., 1998. С. 19]. Этот вывод подтверждает предположение о том, что более младшие когорты российских граждан выбирают постматериалис­тические ценности на основе своего социального статуса (более образованные), в то время как старшие делают тот же выбор на основе традиционного преобладания коммуникативной компоненты в российской национальной культуре, для которой установление и сохранение взаимопонимания и хороших отношений с людьми были одними из главных ценностей.

На этом можно закончить изложение вопроса о предпосылках; формирования гражданской культуры в России и приступить к анализу реального проявления ее основных признаков в массовом политическом сознании и поведении населения.

В вышеупомянутом всероссийском опросе ЦЕССИ (май 1996г.) было выявлено следующее распределение ответов на вопрос: «Насколько вы интересуетесь политикой?» (рис. 63).

Рис. 63. Интерес к политике

Источник: Представительная демократия и электорально-правовая культура / Под ред. Ю. А. Веденеева, В.В. Смирнова. М., 1997. С. 135.

Сравнение этих данных с результатами опросов «Евробарометра» (см. рис. 51) позволяет сделать вывод о том, что уровень инте­реса к политике в России не очень сильно отличается от среднеевропейского: доля испытывающих большой и достаточный интерес к политике в России составляла в 1996 г. 41%, а в среднем по странам ЕС в 1994 г. — 45%. Доля тех, кто мало (не очень) ин­тересовался политикой, составила 40 и 37% соответственно, удель­ный вес совсем не интересующихся политической жизнью был одинаковым — 18%. Если учесть, что данные ЦЕССИ заслуживают абсолютного доверия, то придется признать необоснованными ут­верждения о низком уровне интереса к политике в России. Разу­меется, население России уступает по этому показателю населению Дании и Великобритании, но нисколько не отстает от населения Германии (41 и 42% соответственно).

На графике видно, что значительные показатели повышенного интереса к политике наблюдаются у средних возрастных групп, у младших и старших возрастных групп они ниже (следует обратить внимание на два «пика» по альтернативе «совсем не интересуюсь»: 44% в группе 18—19 лет и 26% в группе 60 лет и более). Разуме­ется, есть и другие данные, которые отличаются от приведенных выше. Так, согласно ноябрьскому 1994 г. всероссийскому опросу ВЦИОМ, в «очень большой» и «большой» степени политикой ин­тересовались 9% опрошенных, в «средней степени» — 28%, в «малой степени» — 35%, «совсем не интересовались» — 28% [Экономические и социальные перемены. Мониторинг общественного мнения. 1995. № 2. С. 10]. Эти данные ниже среднеевропейских и соответствуют тому уровню интереса, который зарегистрирован в 1994 г. в Испании. Правда, разница в 4% может находиться в пре­делах погрешности измерения (с учетом различия альтернатив от­вета на вопрос). Сопоставление данных всероссийских исследований ЦЕССИ по вопросу о готовности участвовать в различных акциях протеста с аналогичными данными международных опросов, позволяет сде­лать вывод о том, что по этому показателю население России ус­тупало (в 1999 г.) населению стран ЕС и США по всем видам акций, за исключением обращений (рис. 64).

Рис. 64. Готовность к протесту в России, странах ЕС и США

Источники: Россия в поисках стратегии: общество и власть. М., 2000. С. 186; Рукавишников В., Халман Л., Эстер П. Политические культуры и социальные изме­нения. М., 1998. С. 180.

На графике наблюдается снижение активности населения Рос­сии в 1999 г. в сравнении с предыдущими годами по всем видам протеста, за исключением захвата зданий (10% в 1991 г. и 12% в 1999 г.). Многие аналитики считают парадоксальным тот факт, что на фоне намного более низкой, в сравнении со странами ЕС и США, удовлетворенности жизнью, в целом население России в меньшей степени готово к протесту в защиту своих интересов, чем население этих стран.

На графике видно, что в 1991 г. уровень потенциальной протестной активности населения России был почти таким же, как в странах ЕС, однако затем он резко снизился. Это объясняется не только слабой укорененностью элементов гражданской культуры в сознании и поведении людей, но и недостаточным развитием де­мократических институтов. Отсюда разочарование в способности отстаивать свои интересы и гражданские права и влиять с помо­щью различных акций на решения властей. Второй причиной сни­жения готовности к протесту служит установка населения России на неполитические способы решения своих проблем. Так, 54,9% опрошенных в марте 1999 г. социологами РНИСиНП представите­лей российского среднего класса ответили, что в случае значитель­ного ухудшения условий жизни будут искать дополнительные зара­ботки и только 3% собирались участвовать в митингах, демонстра­циях и голодовках [Средний класс в современном российском об­ществе, 211]. Подобный отказ от традиционных способов защиты интересов сопровождается наличием довольно большого числа экстремистски настроенных граждан. Так, например, заявили, что могут взяться за оружие 5,7% среднего класса [Там же] и 15% представителей всех слоев населения, опрошенных в декабре 1998 г. социологами ИСПИ РАН [Россия: преодоление националь­ной катастрофы. М., 1999. С. 198].

Правда, наряду с подобного рода негативными данными есть и позитивные. Они касаются показателей субъективной политичес­кой компетентности и политической включенности населения Рос­сии. Электоральная статистика и опросы свидетельствуют о том, что россияне в основном рассчитывают влиять на решение своих проблем с помощью выборов и личных связей. Последняя форма унаследована от прошлого и постепенно уступает место другим формам. Выборы же прочно вошли в арсенал способов политичес­кого влияния. В качестве подтверждения этого вывода можно при­вести данные всероссийского опроса ЦЕССИ, проведенного в мае 1996 г. по результатам ответа на вопрос: «Могут ли люди, по ваше­му мнению, действительно изменить что-либо в жизни страны, участвуя в голосовании, или это невозможно?» (табл. 32).

Таблица 32