1 Маркс к., Энгельс ф. Соч. Т. 42. С. 114-115.

энергично стремящаяся к своему предмету сущностная сила человека»¹. А сущностные силы человека развиваются только в процессе его отношения к миру².

Подобно тому как наши чувства развиваются и становят­ся человеческими чувствами в процессе продуктивного отно­шения к природе, наше отношение к человеку, говорит Маркс, становится человеческим отношением в акте любви...

Полностью развитой и, стало быть, здоровый человек — это человек продуктивный, человек, подлинно заинтересо­ванный в мире, откликающийся на его запрос; это богатый человек. В противовес полностью развитому человеку Маркс рисует портрет человека, испытывающего на себе воздейст­вие системы капитализма. «...Производство слишком боль­шого количества полезных вещей производит слишком много бесполезного населения»³. В существующей системе че- / ловек много имеет, но мало что собой представляет. Полное- \, тью развитой человек — это здоровый человек, который яв­ляется многим. Маркс рассматривает «коммунизм как положи­тельное упразднение частной собственности⁴ — этого самоот­чуждения человека — ив силу этого как подлинное присвоение человеческой сущности человеком и для человека; а потому как полное, происходящее сознательным образом и с сохра­нением всего богатства предшествующего развития, возвра­щение человека к самому себе как человеку общественному, т. е. человечному»⁵.

¹ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 42. С. 164. и. ч г _; ;,

² См. там же. С. 120-121.

³ Там же. С. 132.

Под «частной собственностью», как этот термин употребляется здесь и в других высказываниях Маркса, он никогда не имеет в виду личную соб­ственность на вещи повседневного пользования (такие, как дом, стол и прочее). Он говорит о собственности «имущих классов», то есть капиталис­тов, которые, обладая собственностью на средства производства, могут на­нимать неимущих работать на себя/поскольку последние вынуждены со­глашаться на это. Следовательно, «частная собственность» в Марксовом смысле слова всегда подразумевает частную собственность внутри капита­листического классового общества и является социально-исторической ка­тегорией; этот термин не применяется к вещам повседневного обихода, к «личной собственности».

⁵ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 42. С. 116.

510

510

ДУША ЧЕЛОВЕКА

VIII. Индивидуальный и социальный характер

Маркс утверждал, что существует взаимозависимость между экономическим базисом общества, с одной стороны, и политическими и правовыми институтами, философией, искусством, религией и прочим — с другой. Согласно теории Маркса, первый определяет последние, идеологическую над­стройку. Однако Энгельс полностью соглашался с тем, что ни Маркс, ни он не показали, как экономический базис переходит в идеологическую надстройку. Я считаю, что этот пробел марксистской теории можно восполнить средствами психоанализа и что существует возможность показать меха­низмы, с помощью которых осуществляется связь между экономической базисной структурой и надстройкой. Одна из этих связей заключается в том, что я назвал социальным ха-рактером7 другая — в природе социального О&ссознателъно-^ го, которым мы займемся в следующей главе.

Чтобы понять, что такое «социальный характер», мы должны сначала рассмотреть одно из наиболее важных от­крытий Фрейда: динамическую концепцию характера. До Фрейда бихевиористски ориентированные психологи счита­ли черты характера синонимом особенностей поведения. С этой точки зрения характер определяется как «образец пове­дения, свойственный данному индивиду», тогда как другие авторы, например У. Мак-Дугалл*, Р. Гордон и Кречмер*, подчеркивали волевой и динамический элемент черт харак­тера.

