24.03.06 (Семинар №3 (с группой №1))

Наша задача двойная. Что нам нужно вообще, давайте определимся, потому что семинарские занятия – это подготовка к решению практических задач. Наша главная цель – это анализ текста.

Наше сегодняшнее занятие будет посвящено функционально-стилевому анализу текста. Функционально-стилевой анализ текста – это не только анализ принадлежности каких-то единиц, условно, функциональным стилям – то, что может у вас вырисоваться из может быть книжки (я предупреждал, что книжка посвящена только части нашего курса).

Функционально-стилевой анализ текста предполагает:

1. Умение анализировать предметно-логическое, понятийное ядро речевых единиц, следовательно, вычленять конкретные семы, вычленять простейшие единицы смысла.

Как? Для чего? Естественно, с учетом употребления. Почему выбирается тот или иной синоним? Например. Почему выбирается близкая, но, вместе с тем иная синтаксическая конструкция, в данном случае. Что изменится, если мы поменяем синтаксическую конструкцию? Это вопросы базовые для нас. Потому что стилистика – это учение о вариантах.

2. Второй момент … да, и соответственно, видеть, где ошибки (это то, чем вы занимались на практической стилистике); видеть ошибки, с одной стороны, а с другой стороны, видеть приемы. Видеть, может быть не совсем видеть где то, что вы называли "недостаточностью", "избыточностью", "тавтологией" (повтором) – видеть эти средства как приемы, в тексте. Нарушение лексической сочетаемости, которое относится (может быть названо еще), и мы будем называть его "нарушением семантической совместимости речевых единиц". Нарушение семантической совместимости как прием нас будет интересовать даже в большей степени, чем неправильность. Потому что нас сейчас интересует не то, что человек сделал сдуру, не "клиника", а наоборот – задумка, замысел, цель, стратегия. Вот, что интересует нас при функционально-стилевом разборе текста.

Итак. 1. Это умение видеть, почему выбран данный смысл, принцип, данный предмет речи. Внимание. Ведь я, чтобы добиться, например, у Саши хочу занять 100 рублей. Я могу, конечно, сказать: "знаешь, в дороге я поиздержался сильно"; могу сказать: "знаешь, мне тут Мерседес подкатили, 100 рублей не хватает, на бензин (чтоб откатить домой)"; а на рассказ: "я сегодня на книжки истратил"… ну истратил, ну и что – прости, это твое дело. Значит – вопрос аргументации: буду говорить про бензин, буду говорить про книжки или про Мерседес – это моя личная проблема, которая решается в процессе отбора. Я думаю, как мне лучше подобрать предмет речи для того, чтобы, например, мне приятно с этим человеком разговаривать, мне хочется, чтобы наши отношения поддерживались. О чем мне лучше поговорить? Это нормальный вопрос. О чем говорить: о птичках, о рыбках, о природе, о погоде, об автомобилях, о деньгах, о том, какой я крутой, или как она прекрасна, или прикольна (что не одно и то же). В этом смысле я постоянно занят отбором предметов речи, я занят отбором непосредственно понятийных сфер, понятийных ядер предметно-логических. Понятно это? Соответственно, когда мы берем текст, нас интересует, почему человек об этом говорит, а не о другом, и как он комбинирует по смыслу слова, варианты синтаксические, и т.д.

2. Вторая область, которая нас интересует, с точки зрения анализа, это – стилистическая окраска. Почему выбираются элементы с той или иной стилистической окраской. Опять же сдуру, случайно, чем это вызвано – просто контекстом, или, например, задачей, желанием человека "закосить" под ученого, или под чиновника какого-то.

