Homo institutius. Человек институциональный - О.В. Иншакова

Российский человек на пути институционализации

представленным множеством не выявленных и не доказанных случаев, которые не обладают всеми признаками уголовно-пр а- вового события, квалифицируемого как мошенническое дейс твие. В результате образуется особая реальность обмана, более р азмытая и условная, чем криминалистические характеристики да н- ной институции.

Судить об этой реальности можно лишь косвенно, во-пер- вых, опираясь на специальные методики, одна из которых, например, основана на сопоставлении данных уголовной стати стики с заявлениями, жалобами, сообщениями о преступлениях в средствах массовой информации и т. п. Другая подобная методика строится на сравнении таких данных с результатами анон имного анкетирования населения, должностных лиц, предприни - мателей и т. д. Во-вторых, для определения действительных масштабов рассматриваемого явления необходимо проводить с опоставление уголовной статистики со статистикой гражданск о-пра- вовых деликтов, административных и дисциплинарных право нарушений, материалами судебных, контролирующих и иных орга - низаций. Выявленные и получившие здесь правовую оценку фа кты некриминального обмана отличаются от собственно мошенн и- ческих действий размерами нанесенного ущерба и отсутств ием прямого умысла.

Но грань между этими двумя видами фактов, имеющими различную правовую квалификацию, достаточно условна. Так , в ходе исследования теневой экономики в СССР (Московцев, Та д- жибаев, 1990) эмпирически была выявлена устойчивая связь между ее криминальной и некриминальной составляющими, в силу которой, например, на 1 руб. преступных доходов приходится 5—6 руб. незаконных, но некриминальных доходов. По аналогии, для того, чтобы состоялся один факт криминально го мошенничества, в этой же сфере деятельности должно реализ о- ваться не менее 5—6 событий некриминального обмана, иденти - фицированного под различными разделами правонарушений. Преступление же как закономерное событие происходит в обста новке систематических правонарушений.

В-третьих, массовая практика российского бизнеса, в том числе взаимодействие покупателей и продавцов на рынках, х а- рактеризуется отсутствием правовых оценок и удовлетвор ением

809

РАЗДЕЛ VI

неформальными механизмами улаживания разногласий и нед о- пущения конфликтов. Не получая соответствующей оценки со стороны общества и государства, такая практика является « кузницей» изощренных форм и методов обмана потребителей, пар т- неров по бизнесу, органов управления и контроля и др.

Для аналитического предвосхищения «нестандартных» форм деловых отношений требуется целостное представление фе номена мошенничества, установление механизма совершения д ействий в рамках данной институции на основе их вербального моделирования, позволяющего раскрыть суть типовых форм обмана «изнутри».

В известной модели «треугольник мошенничества» (Альбрехт, Венц, Уильямс, 1995, с. 14—85) выделяются следующие необходимые элементы этой институции: 1) давление внешних обстоятельств, прежде всего, финансовых; 2) возможность совершить и некоторое время скрывать акт мошенничества; 3) сп о- собность оправдать это действие.

Исходя из такого набора детерминирующих сил, мошенни- чество предстает институцией, которую может осуществить любой актор в условиях адаптации к агрессивной внешней сред е. «Если человек ощущает давление внешних обстоятельств, им еет возможность и может оправдать свой поступок перед самим с о- бой, то он, скорее всего, пойдет на мошенничество», — пишут авторы модели (там же, с. 36). Они очень пессимистически смотрят на современного человека, обосновывая свою позицию ра з- нообразными фактами: в частности, примерно 60 % всех американцев когда-либо в своей жизни что-либо «стащили» из мага - зина; 2/3 опрошенных студентов ведущих колледжей когда-либо во время зачетов и экзаменов жульничали; 87 % менеджеров способны ради улучшения имиджа свой фирмы на совершение мошенничества и др.

Поскольку человеческий «материал», готовый для реализации мошеннических действий, всегда в наличии, основное зн а- чение придается внешним обстоятельствам, среди которых н аиболее значимыми являются: стремление достичь успеха любо й ценой, неудовлетворенность своим трудом, низкая оценка св оего вклада в дела организации, боязнь потерять работу, жела ние свести счеты с начальством или с коллегами, непонимание в

810

Российский человек на пути институционализации

семье, приверженность к азартным играм, наркотикам, алког о- лю, дорогим сексуальным удовольствиям, жизнь не по средствам, большие долги, жадность, низкая производственная д исциплина, отсутствие или недостаточность контроля, равнод ушие к происходящему со стороны окружающих, предоставление ис - каженной или недостаточной информации, неспособность оц е- нить качество работы и др.