Фрейд развил не только это положение, но также и наи­более последовательную и глубокую теорию характера как системы стремлений, которые лежат в основе поведения, но не идентичны ему. Чтобы оценить разработанную Фрейдом динамическую концепцию характера, было бы полезно сопо­ставить особенности поведения и черты характера. Особен­ности поведения описываются как действия, доступные на­блюдению со стороны. Так, например, поведенческую черту «быть храбрым» следовало бы определить как поведение, на­правленное к достижению некоторой цели, при котором даже риск утратить благополучие, свободу или жизнь не спо-

Из плена иллюзий

511

собен удержать человека. Бережливость как поведенческую характеристику можно было бы определить через поведение, направленное на сбережение денег и других материальных вещей. Однако, исследуя мотивацию, особенно бессозна­тельную мотивацию данных особенностей поведения, мы обнаруживаем, что одна и та же поведенческая черта соответ­ствует многочисленным и совершенно различным чертам ха­рактера. Мотивом смелого поведения может быть амбиция, под влиянием которой человек будет рисковать жизнью в определенной ситуации, чтобы утолить свою страсть вызы­вать восхищение; в основе такого поведения может лежать стремление к самоубийству, побуждающее человека искать опасности, потому что, сознательно или бессознательно, он не ценит своей жизни и хочет покончить с ней; его мотивом может оказаться полнейшее отсутствие воображения, в ре­зультате чего человек смело действует просто потому, что не осознает подстерегающей его опасности; наконец, оно может определяться искренней преданностью какой-либо идее или цели, во имя которой действует человек, — мотива­ция, традиционно считающаяся основой храбрости. Во всех этих случаях поверхностный взгляд фиксирует одно и то же поведение, несмотря на различную мотивацию. Я называю этот взгляд поверхностным, поскольку, если обследовать такое поведение более детально, обнаружится, что различие в мотивации приводит к тонким, но важным различиям в поведении. Например, офицер во время сражения будет вести себя совершенно по-разному в различных ситуациях в зависимости от того, вызвана ли его храбрость в первую оче­редь преданностью идее или же амбицией. В первом случае он ни за что не начнет атаку, если риск несоразмерно велик по отношению к тактическим целям, которые предстоит до­стигнуть. С другой стороны, если им движет тщеславие, эта страсть может затмить опасность, угрожающую и ему, и его солдатам. Очевидно, что в последнем случае проявленная в его поведении храбрость — весьма сомнительное достоин­ство...

Различием в мотивации определяется и возможность предсказать способ поведения. В том случае, когда «храб­рый» солдат руководствуется честолюбием, мы можем пред­сказать, что он будет храбро вести себя, если есть возмож-

Из плена иллюзий

513

ТС:

ность получить награду за храбрость. В том же случае, если солдат проявляет смелость из-за приверженности своему делу, мы можем предсказать, что вопрос о том, получит ли признание его храбрость или нет, мало скажется на его пове­дении.

Фрейд согласился с тем, что всегда было известно вели­ким писателям и драматургам: при изучении характера, как сказал Бальзак, имеешь дело с «побуждающими человека силами»; способ, каким человек действует, чувствует и ду­мает, в значительной мере определяется особенностями его \ характера, а вовсе не является результатом рационально взвешенного отклика на реальную ситуацию. Фрейд призна­вал динамизм черт характера и то, что структура характера человека представляет собой особую форму, которая на­правляет энергию в определенное русло на протяжении всей

жизни.

Фрейд пытался объяснить динамическую природу черт

характера, сочетая учение о характерах с теорией либидо. С помощью ряда хитроумных и блестящих построений он объ­яснял различие в чертах характера как сублимацию разных форм сексуального побуждения или как реактивные образо­вания на них. Динамическую природу черт характера он интер­претировал как проявление их либидозного источника.

Ориентация характера, как ее понимал Фрейд, является источником человеческих поступков и многих его идей. Ха­рактер — это эквивалент утраченной человеком инстинктив- _Л ^ ной детерминации животного. Человек действует и думает сообразно своему характеру, и именно поэтому «характер — это судьба», как утверждал Гераклит. Характер побуждает че­ловека действовать и думать определенным образом и в то же время находить удовлетворение в том, что он поступает

именно так.

