13 Эквивалентность, адекватность, переводимость

УРОВНИ И ВИДЫ ЭКВИВАЛЕНТНОСТИ

Какими бы противоречивыми ни были требования, предъявляемые к

переводу, нельзя не признать, что перевод является целенаправленной

деятельностью, отвечающей определенным оценочным критериям.

Одним из требований, издавна выдвигаемых теорией и практикой

переводческой деятельности, является требование эквивалентности

текстов — исходного и конечного. Эквивалентности придавалось

решающее значение в теоретическом описании перевода и выявлении

его сущности. Недаром в рассмотренных нами в предыдущей главе

различных определениях перевода часто присутствовало понятие

эквивалентности, которое многие теоретики считали и считают одной

из наиболее важных онтологических черт перевода.

Подобно тому как различные определения перевода соответствовали

различным этапам развития науки о переводе, различные понимания

эквивалентности отражали эволюции взглядов на сущность перевода.

Так, в теории закономерных соответствий, заслуга разработок которой

принадлежит одному из пионеров лингвистического переводоведения в

нашей стране, Я.И. Рецкеру, понятие эквивалентности

распространялось лишь на отношения между микроединицами текста,

но не на межтекстовые отношения. При этом эквивалент понимался как

постоянное равнозначное соответствие, как правило не зависящее от

контекста [Рецкер, 1974, 10—11].

Думается, что такое узкое понимание эквивалента объясняется

местом этой категории в используемой в теории закономерных

соответствий системе понятий. Ведь родовым понятием в этой системе

является "соответствие", а видовыми — "эквивалент" и "вариантное

соответствие", устанавливаемое между словами в том случае, когда в

языке перевода существует несколько слов для передачи одного и того

же значения исходного слова. Так, к эквивалентам относятся

doctrinarianism 'доктринерство', dodder (бот.) 'повилика', dodman (диал.)

'улитка', dog-bee (энт.) 'трутень', dog-bolt (тех.) 'откидной болт', dogcollar

'ошейник'. Приведенные соответствия относятся к категории

полных эквивалентов, поскольку они охватывают полностью значение

данного слова, а не одно из его значений. Слово shadow имеет

частичный эквивалент 'тень', соответствующий его основному

значению (побочным значениям соответствуют рус. 'полумрак' и

'призрак'). Когда слово многозначно, как, например, существительное

pin, и даже в технике имеет ряд значений: 'палец', 'штифт', 'шпилька',

'шплинт' и другой ряд специальных значений: 'шкворень', 'ось', 'цапфа',

'шейка', то ни одно из них, по мнению Я.И. Рецкера, нельзя считать

эквивалентным. Это — вариантные соответствия [Рецкер, 1974, 11—

12].

Разумеется, каждый автор имеет право употреблять тот или иной

термин в соответствии с используемым им понятийным аппаратом, и,

хотя в переводческой литературе доминирует более широкое

76

толкование понятий "эквивалент" и "эквивалентность", в эти термины

можно вкладывать и иной смысл. Однако обращает на себя внимание

другое обстоятельство. Разграничение понятий "эквивалент" и

"вариантное соответствие" продиктовано, по-видимому, не столько

переводческими, сколько лексикографическими соображениями.

В самом деле, для переводчика различие между "частичным

эквивалентом" и "вариантным соответствием" несущественно. И в том,

и в другом случае он имеет дело с неоднозначным соответствием:

одному слову в исходном языке соответствует несколько слов в языке

перевода. Различие возникает лишь в словаре: в первом случае

соответствия даются под отдельными цифрами и относятся к разным

значениям многозначного слова (например, criminal l) преступник, 2)

лицо, виновное в совершении преступления), а во втором — приводятся

под одной цифрой как разные соответствия в рамках одного и того же

значения (например, cringe l. раболепствовать, низкопоклонствовать;

стоять в подобострастной позе...). Что же касается полных

эквивалентов, то они встречаются, как отмечает Я.И. Рецкер, главным

образом среди географических названий, собственных имен и терминов

и, следовательно, представляют собой не столь частое явление.

Попутно отметим, что даже в пределах этих лексических пластов

полные эквиваленты встречаются не столь уж часто. Так, например,

английскому термину "friction clutch" в русском языке соответствуют

два термина: "фрикционное сцепление" и "муфта". В ряде случаев

спорными представляются некоторые из приводимых Я.И. Рецкером

примеров "полных эквивалентов" (например, с предлагаемым им

эквивалентом англ, supermarket 'магазин самообслуживания' успешно

конкурирует 'универсам'; sell-out — это не только 'предательство

национальных интересов', но и любое 'предательство, измена').

Более того, "частичные эквиваленты" никак не подпадают под их

приведенное выше определение как равнозначных соответствий, не

зависящих от контекста, поскольку выяснить, как следует перевести

многозначное слово, можно только из контекста (ср. the shadow of the

house 'тень от дома' и the shadows lengthen 'сумерки сгущаются'). А если

ограничить понятие эквивалента лишь "полными эквивалентами", то

выяснится, что речь идет о довольно редком явлении, которое едва ли

можно считать ориентиром, помогающим переводчику "понять

значение окружающего контекста и всего высказывания в целом", даже

если последнее содержит незнакомые ему слова. Ведь что касается

"частичных эквивалентов", то для выяснения их конкретного смысла

необходим контекст, а "полные эквиваленты" не могут служить

смысловым ориентиром хотя бы потому, что это — относительно

редкие слова, едва ли известные переводчику (ср., например, из

приводимого Я.И. Рецкером перечня эквивалентов dodder, dodman, dogbolt.