Нетрудно заметить, что за большинством из перечисленных жизненных обстоятельств стоят или могут стоять разнообр азные институциональные формы, среди которых выделяются наибо - лее простые институции: стяжательство, очковтирательств о, картежничество, пьянство, наркоманство, иждивенчество, потре - бительство, приспособленчество, аутсайдерство, беспутст во, головотяпство, мотовство, разгильдяйство и др.

Даже там, где, казалось бы, действуют исключительно субъективные психологические факторы (необходимость оп равдания мошенничества перед самим собой), сквозь них «просв е- чивают» те же устойчивые бытовые обстоятельства, прошедш ие достаточно длительную обработку в общественном и индиви дуальном сознании. Самые важные из этих институциональных ф орм социальной психики — мировоззренческие ориентиры и пове - денческие установки, например, «так все делают», «это напр авлено на благие цели», «я заслуживаю большего», «невозможн о вести дело без обмана», «не обманешь — не продашь» и др.

Мошенничество как социальное явление воспроизводится как широкий комплекс взаимодействующих друг с другом раз - нообразных социальных институций, в том числе и «светлых» , зафиксированных с помощью правовых норм, методик, инструкций, многообразных способностей и свойств индивидов, и х функций и статусно-ролевых позиций, на материальных носит е- лях и вербально и т. д.

Создаваемая агентами институции мошенничества реальнос ть подпитывается из еще более широкого основания, состоящег о из неинституциированных форм обмана, образно говоря, из везд е- сущей лжи, «разлитой» тонким слоем по всей человеческой д еятельности. По утверждению некоторых философов, «ложь укор е- нена в повседневной и общественной жизни, имеется всюду, г де взаимодействуют люди; она есть функция любых человечески х

811

РАЗДЕЛ VI

коммуникаций, при которых осуществляется “встреча” инте ресов индивидов и социальных групп. Дело не в том, что имеется она или нет (простой жизненный опыт свидетельствует о нал и- чии лжи), а в том, каков ее удельный вес в каждом конкретном случае» (Алексеев, Панин, 1996).

Остается открытым вопрос, является ли склонность к обману запрограммированной генетически или же здесь все ре шают обстоятельства жизни человека, его воспитание и социал ьная среда. Выгодное для себя введение других людей в заблужде ние вырабатывается с детства по принципам минимизации издер жек на получение постоянного объема благ или повышение объем а и качества благ при неизменных издержках. Так возникают отл ы- нивание, прогулы школьных занятий, имитация болезни, ласкательство и т. д. Постепенно все более совершенно овладевая данной институцией, человек становится способен предуга дывать поведенческие реакции на свои действия и выстраиват ь сложную логику мошеннических актов. При этом наказание за обм ан может стать фактором торможения развития в этой институц ии лишь в случае обнаружения мошенничества, то есть его усто йчи- вое закрепление с детства выступает во многом следствием слу- чайных событий.

В первобытном обществе обман мог способствовать борьбе за выживание, у современных же людей он является одним из факторов преуспевания в жизни. Правда, у нормального чело века подобные действия вызывают душевный дискомфорт, желание исправить последствия своей лжи или найти ей какое-то оправдание (Щербатых, 2003, с. 20 и др.). Однако всегда были и находятся личности, которым обман столь же свойственен, к ак для других — правда. В таком случае мошенничество может ст ать и становится источником средств существования, как в случ аях с различными «цыганами», фокусниками, шаманами, предсказателями, лженищими, шулерами и прочими категориями «непроизводительного класса».

Последнее обстоятельство указывает на появление у обман а свойств систематичности исполнения, специализации и усо вершенствования его приемов, техники и профессиональности, п ревращения его в особый вид занятий с определенным доходом, то есть на начало институциональной организации человек а в

812

Российский человек на пути институционализации

отношениях обмана. Это дает представление о «нижней» гран ице институционализации мошеннического обмана, который на б ы- товом уровне отождествляется с обманом вообще.