Ведь можно по-разному, я же могу с вами говорить как чиновник. Мы чем закончили сегодняшнюю лекцию? Что стилистическая окраска не просто индицирует, т.е. "я надел галстук" – это лексически окрашенная речь? Конечно. Это официально-деловой стиль. По идее. И в речи у меня должны быть соответственные элементы официально-делового общения. (Вот Оля, вообще сидит – она вообще при исполнении служебных обязанностей; скажет, что я веду себя неподобающим образом для преподавателя, доложит декану, опять же, декан меня уволит с работы, я буду плакать) Это моя, да… я поэтому решил, что я в тапочках не приду сегодня, я решил, что я приду в галстуке. Сознательно, не сознательно – я индицирую таким образом, я даю понять, что с вами в общем-то говорим на языке в общем-то, отчасти деловых отношений. Т.е. я напоминаю в конечном итоге: вы – студенты, товарищи, а я – ваш начальник, да вот, сейчас. Поэтому хочу – скажу: "пишите". Вы будете писать. А кто не будет писать – отключим газ. Мне нужно понты вот здесь начальнические? Ну в каком-то смысле нужно. Я могу сказать: "пожалуйста, отметьте себе – студенты, опоздавшие на лекцию не будут допущены к занятиям, о чем будет сообщено в деканат; после чего Оля напечатает соответствующий приказ представления к отчислению, и тут же его приведет в исполнение". И рука не дрогнет. "В случае", да? Или "в соответствии с решением администрации института". Это официально-деловой стиль. Что это значит? Что я, во первых, индицирую. Мы с вами, простите, вы можете смеяться, но простите – у нас с вами деловые отношения. У нас есть экзамен, вы должны будете отчитаться за свои знания; у нас есть проблема посещаемости, и т.д.