Из сказанного следует, что в определении эквивалентности у Я.И.

Рецкера четко прослеживаются исходные позиции "теории

закономерных соответствий", построенной в основном на соотношении

отдельных единиц. Речь идет фактически о соотношении языков, а не о

соотношении текстов'. Сходный подход, хотя и основанный на других

77

лингвистических предпосылках, обнаруживает Дж. Кэтфорд. Согласно его

определению текстовый переводческий эквивалент — это любая форма

языка перевода (текст или часть текста), которая, согласно

наблюдениям, эквивалентна данной форме исходного языка (тексту или

части текста). Здесь как будто бы речь идет о текстах. На самом же деле,

сопоставляются отдельные формы двух языков. Текстом считается,

например, предложение Му son is six. Его эквивалент в другом языке

устанавливается путем обращения к двуязычному информанту или

компетентному переводчику, который может предложить французский

эквивалент этого предложения: Mon fils a six ans.

Определяя условия переводческой эквивалентности, Дж. Кэтфорд

пишет: "Для того, чтобы существовала переводческая эквивалентность,

необходимо, чтобы как исходный, так и конечный тексты были бы

соотносимы с функционально релевантными признаками данной

ситуации" [там же, 94]. Под функционально релевантными признаками

ситуации подразумеваются признаки, существенные с точки зрения

коммуникативной функции текста в данной ситуации. Функциональная

релевантность не может быть точно определена и устанавливается чисто

интуитивно на основе широкого экстралингвистического г контекста (или

"котекста" в терминологии Кэтфорда).

Выше, рассматривая определение перевода у Кэтфорда (см. гл. II), мы

отмечали, что основным элементом этого определения является

отражение в переводе предметной (референциальной) ситуации. Ту же

соматическую направленность мы находим и в характерном для этого

автора понимании эквивалентности. Но, как справедливо отмечает автор

обзора переводоведческих работ по эквивалентности и адекватности Р.

Левицкий, "поскольку свойства ситуации не подлежат научному описанию,

теории перевода остается заняться только межъязыковыми

закономерностями, которые прослеживаются на пути от оригинала к

переводу. Такая позиция приводит, в частности, к введению понятия

"restricted translation" [Catford, 1965, 22] — перевода на одном, избранном

уровне языка" [Левицкий, 1984 75].

В выдвинутой Ю. Найдой концепции "динамической

эквивалентности", которой мы уже касались в гл. II, делается попытка

преодолеть ограниченность чисто семантического подхода к

эквивалентности. Наличие семантического подобия между двумя

текстами не рассматривается более как достаточное условие

эквивалентности. "Динамическая эквивалентность" определяется как

"качество перевода, при котором смысловое содержание оригинала

передается на языке-рецепторе таким образом, что реакция (response)

рецептора перевода в основном подобна реакции исходных рецепторов "

[Nida, Taber, 1969, 202]. При этом под реакцией подразумевается общее

восприятие сообщения, включающее понимание его смыслового

содержания, эмоциональных установок и др. Таким образом, в

определение эквивалентности вводится прагматическое измерение —

установка на рецептора. Понятие "динамическая эквивалентность"

противопоставляется понятию "формальное соответствие", т.е. того

качества перевода, при котором признаки формы исходного текста

78

механически воспроизводятся в языке-рецепторе, внося искажения в

смысл сообщения и приводя к его неправильному восприятию.

Понятие динамической эквивалентности в определении Ю. Наиды

учитывает еще один существенный компонент перевода

коммуникативную ситуацию. Если для Дж. Кэтфорда решающим (и,

пожалуй, единственным) критерием эквивалентности является

семантический критерий соотнесенности с предметной ситуацией, то у

Ю Найды на первый план выдвигается наличие в процессе перевода

двух коммуникативных ситуаций и необходимость согласованности

вторичной коммуникативной ситуации с первичной.

Разумеется, установка на получателя не исчерпывает тех

прагматических отношений, которые характеризуют коммуникативную

ситуацию. В предыдущей главе мы касались, в частности,

детерминирующей роли коммуникативной интенции, культурной

(литературной) традиции, нормы перевода и др. Но, пожалуй, наиболее

слабым звеном в предложенной Ю. Найдой дефиниции

эквивалентности является неясность самого статуса данного понятия. В

самом деле, возникает вопрос: что же такое эквивалентность —

идеальный конструкт или понятие, отражающее реальную практику

перевода? В определении постулируется не тождество реакций, а их

подобие. Таким образом создается впечатление, что речь идет о реальной

переводческой практике. Но тогда возникает вопрос о том, какая

степень подобия является необходимой и достаточной для того, чтобы

считать данные тексты эквивалентными друг другу. Ниже мы вернемся

к этому вопросу в связи с соотношением понятий "эквивалентность"

и"адекватность".

Коммуникативная эквивалентность (именуемая также текстовой и

переводческой эквивалентностью) определяется Г. Йегером как

отношение между текстами, существующее в тех случаях, когда оба

текста совпадают по своей коммуникативной ценности, или, иными

словами, способны вызвать одинаковый коммуникативный эффект.

Последний понимается как передача адресату определенного

мыслительного содержания. Иными словами, коммуникативная

эквивалентность — это отношение между текстом на исходном языке и

текстом на языке перевода, которое возникает в тех случаях, когда при

переходе от оригинала к конечному тексту сохраняется или остается

инвариантной изначальная коммуникативная ценность текста [Jäger,

1975, 87].