Структура характера определяет поступки, как, впрочем, и мысли, и идеи. Возьмем несколько примеров. Для чело-_увека с анально-накопительским характером наиболее при­влекательный идеал — бережливость; действительно, он склонен рассматривать бережливость как одну из высших добродетелей. Он предпочтет образ жизни, при котором по­ощряется сбережение и запрещается расточительство. Он будет склонен истолковывать сложившееся положение в со-

у

ответствии со своим доминирующим стремлением. Напри­мер, решение о том, купить ли книгу, пойти ли в кино, будет в основном приниматься исходя из того, «что эко­номнее», при полном игнорировании того, оправдан ли такой выбор его экономическими обстоятельствами или : нет. Тем же самым способом он будет интерпретировать понятия. Равенство означает для него, что каждый человек имеет точно такую же долю материальных благ, а не то, что люди равны постольку, поскольку ни один человек не дол­жен превращать другого в средство для осуществления • своих целей, как это могли бы истолковать носители других * типов характера.

Человек с орально-воспринимающей ориентацией харак-тера считает, что «источник всего хорошего» находится :: вовне, и верит, что единственный путь достичь желаемого, будь то нечто материальное или же привязанность, любовь, л знание, удовольствие, — это получить его из внешнего ис­точника. При такой ориентации проблема любви сводится почти исключительно к проблеме «быть любимым», а не любить самому. Такие люди бывают неразборчивы в выборе объектов любви, потому что для них быть любимым — на­столько всеобъемлющее переживание, что они влюбляются в того, кто предлагает им любовь или нечто похожее на нее. Они чрезвычайно болезненно реагируют на уход возлюблен- х ного или любой отказ с его стороны. Той же самой ориента­ции они придерживаются и в мышлении. Если они умны, они становятся хорошими слушателями, поскольку они.ори-ентированы на восприятие идей, а не на их выработку. Предоставленные сами себе, они чувствуют себя как бы па­рализованными. Обычно первой мыслью этих людей бывает найти кого-нибудь, кто предоставил бы им нужную инфор­мацию, вместо того чтобы предпринять хоть малейшее соб­ственное усилие. Если эти люди религиозны, то в соответст­вии со своими представлениями о Боге они всего ожидают от Бога и ничего от собственной деятельности. Но даже если они и нерелигиозные, их отношение к людям и обще­ственным институтам совершенно то же самое: они всегда ищут «волшебного помощника». Они проявляют особый вид преданности, которая покоится на благодарности поддержи­вающей их руке и страхе потерять ее. Поскольку им нужно

17 Зак. Ма 213

ДУША ЧЕЛОВЕКА

много рук, чтобы почувствовать себя в безопасности, они вынуждены быть лояльными по отношению к большинству людей. Им трудно сказать кому-либо «нет», и они легко по­падают в ловушку противоречивых привязанностей и обе­щаний. Поскольку они не могут сказать «нет», они любят говорить «да» всем и вся, и вытекающий отсюда паралич критических способностей ставит их в сильнейшую зависи­мость от других людей. Они находятся на иждивении не ^ только у тех, кто может предоставить им знания или по­мощь, но и вообще у людей, способных их поддержать. Они теряются, оставшись наедине, ибо чувствуют, что ничего не могут сделать без посторонней помощи. Их беспомощность особенно ярко проявляется в таких поступках, которые по самой своей сути надо совершать в одиночку: принимать ре­шения и брать на себя ответственность. В личностных отно­шениях, например, они спрашивают совета у того самого человека, относительно которого им предстоит принять ре­шение.

Эксплуатирующая ориентация, как и воспринимающая, имеет своей основной предпосылкой ощущение, что источ­ник всего хорошего — вне нас, именно там и следует искать все, что хочешь получить, и невозможно ничего произвести самому. Разница между этими двумя ориентациями состоит, однако, в том, что эксплуатирующий тип не дожидается, когда получит что-то от других людей в качестве дара, а берет это силой или хитростью. Такая ориентация распро­страняется на все сферы деятельности. В любви и привязан­ности такие люди предпочитают захватывать и овладевать; они склонны влюбляться в человека, привязанного к кому-то другому. То же самое мы наблюдаем в мышлении и ин­теллектуальных занятиях. Такие люди предпочтут присваи­вать себе чужие идеи, а не вырабатывать свои. Это может де­латься прямо в форме плагиата, а может — более тонко, путем повторения иными словами высказанных другими людьми мыслей и убеждения всех в том, будто эти мысли новые и принадлежат им. Поразительно то, что зачастую таким способом действуют люди с развитым интеллектом, которые прекрасно могли бы иметь и собственные идеи, если бы полагались на свои способности. Отсутствие ориги­нальных мыслей или независимого их продуцирования у