Институция взяточничества позволяет еще более отчетливо представить социальные эффекты и пределы теневой инст и- туционализации. Главная проблема общества в этом случае н е просто взятки, даже массовые и масштабные, а возникновени е коррупции, ведущей к тому, что общественные институты, на которых она паразитирует, «портятся», перестают выполнят ь свои задачи, утрачивают «общественную миссию» (Яковлева, 2004, с. 8) и служат узкогрупповым, корпоративным и клановым интересам.

В результате формируется система устоявшегося произвол а, которая охватывает целые сферы общественной жизни и, преж - де всего, сферу государственного управления. В ситуации п роизвола взятка становится рутинным инструментом, сопровожд ая обычный ход подавляющего большинства хозяйственных про - цессов. В соответствии с отношениями коррупции формируют ся эффективные модели поведения (см.: Шонова, 2004), направленные на оптимизацию размера и структуры трансакционны х издержек. Поэтому под словами «мне удобно, чтобы функцион е- ры брали взятки» подпишутся многие добропорядочные граж дане. В самом деле: удобно дать конверт с деньгами или ценный подарок, чтобы не стоять в очередях, не бегать по кабинетам , быстрее получить справку или паспорт, оформить сделку, чт обы ребенка взяли в детсад, чтобы получал хорошие оценки в шко ле и в вузе, приняли в институт, не отправили в армию, не изъяли водительские права, не взимали штраф в полном объеме и т. д. Как показывают глубокие социологические исследования, « все больше бизнесменов считает, что коррупция — это благо для России, что без коррупции невозможно реально работать в н а- шей экономике» (Григорьева, Максаков, 2004, с. 1—2). Коррупция выступает своего рода универсальной смазкой механиз ма функционирования российского общества и его хозяйства.

Благодаря коммерческой эффективности и типичности коррупция утрачивает криминальный смысл и обретает легитим - ность в глазах большинства населения, бизнеса и даже госу дарства. Во-первых, чаще всего российская коррупция совершае тся

813

РАЗДЕЛ VI

как бы по закону, на основании неких нечетко прописанных правил и законов, оставляющих конкретным чиновникам субъ ективное право их толкования (Оборотни..., 2003, с. 1—2). Во-вто- рых, вполне легальный «бюрократический бизнес» возникае т из каждого пункта закона, который уполномочивает чиновника распоряжаться определенными активами. Обладая подобными по л- номочиями значительная часть чиновников неизбежно начи нает извлекать из своего статуса ренту в дополнение к официаль ному доходу. В условиях же государственно-олигархического кап итализма в России можно утверждать, что главным источником коррупции является «сплоченное коррумпированное сообще ство», которое и продуцирует действующие в стране законы (Прива - лов, 2004, с. 10). Как приговор либеральным преобразованиям можно рассматривать тезис С. Роуз-Аккерман: «Широкомасштабное взяточничество способно трансформировать госуда рственную систему, на первый взгляд основанную на демократическ их или меритократических принципах, в систему, основанную на подкупе» (Роуз-Аккерман, 2004, с. 19).

Несмотря на видимую прочность и внушительность масштабов современную российскую коррупцию вряд ли допустимо с чи- тать сложившейся и завершенной институциональной систе мой, хотя для этого и имеются многие фундаментальные основани я: включенность коррупционеров в большинство отечественны х институтов; корректировка «живыми» рыночными отношениями , основанными на частном интересе, жестких и недостаточно п родуктивных «доктринальных норм» (Тимофеев, 2000, с. 122). До сих пор полные масштабы разрушительного воздействия лег альной коррупции и чиновничьего бизнеса скрыты благоприятн ой конъюнктурой, но как только она ухудшится, страна увидит д е- формированную социально-экономическую систему и в полно й мере «почувствует своих воров» (Привалов, 2004, с. 10).