Определение Г. Йегера ценно прежде всего тем, что оно в полной

мере включает в рассмотрение такую важную для перевода категорию,

как текст. Автор определения правильно обращает внимание на связь

таких понятий, как "эквивалент" и "инвариант". Именно

инвариантность определенных свойств оригинала (в данном случае его

"коммуникативной ценности") обеспечивает эквивалентность конечного

текста исходному.

Выше, рассматривая различное понимание сущности перевода, мы

упрекали Г. Йегера в максимализме ввиду того, что он рассматривал

полное сохранение коммуникативной ценности оригинала в качестве

онтологической характеристики перевода. Что же касается

предлагаемого им определения эквивалентности, то оно, на наш взгляд,

79

может считаться вполне оправданным с той, разумеется, существенной

оговоркой, что речь идет не об усредненной характеристике реальной

переводческой практики, а о ее идеальном эталоне. Этот вопрос будет

подробнее рассмотрен ниже, в разделе "Эквивалентность и адекватность".

Если в приведенных выше определениях понятие эквивалентности

предстает перед нами в недифференцированном виде, то в работах

других авторов основной упор делается на вариативность этого понятия,

на существование различных видов и аспектов эквивалентности Так,

например, В. Коллер считает, что понятие эквивалентности приобретает

реальный смысл лишь в том случае, когда уточняется вид или тип

эквивалентных отношений между текстами. Само по себе понятие

эквивалентности, по его мнению, постулирует лишь наличие неких

отношений между исходным и конечным текстами

Недифференцированное требование эквивалентности, предъявляемое к

переводу, бессодержательно, поскольку остается неясным, в каком

именно отношении перевод должен быть эквивалентным оригиналу.

Вид эквивалентности уточняется путем указания на те аспекты, в

которых применяется это нормативное понятие. Иными словами, речь

идет о тех конкретных свойствах оригинала, которые должны быть

сохранены в процессе перевода. В. Коллер различает следующие пять

видов эквивалентности: 1) денотативную, предусматривающую

сохранение предметного содержания текста (в переводческой

литературе оно именуется "содержательной инвариантностью" или

"инвариантностью плана содержания"; 2) коннотативную,

предусматривающую передачу коннотаций текста путем

целенаправленного выбора синонимичных языковых средств (в

переводоведческой литературе обычно относится к стилистической

эквивалентности); 3) текстуально-нормативную (textnormative

Äquivalenz), ориентированную на жанровые признаки текста, на

речевые и языковые нормы (в переводческой литературе также часто

фигурирует под рубрикой "стилистической эквивалентности"); 4)

прагматическую, предусматривающую определенную установку на

получателя (в переводоведческой литературе также именуется

"коммуникативной эквивалентностью"); 5) формальную,

ориентированную на передачу художественно-эстетических,

каламбурных, индивидуализирующих и других формальных признаков

оригинала [Koller, 19836 186—191].

Достоинством релятивистского подхода к эквивалентности является,

на наш взгляд, то, что он учитывает многомерность и многогранность

процесса перевода. В. Коллер прав, отмечая, что эквивалентность

является нормативным, а не дескриптивным понятием. В приводимом

им перечне видов эквивалентности находят свое отражение

нормативные требования, предъявляемые к переводу. Некоторые из этих

требований частично противоречат друг другу. В них проявляются

рассмотренные выше "парадоксы перевода".

В Коллер исходит из предположения, что в шкале ценностей, которыми

оперирует переводчик, существуют лишь переменные величины.

Каждый раз, переводя текст в целом или какой-либо из его

80

сегментов, переводчик стоит перед задачей установить иерархию

ценностей, подлежащих сохранению в переводе, и на ее основе —

иерархию требований эквивалентности в отношении данного текста.

Таким образом, иерархия этих требований варьируется от текста к

тексту, что не дает возможности сформулировать то главное требование,

которое лежит в основе любой эквивалентности [там же, 91].

Действительно, соотношение между различными требованиями,

предъявляемыми к переводу, является переменной величиной. Однако

думается, что требование коммуникативно-прагматической

эквивалентности при всех условиях остается главнейшим, ибо именно

это требование, предусматривающее передачу коммуникативного

эффекта исходного текста, подразумевает определение того его аспекта

или компонента, который является ведущим в условиях данного

коммуникативного акта. Иными словами, именно эта эквивалентность

задает соотношение между остальными видами эквивалентности —

денотативной, коннотативной, текстуально-нормативной и формальной.

Это положение вполне согласуется с выдвинутым нами ранее

положением о функциональном инварианте перевода, определяемом

функциональными доминантами текста и их конфигурацией, и

охватывающем как те случаи, когда первостепенное значение

приобретает требование денотативной эквивалентности, так и те, когда

коммуникативная установка речевого акта выдвигает на первое место

другие функциональные характеристики переводимого текста [Швейцер,

1973, 68—70].

В отличие от В. Коллера В.Н. Комиссаров различает следующие

уровни (типы) эквивалентности, понимаемой как разные степени

смысловой общности между переводом и оригиналом: 1) цели

коммуникации, 2) идентификации ситуации, 3) "способа описания

ситуаций", 4) значения синтаксических структур и 5) словесных знаков

[Комиссаров, 1980, 59—100]. Если у В. Коллера все виды

эквивалентности выстраиваются в одной плоскости, то у В.Н.

Комиссарова они образуют иерархическую структуру, хотя характер

иерархии не вполне ясен. По мнению автора, предложенная им ранее

иерархическая модель эквивалентности была упрощенной. "Очевидно,

что здесь мы имеем дело с иным типом иерархии, компоненты которой

не организуются в многоярусную систему, где единицы каждого уровня

включают в себя единицы уровня нижеследующего" [там же, 100].