Но, я могу по-другому посмотреть на это. Я хочу выступить в роли официально-делового лица. И здесь, на этом месте, может находиться другой преподаватель, который значительно более будет официально с вами общаться. Т.е. он будет в большей степени заботиться об этих "понтах официального лица", будет серьезный и строгий, и грозный. А другой – наоборот, будет прежде всего выступать в роли ученого: слова умные, синтаксис усложненный, народ пишет – ничего не понимает. Но наука страшная просто! Ясно, что экзамен не сдать. Вообще печально, если вы понимаете, что это наука ради науки, просто, ради того, чтобы очуметь от этого и трясясь прийти на экзамен несколько раз. Стратегия, скажем так, не очень хорошо выработана. Потому что ведь задача в том, чтобы научить людей, и чтобы эти знания пригодились. А не просто страху нагнать с помощью науки. Конечно, мы будем иметь дело не с наукой, а с наукообразием. (я еще раз извиняюсь, я не говорю о конкретных предметах – это вы говорите, это ваше дело). Но очевидно, совершенно, что есть более наукообразные преподаватели, есть – менее наукообразные. Ну как стиль научно-популярный? Ведь я должен элементы научного языка вставлять и использовать! Обязательно. Меня к этому вызывает контекст. Я употребляю слова определенные. Сегодня, если почитаете лекцию, найдете кучу каких-то терминов, без которых нам обойтись нельзя. Другое дело, что я сознательно могу нагнать этой научности. Ведь задача науки не в том, чтобы напугать людей. А задача науки в том, чтобы заставить человека анализировать вещи, и систематизировать. Наука – это логическое освоение мира. Освоение мира через категории, через типологизацию какую-то явлений, … терминологизацию их. Не сказать, что с помощью науки мы все можем понять друг в друге и в себе, к сожалению, или к счастью (к счастью, наверное). Все-таки, наука, конечно, она для человека создана, а не человек для науки. Так что я могу сейчас же перейти: "стилевой анализ предусматривает выполнение следующих процедур…: 1.". Хотите – не хотите, но я почти что это говорю. Это моя роль? Да. Двуединый момент: с одной стороны, я говорю, я употребляю эти научные средства, потому что у нас с вами здесь область науки. Как хотите. Мы с вами в сфере науки находимся, не только официально-деловых отношений. И не только в сфере личных отношений. Хотя, естественно, у нас могут быть какие-то симпатии и антипатии. Но это не главное. Все-таки научное – это главное. Поэтому мне надо научить вас мыслить, вследствие этого я буду вырабатывать свою стратегию коммуникативную. Но, в чем-то я, допустим, придет на мою лекцию какая-нибудь коллега, то вполне возможно, что я постараюсь более наукообразно говорить. Хотя, я не уверен, что это правильно. Потому что мои лекции, там есть своя стилистика (у каждого преподавателя есть). Но чтобы соответствовать стандарту, если, допустим, придет ректор, проректор, то я, наверное, буду стараться соответствовать каким-то стандартам речевым, в частности, этому жанру лекции классической. Поэтому, меня вынуждают обстоятельства выглядеть в большей степени ученым, в большей степени официальным лицом, в большей степени близким вам человеком, потенциально, в большей степени … и т.д. Индикат среды и ролевая функция стилистической окраски – это очень важно. Если хотите – имиджевая функция. Я леплю себя, леплю свое лицо. Закос под ученого. А уже вопрос: искренен или не искренен. Что такое чиновник настоящий? Это тот, который домой приходит и остается чиновником. Это уже Чиновник. Который в бане с друзьями все равно теми же самыми словами выражается. Значит, что уже эта речевая роль, в общем-то – маска, которой мы манипулируем немножко, эта маска уже прирастает к лицу. Вот это уже хуже. Когда я не способен снять эту маску и взять другую, потому что контекст-то поменялся, пальцы веером разводить уже не для кого, а я все продолжаю, потому что мое чиновничье кресло фигуру сформировало, вместе со мной ходит (и в баню, и к друзьям, и где угодно). И на моей физиономии уже этот отпечаток функционера. Ну что делать. Людей среда плющит очень сильно, их (формует?) так, что, будь здоров. А уметь быть относительно независимым от среды, своей стандартной среды, так, чтобы учитель (простите, так, немножко резкое выражение) оставался человеком, это нужно постараться очень. И кстати, профессионалом. Потому что профессионализм учителя иногда состоит в том, что он повторяет одно и то же и уже совершенно не понимает, что он делает. Это страшная вещь. Преподавательская работа, профессия преподавателя с этом отношении действительно очень тяжело. Ты повторяешь один и тот же курс. Почему я спасаюсь? Почему моя стилистика, она может кому-то не нравиться, моя импровизация, но простите – я выживаю так. Если я запишу, сегодня лекция была достаточно удачной, я просто подумаю, пускай она у меня будет, я когда-нибудь возьму и попрошу переписать, конспект сделать. Пускай будет. Потом до книжки дойдет дело, может быть я использую этот материал. Потому что последовательность получилась достаточно правильная. Но ведь это можно оттачивать до бесконечности. Но когда ты приходишь в аудиторию – есть конкретные люди, конкретный момент, конкретные персонажи перед тобой. Ты им говоришь! А не вот, в дуду свою. Да! Ведь это страшное дело. Открыл конспект, и пошел: "бы-бы-бы", бы-бы-бы". Всё тем же самым голосом.

– "На флейте я твержу дуэт А-мольный…

– Что твердил назад тому пять лет? Ну, постоянный вкус в мужьях всего дороже! (говорит Чацкий этому бедному Платону Михайловичу, которого жена просто действительно заплющила, просто, так сказать, катком сравняла с землей). А тот ему говорит склонять на ухо: "Брат, женишься, тогда меня вспомянь! От скуки будешь ты свистеть одно и то же.".

Вот так и преподаватель. От скуки ли, или по инерции – свистит одно и то же в течение многих лет. И это тяжелый случай.

Поэтому, откроем тетради, и в верхнем правом углу запишем…. Ну, в общем, да.