Благодаря своим основаниям в обыденной жизни теневые институции мошенничества и взяточничества устойчиво во спроизводятся на протяжении многих веков, гибко адаптируясь к трансформациям и модификациям основных социальных инст и- тутов, встраиваясь в механизмы их функционирования и дава я начало сложным и комплексным теневым институциональным формам. Большая часть последних может получить сколько-ни -

814

Российский человек на пути институционализации

будь прочное существование только в меру своей легальнос ти, дающей возможность скрыть имеющийся в них негативный для общества момент, сочетать его с нормальными формами челов е- ческой деятельности и получить поддержку заметной части населения и государства. Ясно, что легитимация подобных инсти туциональных форм не может не быть частичной и временной. Зд есь и проходит основная граница теневой институционализаци и. Теневая реальность перестает быть таковой, когда становитс я полностью легитимной.

Институция пьянства порождает еще более обширный теневой институциональный комплекс, наиболее развитые и орга низованные элементы которого относятся к официально и обще - ственно признанной деятельности: производство и реализа ция алкоголя; формирование за счет «пьяных» денег доходов бюд жета и др. В СССР до 1985 г. ликероводочная промышленность формировала почти 30 % бюджетных поступлений (в настоящее время — не более 5—6 %).

Основу российской «индустрии пьянства» составляют 150 спиртовых и около тысячи крупных ликероводочных заводов. Кроме того, она включает огромное количество относительно небольших предприятий и цехов (легальных и нелега льных) местного значения, производящих алкогольную продукцию. Сюда же следует отнести и предприятия пивной промышленности, одной из наиболее характерных черт которой явля ется, по данным налоговых органов, «повсеместная распростра - ненность и массовость» (Сагдиев, 2001, с. 5), что также характерно для самогоноварения.

Наиболее динамичной отраслью пищевой промышленности современной России является пивоварение, продукт которо го занимает второе место в структуре потребления алкоголя (17 %), уступая водке и ликероводочным изделиям (73 %) и опережая виноградные и плодово-ягодные вина (7 %), коньяки (1,6 %), шампанские и игристые вина (1,4 %) (Борисов, 2003, с. 32). Закономерно, что в рейтинге наиболее рекламируемых в России продуктов и услуг в 2003 г. пиво находилось на втором месте (после мобильной связи) с около 200 тыс. выходов рекламы (Борисов, 2004, с. 50).

815

РАЗДЕЛ VI

Бурные дискуссии о поправках к ст. 16 Федерального закона «О рекламе», существенно ограничивающих продвижение п ива, показали, какие инвестиции могут потерять спорт и телевид ение из-за подобных ограничений. В пресс-службе компании «Балт и- ка», например, заявили о намерении отказаться от спонсорс тва чемпионата России по футболу: «Наша компания за год подде р- живает тридцать-сорок спортивных мероприятий, поправки ж е означают запрет на спонсирование, и мы вынуждены будем пр е- кратить поддержку спорта» (Борисов, 2004, с. 49).

Урон, наносимый пьянством российскому обществу, поистине огромен и ни в коей мере не нивелируется позитивными эффектами «пьяного образа жизни» наших сограждан, по данным профессора В.В. Лунева, почти каждое третье преступлен ие совершается людьми в состоянии алкогольного опьянения (Я ч- менникова, 1999, с. 9); ежегодно от случайных отравлений алкоголем умирает более 40 тыс. человек (Смовж, 2004, с. 1); на учете в психических и наркологических диспансерах находится б олее двух миллионов россиян (Онищенко, 2004, с. 11). По данным Всемирной организации здравоохранения, показатели смер тности среди алкоголиков в 2—4 раза выше, чем среди населения в целом; с употреблением спиртных напитков связано 30—50 % всех дорожно-транспортных происшествий со смертельным и с- ходом; систематическое и чрезмерное потребление алкогол ьной продукции отрицательно влияет на все основные показател и здоровья человека — заболеваемость, смертность, физическое р азвитие, инвалидность; пьянство — непосредственная причина более, чем 40 % разводов (Панкратьева, Попов, Шиленко, 1989, с. 128—138).