Из плена иллюзий

515

людей, во многих отношениях одаренных, объясняется ско­рее данной ориентацией характера, чем каким-то врожден­ным недостатком оригинальности. То же самое положение справедливо и в отношении к вещам. Им всегда кажутся лучше те вещи, которые они могут взять у других людей, чем те, которые они могут сделать сами. Эти люди используют и эксплуатируют всех и вся, из кого или из чего они могут хоть что-то выжать. Их девиз: «Ворованные фрукты — самые сладкие». Поскольку они хотят использовать и эксплуатиро­вать людей, они «любят» тех, кто явно или тайно обещает стать объектом эксплуатации, но они сыты по горло теми людьми, которых они выжали, как лимон. Крайним случаем подобной ориентации является клептоман, который наслаж­дается только украденными вещами, хотя у него достаточно денег, чтобы купить их.

Чтобы подготовить почву для обсуждения социального характера, необходимо подробно описать разработанную ?"\ Фрейдом динамическую концепцию характера. В любом об­ществе индивидуальные характеры людей конечно же разли­чаются; не будет преувеличением сказать, что, если учиты­вать мельчайшие различия, не наберется и двух человек с идентичной структурой характера. Но если пренебречь не­значительными расхождениями, можно выделить некоторые типы характеров, в общем репрезентативные для различных групп людей. Такими типами ориентации характеров явля­ются воспринимающий^ эксплуатирующий, накопитель- у (/ ский, рыночный и продуктивный. Проблема структуры ха- ,/ рактера по своей значимости выходит далеко за рамки от­дельного индивида, если только удастся показать, что нации, социальные общности или классы в данном общест­ве обладают специфичной для себя структурой характера, хотя индивиды различаются по многим показателям и всег­да будет находиться некоторое количество индивидов, чья структура характера совершенно не подпадает под более широкий образец, общий для группы в целом. Этот типич­ный для общества характер я назвал «социальным характе­ром».

Подобно индивидуальному характеру, «социальный ха­рактер» можно определить как специфический способ, с по- ,1 мощью которого энергия направляется в определенное

17*

ДУША ЧЕЛОВЕКА

русло; отсюда следует, что если энергия большинства людей данного общества канализируется в одном и том же направ­лении, то они обладают одной и той же мотивацией, и, боль­ше того, они восприимчивы к одним и тем же идеям и идеа­лам. На следующих страницах я постараюсь показать, что «социальный характер» — основной элемент функциониро-,/ вания общества и в то же время это приводной ремень^ между экономической структурой общества и преобладаю- \

щими в нем идеями.

Что же такое социальный характер? С помощью этого по­нятия я обозначаю ядро структуры характера, свойственное большинству представителей данной культуры, в противовес ин­дивидуальному характеру, благодаря которому люди, принадлежа­щие одной и той же культуре, отличаются друг от друга. Поня­тие социального характера не является статистическим, то есть это не просто сумма черт характера, которые можно найти у большинства представителей данной культуры. Его , можно понять только в связи с функцией социального харак- ' тера, к обсуждению которой мы приступаем.

Каждое общество обладает определенной структурой и действует определенным образом в соответствии с необходи­мостью, диктуемой рядом объективных условий. Эти усло­вия включают в себя как способ производства, в свою оче-^редь зависящий от сырья, промышленного оборудования, климата, народонаселения, так и политические и географи­ческие факторы, культурные традиции и внешние влияния, которым подвергается общество. Не существует общества вообще, есть лишь специфические социальные структуры, действующие с помощью ряда определенных способов. Хотя эти социальные структуры, конечно, изменяются в ходе ис­торического развития, они относительно стабильны в каж­дый данный исторический период; каждое общество может существовать, действуя только в рамках своей специфичес­кой структуры.