Наименьшей степенью смысловой общности характеризуются

отношения между оригиналом и переводом на уровне цели

коммуникации. Сюда относятся такие случаи, как: Maybe there is some

chemistry between us doesn't mix 'Бывает, что люди не сходятся

характерами'.

Второй тип эквивалентности (на уровне идентификации ситуации)

отличается от первого тем, что здесь сохраняется дополнительная часть

содержания оригинала, указывающая, о чем сообщается в исходном

высказывании. Иными словами, в тексте отражается та же предметная

ситуация, хотя и изменяется способ ее описания: Не answered the

telephone 'Он снял трубку'.

6 Зак. 311 81

Третий тип эквивалентности (уровень "способа описания ситуации")

характеризуется сохранением в переводе общих понятий, с помощью

которых описывается ситуация ("способа описания ситуации"): Scrubbing

makes me bad-tempered 'От мытья полов у меня характер портится'.

В четвертом типе эквивалентности (уровень синтаксических значений)

к указанным выше чертам общности добавляется еще одна —

инвариантность синтаксических структур оригинала и перевода: I told him

what I thought of him 'Я сказал ему свое мнение о нем'. Думается, что

этот тип охарактеризован не вполне точно: речь здесь может идти не об

инвариантности, а лишь о сходстве синтаксических структур (ср. структуру

сложного предложения в оригинале и простого — в переводе).

Наконец, к пятому типу эквивалентности (на уровне словесных

знаков) относятся те случаи, когда в переводе сохраняются все основные

части содержания оригинала. Сюда относятся такие случаи, как: I saw

him at the theatre 'Я видел его в театре'.

Преимуществом концепции В.Н. Комиссарова по сравнению с

изложенной выше концепцией В. Коллера является то, что здесь в

понятие эквивалентности вкладывается достаточно определенное

содержание. В качестве обязательного условия эквивалентности

постулируется "сохранение доминантной функции высказывания" [Комиссаров,

1980, 71], что вполне соответствует выдвинутому нами положению о

функциональном инварианте перевода, опирающемся на функциональные

доминанты текста. В.Н. Комиссаров, безусловно, прав, отмечая ведущую

роль цели коммуникации в установлении эквивалентных отношений

между оригиналом и переводом. Поскольку цель коммуникации

относится к категории прагматических факторов, это равноценно признанию

главенствующего положения прагматической эквивалентности в иерархии

требований, предъявляемых к переводу. Единственное различие между

этим положением и тем, которое было нами изложено выше, сводится к

тому, что у нас речь идет о "коммуникативном эффекте", а у В.Н.

Комиссарова — о цели коммуникации. Однако указанное различие

несущественно, так как это — соотносительные понятия (для того, чтобы

состоялась коммуникация, эффект должен соответствовать цели).

Менее обоснованным представляется утверждение о том, что различие

между типами эквивалентности сводится к степени общности содержания

оригинала и перевода. Например, различие между третьим и четвертым

типами эквивалентности отнюдь не затрагивает их содержания, а

касается лишь их синтаксической формы. Четвертый тип характеризуется

большей степенью синтаксического (но не семантического) сходства,

чем третий. То же самое относится и к различию между пятым типом и,

скажем, четвертым и третьим. Различие здесь также характеризуется

степенью формального (но не смыслового) сходства. Поэтому нет

достаточно убедительных оснований утверждать, что лишь пятый тип

эквивалентности обеспечивает "наибольшую степень смысловой

общности, которая только может существовать между текстами на разных

языках" [там же, 95].

82

Думается, что типология переводческой эквивалентности может быть

представлена как в виде иерархической, так и в виде одномерной

структуры.

К предлагаемой нами иерархической модели эквивалентности ближе

примыкает схема В.Г. Гака и Ю.И. Львин, в которой различаются три

вида эквивалентности: формальная, смысловая и ситуационная. При

формальной эквивалентности общие значения в двух языках

выражаются аналогичными языковыми формами (например: La

dele'gation frangaise arrive aujourd'hui ä Moscou 'Французская делегация

прибывает сегодня в Москву'). Смысловая эквивалентность предполагает

выражение одних и тех же значений различными способами (например: La

delegation a quitte Moscou par avion a destination de Paris 'Делегация

вылетела из Москвы в Париж'). И наконец, особенностью ситуационной

эквивалентности является то, что одна и та же ситуация описывается не

только с помощью различных форм (как и при смысловой

эквивалентности), но и с помощью различных элементарных значений

(сем) выражаемых этими формами; одно и то же сообщение об отбытии

французской делегации может быть озаглавлено и по-русски:

"Французская делегация вылетела на родину", и по-французски: "La

delegation franqaise regagne Paris) [Гак, Львин, 1970, 10].

При формальной эквивалентности наблюдается подобие слов и форм

при подобии значений. Различия средств выражения проявляются лишь в

общих структурных различиях двух языков (наличие артикля во

французском языке при отсутствии падежных форм и др.). При смысловой

эквивалентности совокупность сем, составляющих общий смысл обеих

фаз, одинакова. Варьируются лишь языковые формы их выражения

(способ движения по воздуху в русской фразе выражается корнем глагола

(-лет), а во французской — существительным с предлогом — par avion).

При ситуационной эквивалентности различия в наборе сем,

описывающих одну и ту же ситуацию, проявляются в том, что в русском

высказывании присутствуют семы удаления, способа передвижения, прош.

времени, а во французском — приближения, наст, времени действия.