Результаты функционирования институции пьянства противоречивы, но в целом негативны с социально-экономическо й точки зрения и несамостоятельны в институциональном смы сле. Следует иметь в виду глубокую укорененность пьянства в со временной социальной структуре. Отчасти она предопределена генетически, другой частью связана с проблемами идентификаци и и продуктивной реализации человеческого потенциала на во змездной основе. Потенциал слишком многих людей остается невос т- ребованным, а их труд адекватно не оплачивается. Низкая ст е- пень мобильности населения, высокие трансакционные изде рж-

816

Российский человек на пути институционализации

ки поиска и смены места работы и проживания, отсутствие на - коплений еще более осложняют социально-психологическую ситуацию в стране. Значительная часть населения не может уд овлетворить свои потребности в творчестве, самоутверждени и, добиться справедливости, сочувствия. Алкоголь выполняет св оеобразную компенсаторную функцию при обострении указанных проблем и при их хроническом протекании. От конкуренции с о стороны наркотических средств алкогольную продукцию «с пасает» ее относительно невысокая цена, тем более в реалиях об илия суррогатов. Расширенное воспроизводство агентской базы теневых институций пьянства и наркоманства создает избыточн ое давление на социальную систему нашей страны, обостряет ее функциональные противоречия и диспропорции.

Организованная преступность, будучи наиболее развитой теневой институциональной формой, демонстрирует тенден цию экспансии в «светлую зону», что опосредованно отражается в лингвистических изменениях в сторону повышения частотн ости использования жаргонных выражений, характерных для прес тупного мира, и их рутинизации в коммуникациях, в трансформации репертуара телевидения, новостей прессы и т. д.

Институционализация преступности — качественно новый этап ее развития. Если традиционно организованная престу пность была всецело основана на насилии, а ее лидеры являлись мар гиналами, аутсайдерами общества, то современные ОПГ выполня - ют функции, позитивные эффекты от которых передаются в общество (например, обеспечение гарантий при сделках и вн есудебного разбирательства по долгам), а также позволяют мно гим людям пользоваться определенными услугами (приобретени е ка- чественных наркотиков, проституция во всех ее формах, иго р- ные дома и тотализаторы и т. д.). «Понятия» преступного сообщества оказались предпочтительнее неустойчивых, зыбких , подобных «миражам» и «фантомам» законодательным нормам. В р е- зультате мафия становится органическим институтом рыно чного хозяйства (Латов, 2001, с. 68—69).

До сих пор отсутствуют фундаментальные институциональные разработки проблем экономики организованной престу пности, поэтому нет достаточно четкой и системной интерпрета ции природы этого понятия. По логике, вымогательство есть баз овая

817

РАЗДЕЛ VI

институция организованной преступности, так как в основе ее деятельности — силовое превосходство, которое предстает в виде прямого насилия или угроз причинения физического или иму - щественного ущерба.

Если согласиться с доминированием этого сугубо криминального элемента, то организованная преступность разви вается по пути «консолидации», «единения», «сплочения» на силово й основе с последующей экспансией выработанных институци о- нальных технологий в законопослушную часть общество (Орг а- низованная преступность, 1993, с. 121 и др.). В ОПГ следует видеть прежде всего качественно новое состояние криминаль ной по своей сути основы. Данная модель достаточно объективно описывает специфику эволюции российского бизнеса: наиболее показательный пример — контроль бандитами автозавода в Тол ь- ятти (см.: Эксперт, 1997, ¹ 48, с. 21—22). Широкий размах рэкета в России стал следствием высокого уровня спроса со стороны предпринимательства на правоохранительные услуги в условиях «размытой» структуры прав собственности, разгула традиционной преступности, низкой эффективности деятельно сти органов внутренних дел, отсутствия общепризнанных прави л ведения бизнеса. Вплоть до настоящего времени рэкет остаетс я одним из самых заметных доходов отечественной организован ной преступности 1.

Силовые методы были скопированы и воспроизведены в крупном и среднем бизнесе. По оценкам, часто приводимым в печати, в середине 90-х годов 55 % капитала в российской экономике и 80 % голосующих акций перешли в руки преступных кланов (Организованная преступность, 1996, с. 84). Подобные оценки в силу несовершенства методологии изучения эконо мики преступности существенно завышены. Более реалистичну ю картину дают социологические опросы предпринимателей, с о- гласно которым на долю криминальных субъектов приходитс я 15 % рыночного пространства (Радаев, 1998, с. 100).

Не удовлетворяясь традиционными сферами организованной преступной деятельности — воровство, наркобизнес, кон - трабанда, проституция, торговля оружием, азартные игры, рэ - кет, — ее участники постепенно легализуются и авансируют капитал «с криминальным прошлым» в наиболее прибыльные сфе ры

818