Члены общества, различных классов и социальных групп вынуждены вести себя так, чтобы иметь возможность функ­ционировать в соответствии с требованиями социальной системы. В том-то и состоит функция социального характе­ра: оформить энергию членов общества таким образом, чтобы_при выборе способа поведения им не приходилось

Из плена иллюзий

517

осознанно принимать решение, стоит ли следовать социаль­ному образцу или нет, но чтобы людям хотелось действовать так, как они должны действовать, и в то же время чтобы они находили удовлетворение, действуя в соответствии с требо­ваниями данной культуры. Другими словами, функция соци­ального характера заключается в том, чтобы формировать и направлять человеческую энергию внутри данного общества во имя продолжения функционирования этого общества.

Современному индустриальному обществу, например, не удалось бы достичь своих целей, если бы оно не подключило к работе огромную энергию свободных людей. Человек вы­нужден был превратиться в личность, которая жаждет напра­вить основную часть своей энергии на труд и обладает таки­ми качествами, как дисциплинированность, аккуратность и пунктуальность в неведомой для большинства других куль­тур степени. Если бы каждый индивид должен был каждый день сознательно настраивать себя на то, что он хочет тру­диться, приходить вовремя и так далее, это бы никуда не го­дилось, ибо любое такое осознанное взвешивание привело бы к гораздо большему количеству исключений, чем может позволить себе спокойно функционирующее общество. Не подошли бы в качестве мотива ни угрозы, ни принуждение, поскольку высокодифференцированный труд в современном индустриальном обществе в конечном счете может быть „•^-только деятельностью свободных людей, а не принудитель­ным трудом. Социальная необходимость в труде, в пунктуаль­ности и аккуратности должна была превратиться во внутрен­нее побуждение. Выходит, что общество вынуждено было создать социальный характер, которому эти стремления были бы внутренне присущи.

Если потребность в пунктуальности и аккуратности — это черты, необходимые для функционирования любой ин­дустриальной системы, то существуют потребности, отли­чающие, скажем, капитализм XIX в. от современного капи­тализма. Капитализм XIX в. все еще занимался в основном накоплением капитала, а стало быть, нуждался в бережли- , вости; он вынужден был укреплять дисциплину и стабиль­ность благодаря авторитарности в семье, в религии, в про­мышленности, в государстве и в церкви. Социальным ха­рактером для среднего класса в XIX в. был как раз такой ха-

518

ДУША ЧЕЛОВЕКА

рактер, который во многих отношениях можно назвать «на­копительской ориентацией». Воздержание вместо потребле­ния, бережливость, уважение к авторитету были для рядово­го представителя средних классов не только добродетелями, но и велением долга; структура характера заставляла его с любовью делать то, что он должен был делать ради целей экономической системы. Современный социальный харак­тер совершенно иной; нынешняя экономика покоится не на ограничении потребления, а на его полнейшем развертыва­нии. Наша экономика столкнулась бы с серьезными труд­ностями, если бы рабочие и представители средних классов большую часть своих доходов направляли на сбережение, а ••• не на потребление. Потребительство не только превратилось в вожделенную цель жизни для большинства людей, но стало считаться добродетелью. Сегодняшний потребитель, покупающий в рассрочку, показался бы своему деду безот­ветственным и аморальным расточителем; дед же показался бы своему внуку ужасным скрягой. Социальный характер XIX в. можно обнаружить сегодня только в сравнительно отсталых социальных слоях Европы и Северной Америки; этот социальный характер можно определить через его принципиальную направленность — иметь; социальный ха­рактер XX в. — это такой характер, целью которого является

использовать.