Однако "формальная" эквивалентность, как следует из приведенных

выше примеров, является не только формальной. Ведь приведенные в

качестве ее примера элементарные фразы не только эквиваленты друг

другу по форме, но и по смыслу, и по отражаемой в них предметной

ситуации. "Смысловая" эквивалентность также не является чисто

смысловой, - поскольку она одновременно устанавливается и на уровне

предметной ситуации. По сути дела, все три категории эквивалентности

представляют собой результат различных переводческих операций: в первом

случае речь идет о простейшей из этих операций — субституции, т.е. о

подстановке знаков языка перевода вместо знаков исходного языка, а во

втором и в третьем — об операциях более сложного типа — так

называемых переводческих трансформациях.

На трансформациях мы подробно остановимся ниже (гл. IV и V). В этом

разделе мы рассмотрим их лишь в первом приближении в

83

связи с предлагаемой нами моделью уровней эквивалентности. Эта

модель строится на учете двух взаимосвязанных признаков: 1) характера

трансформации, которой подвергается исходное высказывание при

переводе, и 2) характера сохраняемого инварианта. При построении этой

модели за основу были приняты три измерения семиозиса (знакового

процесса), различаемые в семиотике, — синтактика (отношение "знак :

знак"), семантика (отношение "знак : референт") и прагматика (отношение

"знак : человек").

На синтаксическом уровне имеют место субституции типа: The sun

disappeared behind a cloud — Солнце скрылось за тучей; Результаты

были катастрофическими — The results were disastrous. B этом случае

переводческая операция может быть описана как замена одних знаков

(единиц) другими с сохранением синтаксического инварианта.

К семантическому уровню относятся те виды эквивалентности, которые в

изложенной выше схеме В.Г. Гака и Ю.И. Львин называются "смысловым"

и "ситуационным" Здесь фраза на языке перевода является трансформом

исходной фразы. Сюда входит широкий спектр трансформаций

(пассивизация, номинализация, замена слова словосочетанием и др.):

Послали за электриком — An electrician has been sent for; Ваша жена

прекрасно готовит — Your wife is a süperb cook; They are queueing for

tickets — Они стоят в очереди за билетом.

Все эти случаи семантической эквивалентности объединяет наличие

одних и тех же сем (семантических компонентов) при расхождениях в

инвентаре формально-структурных средств, используемых для их

выражения. Поэтому данный подуровень семантической эквивалентности

можно назвать компонентным.

Если на компонентном подуровне в процессе перевода сохраняется

компонентная (семная) структура высказывания, то на "ситуативном"

происходят известные сдвиги в этой структуре. Фактически термин

"ситуативная эквивалентность" весьма условен. Может сложиться

впечатление, что в этом случае оригинал и перевод объединяет лишь то,

что они соотнесены с одной и той же предметной ситуацией. Но если

этого было бы достаточно, то пришлось бы признать "ситуативно-

эквивалентными" такие фразы, как, скажем: Красавицей ее не назовешь —

Sie ist hasslich wie die Nacht, поскольку они могут быть отнесены к одному и

тому же референту. Но ведь эти фразы явно имеют разный смысл.

Очевидно, кореференция (отнесенность элементов текста к одному и тому

же сегменту действительности) сама по себе еще не создает

семантической эквивалентности.

Здесь, по-видимому, налицо та же закономерность, что и во

внутриязыковых отношениях: отношения эквивалентности смыслов

возникают не только при тождестве образующих смысл компонентов

(Самолет сел — Самолет произвел посадку), но и в тех случаях, когда

сочетания разных семантических компонентов приравниваются друг к

другу (Вы у нас редкий гость — Вы нас не часто навещаете). В

несколько упрощенном виде компонентную эквивалентность можно

изобразить в виде следующей формулы: a + b + c...+ z =

84

= а + b + с... + z, где a, b, с и т.д. — тождественные семантические компоненты

(семы). Что же касается "ситуативной" эквивалентности, то ее можно

свести к формуле: а + b = с + d, где а, Ь, с и d — различные семантические

компоненты (семы). Этот подуровень семантической эквивалентности мы

назовем референциальным, имея в виду инвариантность референциального

смысла приравниваемых друг к другу разноязычных высказываний. См.

примеры: У меня стоят часы — Му watch has stopped; The air crash in

Illinois killed 84 passengers — Beim Flugzeugabsturz im Illinois sind 84

Fluggäste ums Leben gekommen — В результате авиакатастрофы в

Иллинойсе погибли 84 пассажира; Das ist nur ein Katzensprung —This is

just a stone's throw — Это отсюда рукой подать. Этот тип

эквивалентности основан на известном свойстве языков, связанном с

использованием различных, хотя и соотнесенных друг с другом,

семантических признаков для порождения семантически эквивалентных

высказываний. Подробнее этот вопрос будет рассмотрен в гл. IV (см. также

раздел "Ситуативная модель" в кн.: [Швейцер, 1973]).

Если на подуровне компонентной эквивалентности перевод

осуществляется в основном путем грамматических трансформаций, то

на подуровне референциальной эквивалентности речь идет о более

сложных лексико-грамматических преобразованиях, затрагивающих не

только синтаксическую матрицу высказывания, но и ее лексико-

семантическое наполнение. В частности, среди этих трансформаций

выделяются: а) трансформации, основанные на метонимических сдвигах, и

б) трансформации, основанные на метафорических сдвигах. В первом

случае смысловые элементы оригинала и перевода обнаруживают

отношения, основанные на смежности выражаемых ими понятий, а во

втором — они обнаруживают отношения, основанные на сходстве. Ср.

