4. 1. Особенности публичной риторики 90-х годов

 В публичной ораторской деятельности девяностых годов отмечается преобладание проповедничества и морализма, что в условиях плюрализма позиций и открытости общественной жизни, на первый взгляд, удивительно и непонятно. Можно не спорить, а проповедовать там, где собрались единомышленники, там, где инакомыслящие лишены голоса и отрезаны от внешнего мира. Но в аудитории, где есть равнодушные, несогласные и сочувствующие, не проповедуют, а спорят.

Главная гомиолетическая черта, мешающая собственно ораторике постсоветских публичных деятелей, – это неумение говорить для «других». Для риторики девяностых годов типичны ситуации, когда оратор говорит исключительно для своих, а временами создается впечатление, что он просто уговаривает сам себя. Аргументы противной стороны всерьез не разбираются. Сама эта противная сторона мыслится не как живой участник диалога, а как персонаж собственной речи оратора, как нарисованная им карикатура. Советская «полемика» с зарубежными авторами и лишенными права на публичное слово инакомыслящими внутри страны создала хорошую школу для таких «споров». Разница лишь в том, что при советской власти такая позиция была подкреплена силой. Полемист девяностых годов говорит со своим оппонентом так, словно у того по-прежнему рот плотно зажат. Но это не так. Оппонент не молчит. Правда, он и не спорит – он также проповедует среди своих.

Проповеднический «перекос» в ораторике – беда не только говорящих, но и слушающих. Речь проповедника и речь оратора выслушивается по-разному. Речь политического оратора, воспринятая как проповедь, некритична, «закрывает уши», не позволяет выслушать другую сторону. Все это превращает политический дискурс в клубы по интересам, где каждая сторона все глубже и глубже погружается в разбор собственной позиции, игнорируя реальность существования других сторон, а значит, игнорируя саму действительность. Такое «вслушивание в себя» можно продлять до бесконечности. На деле это означает утрату чувства реальности и информативности речи.

В школьном преподавании литературы, на которое традиционно ложится воспитательная функция, как в зеркале отразилось отсутствие общего идейного знаменателя. Дело не в том, что одни писатели «за левых», а другие «за правых», а в том, что совершенно не показано, что их объединяет и на чем можно строить единое общественное здание. Характерно, что даже споры и рассуждения о социальном примирении не вели к поискам общего знаменателя. Примирение мыслилось как эклектическое соединение несоединимого.

Эта пагубная традиция сохраняется и в современной отечественной традиции преподавания предметов гуманитарного цикла. Отсутствие возможности изучать всё разнообразие функциональных стилей словесности и практиковаться в искусстве речи сильно тормозит развитие речевой культуры общества «наша сегодняшняя школа учит не столько писать, сколько читать». Преподаватели-филологи из школьников и студентов стараются сделать активных читателей, но не писателей и тем более ораторов. Но ведь филология изучает не только беллетристку. Кроме того, образовательные программы наряду с подлинной классикой предлагают школьникам и студентам, не сформировавшим художественный вкус, авторов, которые мало чем привлекательны и ценны для словесности. Они не пригодятся в будущем как образцы активного владения русским языком. Но вот такие необходимые в этом плане речи адвокатов, политиков, историков, филологов остаются вне зоны внимания педагогов и учеников. Постепенное введение риторики как предмета для изучения в гимназиях, лицеях, колледжах и институтах – это первый шаг к повышению уровня речевых навыков молодежи.