Подобное различие наблюдается и в отношении к автори­тету. В нашем веке материальные потребности всех людей в достаточной мере удовлетворяются, по крайней мере в раз­витых капиталистических странах Запада, поэтому потреб­ность в авторитарном контроле незначительна. В то же время контроль перешел в руки бюрократической элиты, ко­торая управляет, не столько опираясь на принуждение к по­виновению, сколько добиваясь согласия, которым, однако, в значительной степени она манипулирует благодаря совре­менным средствам психологического воздействия и так на­зываемой «науке о человеческих отношениях».

До тех пор, пока объективные условия в обществе и куль­туре остаются неизменными, социальный характер выполня­ет по преимуществу стабилизирующую функцию. Если внешние условия изменяются таким образом, что перестают у соответствовать традиционному социальному характеру, воз-

Из плена иллюзий

519

никает разрыв, благодаря которому характер из элемента стабилизации превращается в элемент дезинтеграции, в ди­намит вместо цементирующего раствора, которым он должен был бы быть в обществе.

Когда мы говорим, что социально-экономическая струк­тура общества формирует характер, мы затрагиваем только одну сторону взаимосвязи между социальной организацией и человеком. Следует упомянуть и другую ее сторону — че­ловеческую природу, в свою очередь влияющую на социаль­ные условия, в которых живет человек. Понять социальный процесс можно только в том случае, если исходить из знания специфики человеческой реальности, психических и физио­логических свойств человека и если рассматривать взаимо­действие между природой человека и природой внешних ус­ловий, при которых он живет и которыми он должен овла­деть, чтобы выжить.

И хотя верно, что человек может приспособиться почти к любым условиям, он не является чистым листом бумаги, на котором культура пишет свои письмена. У него есть прису­щие его природе потребности, такие, как стремление к счас­тью, к любви, к свободе, стремление принадлежать к какой-то общности. Они тоже составляют динамические факторы в историческом процессе. Если социальный порядок игнори­рует или нарушает основные человеческие потребности сверх определенного предела, члены такого общества будут стараться изменить общественный уклад, чтобы привести его в соответствие со своими человеческими потребностями. Если изменить его не удастся, то в результате такое общест­во, скорее всего, потерпит крах из-за саморазрушения и от­сутствия жизненных сил. Социальные изменения, способст­вующие удовлетворению человеческих потребностей, легче произвести, когда имеются некоторые материальные усло­вия, облегчающие осуществление данного процесса. Этот вывод следует из того, что отношение между социальными и экономическими изменениями не ограничивается интереса­ми новых классов в изменившихся социальных и политичес­ких условиях. Социальные изменения определяются и фун­даментальными человеческими потребностями, которые за­ставляют нас использовать обстоятельства, благоприятные для их реализацииГ Средний класс, победивший во француз-

ч/

520

ДУША ЧЕЛОВЕКА

ской революции, в целях развития хозяйственной деятель­ности нуждался в свободе от пут старого укладу! Но его представителями двигало также естественное желание свобо­ды, присущее им как человеческим существам. В то время как большинство принимавших участие в революции слоев населения после ее победы было удовлетворено, лучшие умы буржуазии осознали ограниченность буржуазной свободы и в своих поисках более удовлетворительного ответа на челове­ческие потребности пришли к пониманию свободы как не­обходимого условия для подлинного развертывания возмож­ностей целостного человека.

Если концепция происхождения и функции социального характера верна, мы сталкиваемся с проблемой, способной поставить нас в тупик. Не противоречит ли положение о / том, что? структура характера определяется ролью, которую^ индивид должен играть в обществе, тому, что характер лич-д но'сти формируется в детстве? Могут ли оба взгляда претен­довать на истину, если учесть, что ребенок в ранние годы жизни сравнительно мало вступает в контакт с обществом как таковым? Этот вопрос не так труден, как может пока­заться на первый взгляд. Мы должны провести грань между факторами, ответственными, с одной стороны, за содержа­ние социального характера, с другой — за способы, с помо­щью которых создается социальный характер. Можно счи­тать, что структура общества и функция индивида в социаль­ной структуре определяют содержание социального характе­ра. С другой стороны, семью можно считать психическим представителем общества, институтом, выполняющим функ­цию передачи требований общества подрастающему ребенку. Эту функцию семья выполняет двумя путями: 1) через влия­ние, которое оказывает характер родителей на формирова­ние характера подрастающего ребенка; поскольку характер большинства родителей является выражением социального ха­рактера, то они передают ребенку основные черты желатель­ной для общества структуры характера; 2) через способы вос­питания детей, обычные для данной культуры. Одной и той же цели можно добиться с помощью различных методов и приемов воспитания ребенка; с другой стороны, может ока­заться, что методы выглядят одинаковыми, но тем не менее они различаются в действительности из-за структуры харак-