метонимический сдвиг "состояние — действие" в первом примере (У меня

стоят часы — Му watch has stopped) и метафорический сдвиг в

последнем (Das ist nur ein Katzensprung — Это отсюда рукой подать).

Типология семантических трансформаций, осуществляемых в процессе

перевода, входит в круг вопросов, рассматриваемых в следующей главе.

В схеме В.Г. Гака и Ю.И. Львин отсутствует уровень,

соответствующий третьему семиотическому измерению — прагматике.

Вместе с тем, как отмечалось выше, прагматический уровень занимает

высшее место в иерархии уровней эквивалентности. В этой иерархии

существует следующая закономерность: каждый уровень эквивалентности

предполагает наличие эквивалентности на всех более высоких уровнях.

Так, эквивалентность на синтаксическом уровне предполагает

эквивалентность на семантическом (компонентном и референциальном)

и прагматических уровнях. Компонентная эквивалентность предполагает

также эквивалентность референциальную и прагматическую. Наконец,

референциальная эквивалентность подразумевает и эквивалентность на

прагматическом уровне. Обратной зависимости здесь не существует.

Компонентная эквивалентность может существовать без синтаксической,

референциальная — без компонентной. Наконец, прагматическая

эквивалентность может существовать без

85

семантической и, разумеется, без синтаксической. Ср. следующие примеры,

приводимые Я.И. Рецкером: The Chauffeur, a Russian tsar of the period of

Ivan the Terrible (F. Scott Fitzerald) — "Шофер — настоящий русский

боярин времен Ивана Грозного".

Прагматический фактор (установка на получателя) побудил

переводчицу Е.Д. Калашникову пойти на известные семантические

сдвиги. Исторический ляпсус в оригинале (какие другие цари могли быть

в России в период правления Ивана Грозного?) исправлен в переводе

[Рецкер, 1974, 36—37]. Если трансформации, соответствующие

семантическому уровню, сравнительно легко укладываются в

определенные модели (здесь мы находим семантические сдвиги

описанных выше типов), то на прагматическом уровне встречаются

трансформации, которые не сводятся к единой модели (опущение,

добавление, полное перефразирование и др.). Ср. следующие примеры:

Остается две недели шоппинга... "Шоппинг" — значит ходить по

магазинам, прицениваться, делать покупки. До сих пор политический

шоппинг был удачнее для республиканцев — The shopping season will last

two weeks. As to political shopping, so far it has favoured the Republicans;

"Ничего, до свадьбы заживет" — As the Russian saying goes, "it will heal

in time for the wedding"; Many happy returns of the day — С днем

рождения вас. В первом примере переводчик опускает фразу,

избыточную с точки зрения англоязычного получателя ("Шоппинг"—

значит ходить по магазинам...), во втором — добавляет существенное

для него уточнение (as the Russian saying goes...) , в третьем — полностью

изменяет смысловую структуру фразы, исходя из коммуникативной цели

высказывания.

Таким образом, прагматический уровень, охватывающий такие

жизненно важные для коммуникации факторы, как коммуникативная

интенция, коммуникативный эффект, установка на адресата, управляет

другими уровнями. Прагматическая эквивалентность является

неотъемлемой частью эквивалентности вообще и наслаивается на все

другие уровни и виды эквивалентности. Подытоживая сказанное выше,

можно представить иерархию уровней эквивалентности в виде табл. 1.

Мы разделяем мысль о примате высших уровней эквивалентностей,

сформулированную И. Левым в других терминах и на основе иного

понятийного аппарата, но в целом достаточно точно: "У слов, несущих

несколько семантических функций, наиболее важны функции в

семантическом комплексе высшего порядка, будь то контекст (фразы,

абзаца и т.п.), характер персонажа, философский замысел произведения"

[Левый, 1974, 146].

Выбор уровня, на котором устанавливается эквивалентность,

определяется специфической для данной ситуации конфигурацией языковых

и внеязыковых факторов, от которых зависит процесс перевода (см. гл. II,

раздел "Языковые и внеязыковые аспекты перевода"). Выше отмечалось, что

понятие эквивалентности является в своей основе понятием нормативным.

Отступления от иерархии уровней эквивалентности приводят к

нарушениями переводческой нормы

86

(по крайней мере той нормы, которая сложилась в советской

переводческой школе), получившим название буквального и вольного

перевода.

Буквальный перевод связан с нарушением отмеченной выше

закономерности, согласно которой эквивалентность на любом из уровней

предполагает эквивалентность на всех высших уровнях. Вот один из

примеров синтаксической эквивалентности без эквивалентности

семантической и прагматической: — Ты единственная женщина, какую я

когда-либо любил. «Выходит совсем нелепо, — комментирует этот

буквализм Н. Галь, — как будто говорящий любил давно и уже успел

разлюбить. А надо бы просто: „До тебя я никогда никого не любил"» [

Галь, 1975, 80].

В целом можно согласиться с Л.С. Бархударовым, полагающим, что

буквальным переводом следует считать перевод, осуществляемый на

уровне более низком, чем тот, который необходим в данном случае

[Бархударов, 1975, 186].

Буквальный перевод всегда является, так сказать, переводом

"недотрансформированным". При этом он проистекает из недооценки тех

или иных детерминантов перевода. Часто недооценивается идиоматичность

языка, забывается, что механическое воспроизведение той же совокупности

семантических компонентов дает в итоге иной смысл. Так, в переводе на

русский язык автобиографическая книга известной американской

теннисистки Алтеи Гибсон называется "Я всегда хотела стать кем-то"

(М.: Физкультура и спорт, 1978). Между тем по-английски книга

озаглавлена "I Always Wanted Jo Be Somebody". В "Большом англо-

русском словаре" значение somebody 'человек с положением'

иллюстрируется примером: the desire to be somebody 'стремление выйти

(выбиться) в люди'. Думается, что эта трактовка дает ключ к

правильному переводу названия книги: "Мне всегда хотелось выбиться в

люди".