Кстати, там очень интересно, по поводу этого ринга, как раз в этом эпизоде у Грибоедова. Наталья Дмитриевна говорит: "Ах! мой дружочек!" (такая важность страшно, модальность важности …) "Здесь так свежо, что мчи нет, Ты распахнулся весь и расстегнул жилет. … Послушайся разочек, мой милый, застегнись скорей. Да отойди подальше от дверей, сквозной там ветер дует сзади! Мой ангел, бога ради От двери дальше отойди." Он ей: "Сейчас. Ах матушка.". И она строгим голосом: "Платон Михайлыч мой здоровьем очень слаб.". Чацкий ему: "Ну, бог тебя суди; Уж, точно, стал не тот в короткое ты время; Не в прошлом ли году, в конце, В полку тебя я знал? лишь утро: ногу в стремя И носишься на борзом жеребце; Осенний ветер дуй, хоть спереди, хоть с тыла." Платон Михайлович (со вздохом) "Эх, братец! славное тогда житье-то было."

И вдруг появляются гости. И она тоненьким голоском: "Княжна Зизи! Мими!". И тут же переходит разговор на "мой тюрлюрлю атласный!"; "Ах! прелесть!".

Это всё социальные жанры. Да ты что-о-о?

Это гендерный, кстати, аспект. Мы, кстати, об этом не сказали. Женская речь и мужская речь. Есть этот момент? Есть стилистическая окраска? Да конечно! Кстати, можно добавить в этот список – гендерная окраска. Мне, кстати, и в голову-то не приходило никогда. Конечно, она есть.

И Чацкий говорит Платону: "Платон любезный, славно, Похвальный лист тебе: ведешь себя исправно.". Это мужской разговор. Мужской разговор в отношении к женщине только что был. "Однако кто, смотря на вас, не подивится? Полнее прежнего, похорошели страх; Моложе вы, свежее стали, Огонь, румянец, смех, игра во всех чертах." – Чацкий с Натальей Дмитриевной, пока она не говорит: "Я замужем." Чацкий: "Давно бы вы сказали.". Она: "Мой муж – прелестный муж…". Фраза гениальная. Только что говорит "прелестный шпиц" и "мой муж – прелестный муж". "…вот он сейчас войдет… Взгляните и судите!". Чацкий: "Я верю, он вам муж.". Она: "О нет-с, не потому; Сам по себе, по нраву, по уму. Платон Михайлыч мой единственный, бесценный!". Начинается фальшивая женская демонстрация собственной любви к нелюбимому мужу. Задача заключается только в том, чтобы превратить его в слугу, вкусить власть. Ну что, девушки? Это же есть, это же в вас! Это же в вас природой заложено! Я не хочу сказать, что в равной степени во всех. Но тут 2 варианта: я мечтаю о таком, который меня скрутит в бараний рог, и я буду счастлива, положу голову ему на плечо, прислонюся и наслажуся; а второй вариант: уж я то! … Помните, Ларина, что-то трепыхалась, какие-то у нее были свои идеи, фантазии, на счет Грандисона там она что-то страдала, пыхтела. Но "…Привычка свыше нам дана: Замена счастию она. Привычка усладила горе, Не отразимое ничем; Открытие большое вскоре Ее утешило совсем: (помните какое? Всё пошло после этого!) Она меж делом и досугом Открыла тайну, как супругом Самодержавно управлять, И все тогда пошло на стать.". Она почувствовала свое место в жизни, и пошло дело – "Служанок била осердясь – Все это мужа не спросясь. … Она езжала по работам, Солила на зиму грибы, Вела расходы, Брила лбы, Ходила в баню по субботам,…". Всё было отлично. А муж в это время "…сам в халате ел и пил;…". И в общем смирился с тем, что его никто не спрашивает. В общем-то, на самом деле прожил свою жизнь не так уж плохо; и, кстати, был "оплаканный своим соседом, детьми и верною женой.чистосердечней, чем иной.". Помните Василису Егоровну в "Капитанской дочке", которая была такой, командиршей, в целом гарнизоне? Помните, когда подошел к стенам Пугачев и уже Миронов облачился в свое обмундирование, уже голос его звучал по-другому. И уж когда запахло всерьез порохом был у Василисы Егоровны очень хороший аргумент. "Ты забирай Машу и поезжай". На что Василиса Егоровна говорит: (в животе и смерти Бог волен) "Нечего мне под старость лет расставаться с тобою да искать одинокой могилы на чужой сторонке. Вместе жить, вместе и умирать.". Для нее это ясно, как дважды-два. Помните эту смерть? Когда Иван Кузьмич говорит: "Ты мне не государь, ты вор и самозванец…! И Василиса Егоровна, раздетая, вот, ведь уже Иван Кузьмич на виселице, уже ну просто глупо, надо о Маше подумать теперь. Сказала бы: "батюшка, признаю, ты царь, конечно.". Как Савельич говорит: "плюнь, да поцелуй ручку-то, чего куражится перед виселицей-то". А Василису Егоровну вталкивают, она видит своего Ивана Кузьмича на виселице и говорит точно такие же слова Пугачеву – "Ты мне не государь, ты вор и самозванец…". "Унять старую ведьму " – сказал Пугачев. И тут же молодой казак ударил ее саблею по голове, и она упала мертвая на ступени крыльца". И лежал ее труп еще долго, можно сказать у ног Ивана Кузьмича. Так вот. Так что еще не известно, что лучше. Кстати, вот вам стилистика.