Из плена иллюзий

521

тера тех, кто практикует эти методы. Сосредоточившись на методах воспитания ребенка, мы никогда не сможем объяс­нить социального характера. Методы воспитания значимы только в качестве механизмов передачи, и их можно правиль­но истолковать лишь в том случае, если мы сначала поймем, какой тип личности желателен и необходим в данном обще­стве.

о \ До сих пор мы рассматривали социальный характер как структуру, с помощью которой человеческая энергия фор­мируется специфическим образом; общество использует это

_й в своих целях. Теперь нам предстоит показать, чт6_еоциаль-ный характер — это и базис, из которого определенные идеи и идеалы черпают свою силу и привлекательность. Упомянутое выше соотношение между характером и идеями легко проследить в структуре индивидуального характера. Для человека с накопительской (анальной, по Фрейду) ори­ентацией характера привлекателен идеал бережливости, а отталкивающим будет казаться то, что он назвал бы «безрас­судным транжирством». С другой стороны, человек с про­дуктивным характером сочтет философию, ориентирующую­ся на сбережение, «грязной», зато примет идеи, в которых делается акцент на созидательные усилия и использование материальных благ, если они обогащают жизнь. Что касает­ся социального характера, то отношение между характером и идеями то же самое. Это отношение ярко иллюстрируют следующие примеры. В конце эпохи феодализма частная собственность превратилась в узловой фактор экономичес­кой и социальной системы. Конечно, частная собственность существовала и раньше. Но в условиях феодализма частная собственность распространялась преимущественно на землю и была связана с социальным положением, которое занимал собственник земли в иерархической системе. Землю нельзя было продать, поскольку она была неотъемлемой частью со­циальной роли ее владельца. Современный капитализм раз­рушил феодальную систему. Частная собственность распро­страняется не только на землю, но и на средства производ­ства. Вся собственность отчуждаема; ее можно купить и продать на рынке, а ее стоимость выражается в абстрактной форме — в деньгах. Земля, машины, золото, бриллианты — все в равной мере имеет стоимость, выраженную в абстракт-

У

ДУША ЧЕЛОВЕКА

ной денежной форме. Любой человек, вне зависимости от его положения в социальной системе, может приобрести частную собственность. Она может быть результатом трудо­любия, творчества, удачи, жестокости или наследования — способ ее приобретения не отражается на владении частной собственностью. Безопасность человека, власть, прочность его положения больше не зависят от его сравнительно ус­тойчивого социального статуса, как это было в феодальном обществе, а только от того, владеет ли он частной собствен­ностью. Если человек современной эпохи утрачивает част­ную собственность, в социальном смысле он — никто; фео­дальный же лорд не мог ее утратить до тех пор, пока фео­дальная система сохранялась в целости. В результате разли­чаются и почитаемые в этих обществах идеалы. Основной заботой для феодального лорда или даже для цехового ре­месленника была стабильность традиционного уклада, гар­моничные отношения с вышестоящими, представление о Боге как о высшем гаранте стабильности феодальной систе­мы. И если какая-либо из этих идей подвергалась нападкам, член феодального общества готов был рисковать жизнью ради защиты того, что он считал своим глубочайшим убеж­дением.