Иногда в переводе недооценивается роль предметной ситуации в

сохранении референциального инварианта. Н. Галь приводит в качестве

примера подобного буквализма перевод английской фразы I want

something human — "Хочу, чтобы рядом было что-то человеческое".

Референциальный контекст этой фразы таков: старушка втайне

чувствует себя одинокой, ей не хватает ласки, тепла, и она решает

завести собаку. Этот контекст получает гораздо более адекват-

87

ное отражение в предлагаемом Н. Галь переводе: "Хочу, чтобы рядом

была живая душа" [Галь, 1975, 152].

В других случаях причины буквализма коренятся в игнорировании

тех или иных элементов коммуникативной ситуации перевода (чаще

всего прагматической установки на адресата).

Вольный перевод объединяет с переводом буквальным то, что оба

они искажают коммуникативный эффект оригинала и тем самым ведут

к нарушению эквивалентности. В то же время они являются

антиподами: если буквальный перевод "недотрансформирован", то

вольный перевод "перетрансформирован". Дело в том, что

эквивалентность обеспечивается путем трансформаций при том

условии, что последние семантически или прагматически мотивированы.

Известный немецкий афоризм "so treu wie möglich so frei wie nötig" ("по

возможности верный, по необходимости вольный") хорошо отражает

логику переводческого решения: по возможности стремясь к точности,

перевод допускает вольность лишь по мере необходимости.

Неоправданная вольность составляет сущность вольного перевода.

Выше, в гл. II, посвященной сущности перевода, мы уже приводили

примеры вольного перевода, фактически приближающиеся к той грани,

которая разделяет перевод и вольное переложение. Здесь переводчик

явно "превышает свои полномочия" языкового посредника.

Ярким примером такого "превышения полномочий" было творчество

талантливого русского переводчика XIX в. И. Введенского, о котором

К.И. Чуковский в свое время писал: «Если Диккенс говорит: „она

заплакала", Введенский считает своим долгом сказать: „слезы

показались на прелестных глазах моей малютки". Встречая у Диккенса

слово „приют", он непременно напишет: „приют, где наслаждался я

мирным счастьем детских лет..." Никто не станет отрицать у Иринарха

Введенского наличность большого таланта, но это был такой

неряшливый и разнузданный (в художественном отношении) талант,

что многие страницы его переводов — сплошное издевательство над

Диккенсом» [Чуковский, 1936, 96—100].

В наши дни более строгие нормы перевода делают такого рода

крайние проявления переводческих вольностей невозможными. Однако

тенденция к вольному переводу сохранилась и поныне. Думается, что

решающим основанием для характеристики данного перевода как

вольного является возможность параллельного перевода, отвечающего

требованиям прагматической эквивалентности и в то же время

значительно точнее передающего смысловое содержание оригинала.

Рассмотрим в качестве примера два перевода одного и того же

предложения из романа Достоевского "Идиот" на английский язык:

Было так сыро и туманно, что насилу рассвело, в десяти шагах вправо и

влево от дороги трудно было разглядеть хоть что-нибудь из окна вагона

—

1. The weather was so damp and foggy that the break of day had brought

only a pale and sickly light, and little could be made out at more than a

dozen paces beyond the coach Windows.

2. It was so damp and foggy that it was a long time before it grew light, and

even then it was difficult to distinguish out of the car-

88

riage windows anything a few yards to the right and left of the railway track.

В первом варианте содержатся некоторые элементы вольного перевода.

Фраза насилу рассвело переведена: "...the break of the day brought only a

pale and sickly light". Вместе с тем второй перевод свидетельствует о

возможности более точного воспроизведения смысловой структуры

подлинника: "it was a long time before it grew light".

В разделе, посвященном языковым и внеязыковым аспектам перевода

(гл. II), указывалось, что детерминанты перевода образуют цепочку

фильтров, определяющих выбор окончательного варианта. Разумеется,

реальная последовательность прохождения этих фильтров может быть

различной. Вместе с тем в свете описанной выше иерархической модели

уровней эквивалентности можно высказать предположение о том, что

существует определенная (хотя, разумеется, нежесткая) корреляция

между тремя уровнями модели эквивалентности и основными этапами

процесса выработки переводческого решения. Собственный опыт автора и

анализ работ других переводчиков позволяют выдвинуть гипотезу,

согласно которой процесс отбора варианта является постепенным

восхождением от низших уровней эквивалентности к высшим. Иначе

говоря, этот процесс представляет собой серию трансформаций, в ходе

которых переводчик может отказаться от эквивалентности на более

низком уровне во имя эквивалентности на более высоком.

Поучительным в этом отношении может оказаться анализ

переводческих черновиков. К сожалению, эти материалы редко

попадают в поле зрения исследователей. В этой связи значительный

интерес представляют опубликованные Р. Хартманом черновые варианты

перевода романа Э.М. Ремарка "На западном фронте без перемен" на

английский язык [Hartmann, 1981, 206]. Эти материалы дают возможность

проследить генезис перевода на его основных этапах. Рассмотрим путь

переводчика романа А. Весли Уина к оптимальному варианту на материале

вводного абзаца:

Wir hegen neun Kilometer hinter der Front. Gestern wurden wir abgelost; jetzt haben wir

den Magen voll weisser Bohnen und Rundfleisch und sind satt und zufrieden. Sogar für

abends hat jeder noch ein Kochgeschirr voll fassen können; dazu gibt es ausserdem doppelte

Wurst und Brotportionen - das schafft. So ein Fall ist schon lange nicht mehr dagewesen... (E.M.