……ступенях ждала высокая ступень, его страдальческая тень быть может несла … святую тайну …для нас … погиб животворящий глас И уж теперь до нас не домчится ни гимн времен о нем, благословение племен… животворящий глас погиб.

А может … поэта обыкновенный ждал удел, прошли бы юношества лета, и пыл души бы охладел … расстался с музами, женился. …… носил бы стеганый халат, узнал бы жизнь на самом деле, подагру скоро приобрел, пил, спал … толстел … и наконец в своей постели … скончался.……сам Пушкин мечтает о такой смерти – не в наследственной берлоге, не среди отческих могил … Господь судил. … а то бы в наследственной берлоге, поди плохо, окруженный плаксивыми бабами и лекарями.

Ну это выбор, это вариант, это стилистика.

Мы разбирали конкретные слова, выбор конкретных вариантов. Для нас важен был выбор именно в области предметно-логической окраски. (Сват Иван), например, "непременно" и "обязательно". Говорили немножко о внутренней форме, об этимологии. "Помянем" и "вспомним". Какая разница? Поместить в другой контекст? Просто найти сочетаемость для начала.

поминать усопших

ни к ночи будет помянут

(но относится ее только к усопшим)

Усопший – покойный

субстантивированное прилагательное (существительное мотивирует прилагательное; внутренняя форма)

Лермонтов М.Ю. "Сон"

В полдневный жар в долине Дагестана

С свинцом в груди лежал недвижим я;

Глубокая еще дымилась рана,

По капле кровь точилася моя.

Лежал один я на песке долины;

Уступы скал теснилися кругом,.

И солнце жгло их желтые вершины

И жгло меня – но спал я мертвым сном.

И снился мне сияющий огнями

Вечерний пир в родимой стороне.

Меж юных жен, увенчанных цветами,

Шел разговор веселый обо мне.

Но в разговор веселый не вступая,

Сидела там задумчиво одна,

И в грустный сон душа ее младая

Бог знает чем была погружена;

И снилась ей долина Дагестана;

Знакомый труп лежал в долине той;

В его груди, дымясь, чернела рана,

И кровь лилась хладеющей струей.