У современного человека совершенно иные идеалы. Его судьба, безопасность и власть покоятся на частной собст­венности; поэтому для буржуазного общества частная соб­ственность священна и идеал неприкосновенности частной собственности — краеугольный камень всего его идеологи­ческого сооружения. Хотя большинство людей капиталисти­ческого общества владеют не частной собственностью в употребляемом здесь смысле (собственность на средства производства), а только «личной» собственностью, такой, как машина, телевизор и тому подобное, то есть потреби­тельскими товарами, тем не менее великая буржуазная ре­волюция, направленная против феодальных порядков, сформулировала принцип неприкосновенности частной собственности так, что даже те, кто не принадлежит к эко­номической элите, разделяют по этому поводу те же самые чувства, что и принадлежащие к ней. И так же как член феодального общества считал выпады против феодальной системы безнравственными и бесчеловечными, так и рядо-

Из плена иллюзий

523

вой член капиталистического общества считает выпад про­тив частной собственности признаком варварства и бесче­ловечности. Зачастую он не скажет этого прямо, но выра­зит свое неодобрение против посягнувших на частную соб­ственность в таких словах, как безбожие, несправедливость и т.д.; в самом деле эти нарушители представляются ему, часто неосознанно, бесчеловечными потому, что посягнули на святость частной собственности. И дело не в том, что они наносят ему финансовый вред или реально ставят под угрозу его экономические интересы: дело в том, что дни уг­рожают жизненно важному идеалу. Думается, что ненависть и отвращение, которые питают многие люди в капиталис­тических странах по отношению к странам коммунистичес­ким, в значительной мере основаны на том, что они нега­тивно относятся к прямым нарушителям частной собствен­ности. Существует так много свидетельств того, что идеи коренятся в социально-экономической структуре общества, что трудно отобрать из них наиболее яркие. Так, свобода превратилась в идею первостепенной важности для средне­го класса в ходе его борьбы против ограничений, наложен­ных на него феодалами. «Личная инициатива» стала идеа­лом капитализма и свободной конкуренции в XIX в. Со­вместный труд и «человеческие отношения» стали идеалами капитализма XX в.

«Порядочность» стала наиболее популярной нормой в ка­питалистическом обществе, поскольку честность — основ­ной закон свободного рынка, на котором товары и труд об­мениваются без насилия и мошенничества. В то же время идея порядочности стала отождествляться с более древней нормой «возлюби ближнего своего» через упрощенный вари­ант этой нормы, представленной в «золотом правиле» нрав­ственности: «Поступай с другими людьми так, как ты хотел бы, чтобы они поступили с тобой».

Хочу еще раз подчеркнуть, что теория, согласно которой идеи определяются формами экономической и социальной жизни, вовсе не утверждает, будто они не обладают собст­венной реальностью или являются всего лишь «отражением» экономических нужд. Идеал свободы, например, коренится глубоко в природе человека, и именно поэтому он был идеа­лом и для иудеев в Египте, и для рабов Рима, и для немец- 524

ДУША ЧЕЛОВЕКА

Из плена иллюзий

525

ких крестьян в XVI в., и для немецких рабочих, боровшихся против диктаторов Восточной Германии. С другой стороны, идея авторитета и порядка также глубоко внедрилась в чело­веческое существование. Любая данная социальная система может обращаться к идеям, превосходящим ее собственную необходимость, как раз потому, что они обладают мощным воздействием на человеческое сердце. И понять, почему оп­ределенная идея завоевывает влияние и популярность, можно лишь исторически, то есть через социальный харак­тер, сформированный в данной культуре.

Необходимо сделать еще одну оговорку. Не только эко­номический базис создает определенный социальный харак­тер, который, в свою очередь, порождает некоторые идеи. Однажды созданные идеи тоже влияют на социальный ха­рактер и опосредованно — на социально-экономическую структуру общества. Я подчеркиваю здесь то, что социальный характер — это промежуточное звено между социально-эко­номической структурой и господствующими в обществе идея­ми и идеалами. Причем это посредник в обоих направлени­ях: от экономического базиса к идеям и от идей к экономи­ческому базису.

экономический базис

социальный характер

идеи и идеалы '