В предисловии к "Герою нашего времени" Набоков разбирал это стихотворение, поражаясь все-таки искусству необыкновенному Лермонтова создать своего рода такую матрешку, в которой если добираешься до самой последней, он оказывается первой. Чувствуете? И ты опять должен начинать. И она опять. С одной стороны, как бы гармонический некий круг, с другой стороны – круг порочный и страшный потому, что ничего кроме трупы. А с другой стороны – ничего, кроме этой несбыточной любви, бесконечной, где с одной стороны и беда, с другой – счастье. Чудо способности видеть ее сон, которым ты живешь, видеть тебя во сне как бы своем, любить. Но этот труп от этой любви не оживает, не вскакивает. Наоборот., пока он говорит "лежал недвижим я". Но согласитесь, мог быть еще живым. "В груди моей еще дымилась рана". "Еще" настораживает, хотя она может быть не смертельной. "По капле кровь точилася моя" – это тоже еще не конец. "Лежал один я на песке долины", но по крайней мере мы надеемся, что раз он говорит, значит он понимает – значит, он еще жив. " … Жгло меня" – как бы взгляд уже со стороны, со стороны солнца. "Но спал я мертвым сном" – это странное сочетание. С одной стороны "мертвый сон" – почти оксюморон, вещи друг друга исключающие. Если "сон" – то не мертвый, а если "мертвый" – то какие же сны?! Я уже был мертв – сам по себе синтаксический оксюморон. "Я убит подо Ржевом" и прочие штуки, которые последуют за этим текстом строятся на том же самом синтаксическом оксюмороне. "Но спал я мертвым сном". У нас получается с одной стороны "мертвый сон" – двусмысленно, умышленная многозначность. "Мертвым сном" в значении "я спал", будучи усопшим. Обратите внимание, в слове "усопший" – есть именно эта семантика сна – "я уснул навеки". А с другой стороны "человек спит мертвым сном" говорят, "мертвецки пьян" – это всё еще не плохо, даже обнадеживает. Поэтому еще сохраняется надежда, что "мертвый сон" просто очень глубокий сон. Хотя мы догадываемся, что на самом деле он убит. Но когда мы об этом догадываемся, он говорит: "снилось мне…". О, Господи, покойничек ожил. "Снилась мне долина Дагестана". Но в этом сне он видит ее, которая видит сон. Чума полная! И этот сон возвращает к началу. Именно вот здесь, когда как будто все соединилось, появляется это страшное слово. Вспомните Печорина, который под конец жизни труп ходячий. "Труп". Чуете? Как важен выбор слова как бы в этом синонимическом ряду? Не "знакомый покойник", и не "знакомый друг", что было бы так естественно, или "любимый друг", что было бы так пошло. А "знакомый труп" – это страшное сочетание. Это о ком? О мертвом или живом? А "живой труп", который представляет собой Печорин под конец жизни? "Ходячий труп", не хотите – что еще страшнее? Значит слово "труп" таким образом приобретает другое значение, но это уже художественный текст, другое значение. "Труп" – в смысле "духовно мертвый человек, полностью умерший внутри". Ну вот, так сказать, контекст. Любопытно, да?

Покойник, усопший, труп.

Труп – это тело бездыханное, прежде всего

Покойник – это личность, которая умерла. При этом внутренняя форма говорит о том, что он покоится. Есть элемент симпатии здесь. Он покоится, т.е. как бы вечное упокоение ….

Покойник от усопшего чем отличается? Покойник – который покоится (внутренняя форма). Еще?

Усопший – более пафосное, возвышенное, торжественное.

Если мы будем брать функционально-стилевую окраску, то это книжный (не разговорный), а внутри книжного – не официально-деловой, не научный, не идеологический. Прежде всего – религиозный. Усопший – это человек, о котором я молюсь еще. И этот момент дан через стилистическую окраску.

Покойник – более обыденно. Зато бывают такие замечательные выражения: "О, покойный ох любил выпить".

Труп – официально-деловой. "Обнаружен труп неизвестного мужчины" – это криминальная хроника. Здесь есть элемент стилистической окраски книжной, и при этом, естественно, никакой не религиозной, не художественной. Это прежде всего официально-деловая и научная тоже, потому что, конечно, "вскрытие трупа".

Ну и разговорчик пошел у нас, на ночь глядя!

Кто это сказал (мне кажется, Поль Валери), что "искусство постоянно размышляет о смерти и неотступно творит … жизнь".

Я считаю, что русское искусство особенно много размышляет о смерти, и поэтому животворящий глас – это не обязательно ныне живущий человек. Животворящее начало – это ведь то, что дает возможность жить, что помогает жить.

Поэтому "труп" страшнее, потому что если мы говорим о человеке, то мы уже человека не находим здесь, только тело бездыханное.

А здесь это поминание Пушкина, о котором шла речь в прошлый раз, от чего я хотел оттолкнуться и пойти дальше, но, в общем-то так получилось как-то странно – действительно, поминать, так поминать; двух-трех Матрен, Луку с Петром; первый раз помянем пивом.……

Алексия, Федора, Филиппа, Гермогена, Тихона…святых и грешных

Вот так, дорогие мои, но все-таки неотступно творит жизнь, потому что вот для русского сознания – смерть для западноевропейцев "Да вы что? Да он ведь только вчера жил? Как же так?". Конечно, и русский на бытовом уровне: "Да ты что? Серьезно что ли?" Странно, в официально-деловой обстановке портрет умершего – это немножко оксюморон ситуативный, потому что официально-деловая обстановка это как раз та, которая исключает молитвенное обращение к человеку. Мы боремся за место под солнцем, за свой чин, за оценки (грубо говоря – официально-деловая обстановка). Но животворящий глас – это то, что не просто не умирает, а то, что творит жизнь. Помните, что говорит Толстой про Болконского, используя очередной оксюморон – "это было пробуждение от жизни". Это здорово. Вопрос в том, какими мы проснемся только? Захочется ли тогда на себя смотреть. Но будем надеяться, что те, кто любят нас – помолятся …

Здесь мы зачерпнули различия предметно-логической окраски и обратили внимание уже на то, что в одном случае, ой – предметно-логического ядра, и в другом случае – это уже разница в стилистической окраске. Одно слово окрашено как религиозное, другое слово окрашено как может быть в большей степени какое-нибудь художественное, третье – как официально-деловое. И это всё – то, что создает дух контекста, дух жизни вокруг этого слова сразу же возникает. Поэтому каждое слово в этом отношении вещь дорогая, потому что мы через него очень многое способны слышать. Будем потихонечку слушать и слушать.

(может быть я постараюсь к следующему разу принести общий текст для разбора функционально-стилевого)

Задание: отыскать небольшой текст (А4 в печатном варианте) – заметку газетную, небольшое произведение, отрывочек, кусочек можно, хотя лучше целый текст. Выделить в нем наиболее ярко окрашенные социально-жанровые средства (т.е. где работает генетический момент, где гендерный, где момент социальный, где территориальный, где молодежный жаргончик проскакивает. И определить. Разобрать в этом тексте первую фразу, первое предложение и постараться самостоятельно в нем не пропустить никакую, никакое средство окрашенное в социально-жанровом отношении. Задание не просто "увидеть" ( с одной стороны можно увидеть наиболее яркие), а с другой стороны нужно научиться "не пропускать" даже как бы слегка окрашенные. Вот с этой точки зрения разобрать первую фразу. Естественно, вы можете попутно выделить функционально-стилевую какую-то окраску, национальную окраску, о которой мы будем говорить на следующей лекции. Но это я спрошу и здесь я друзья мои, попрошу напомнить. Чтобы я не пускался в какие-то свои импровизации, а непосредственно предложил кому-то из вас разобрать свои слова, доказать, что это именно так и разобрать свои первые предложения с этой точки зрения. Соответственно, в следующий раз отмечу, что у нас получается на уровне результатов вашей работы.