Remarque. "Im Westen nichts Neues", 1929/1977).

We are lying six miles behind the front. Yesterday we were relieved; now with stomachs

full of bully-beaf and beans we are replete and at peace. Tonight every man is to have another

dixie full for the evening; there is besides a double ration of sausage and bread. It's such things

that make a man, but such things do not happen every day ("No News in the West",

рукопись).

We are at rest five miles behind the front; now our bellies are full of bully beaf and haricot

hash and we are satisfied and at peace. Each man has another mess-tin full for the evening: and

what is more, there is a double ration of sausage and bread. It's such things that put a man in fine

trim. Such a thing has not happened for a long time ("All Quiet in the West", машинописный

текст).

We are at rest five miles behind the front. Yesterday we were relieved; and now our

bellies are full of beaf and haricot beans. We are satisfied and at peace. Each man has

89

another mess-tin full for the evening and, what's more, a double ration of sausage and bread.

That's the stuff to put us in fine trim. We haven't had such luck for a long time („All Quiet on

the Western Front", сигнальный экземпляр).

Исправления, которым переводчик подвергал текст, соответствуют

общей стратегии постепенного преодоления буквализмов и нахождения

оптимального варианта, отвечающего данной коммуникативной ситуации.

Ярче всего это прослеживается в переводе названия романа. Первый вариант

(No News in the West) — явный буквализм. Учет прагматических

факторов, и в частности установки на английского адресата, потребовал

отказа от буквального перевода. Ведь для читателя-немца "Im Westen

nichts Neues" — привычная фраза из сводки военных действий. Поэтому

переводчик избирает трансформированный вариант: "All Quiet in the

West". Однако, прочитав этот вариант заново глазами английского

читателя, переводчик приходит к выводу о том, что in the West не

вызывает у него четких ассоциаций с западным фронтом кайзеровской

Германии. Так рождается окончательный вариант: "All Quiet on the

Western Front".

Буквализмом является и первый вариант перевода фразы: Wir liegen neun

Kilometer hinter der Front - We are lying six miles behind the front.

Описываемая в тексте предметная ситуация требует конкретизации: We

are lying... — We are at rest... (речь идет о воинской части, отведенной в тыл

для отдыха). Частично буквалистской следует считать первую попытку

перевода выражения Das schafft: it's such things that make a man.

Дальнейшие поиски более точного семантико-стилистического соответствия

приводят к еще более сложной лексико-синтаксической трансформации:

That's the stuff to put us in fine trim. В последнем варианте четко

прослеживается разговорная интонация (повествование ведется от лица

солдата). Более того, переводчик перераспределяет семантические

компоненты исходной фразы между двумя соседними предложениями:

последнее предложение подвергается трансформации: Such a thing has not

happened for a long time - We haven't had such luck for a long time.

Прагматический фактор играет решающую роль в поисках соответствия

нем. Kochgeschirr "котелок'. Первый вариант — dixie — точно

соответствует оригиналу на семантическом уровне. Но dixie — это

военный жаргонизм, ассоциирующийся у английского читателя с

британской армией. Он привносит нежелательный локальный колорит (ведь

рассказчик — немецкий солдат). Поэтому в последнем варианте

предпочтение отдается более нейтральному mess-tin.

В целом работа переводчика над текстом характеризуется

постепенным преодолением буквализмов в связи с более глубоким

проникновением в семантику и прагматику текста. Здесь находит свое

проявление характерный для перевода метод "проб и ошибок".

Возможности применения этого метода в значительной мере зависят от

фактора времени. Именно поэтому он находит наиболее развернутое

применение в письменном переводе, не ограниченном жесткими

временными рамками, и присутствует лишь в редуцированном виде в

синхронном переводе, требующем мгновенных решений.

Основная стратегия, лежащая в основе поиска оптимального вариан-

90

та, заключается в ориентации на многомерность процесса перевода, в

постепенном включении в рассмотрение всех основных измерений этого

процесса — межъязыкового (межтекстового), межкультурного и

межситуационного.

Выше отмечалось, что в установлении эквивалентных отношений

между текстами важная роль принадлежит функциональным доминантам

исходного текста. Поэтому семиотическую типологию уровней

эквивалентности целесообразно дополнить функциональной типологией.

Выше мы останавливались на функциональной типологии К. Раис,

основанной на идеях К. Бюлера. Для анализа эквивалентных отношений

при переводе более подходит типологическая схема Р. Якобсона

[Jakobson, 1966], выделяющая следующие функции, отличающиеся друг

от друга установкой на тот или иной компонент речевого акта:

референтная или денотативная (установка на референта или "контекст"),

экспрессивная — эмотивная (установка на отправителя), конативная —

волеизъявительная (установка на получателя), фатическая —

контактоустанавливающая (установка на контакт между коммуникантами),

металингвистическая (установка на код), поэтическая (установка на

сообщение, на выбор его формы). В соответствии с этими функциями

можно говорить об эквивалентности референтной, экспрессивной,

конативной, фатической, металингвистической и поэтической.

По сути, установление доминантных функций оригинала (референтной,

экспрессивной, конативной, фатической, металингвистической или

поэтической) определяется прагматикой текста — коммуникативной

интенцией отправителя и коммуникативным эффектом текста и

предполагает наличие прагматической эквивалентности между оригиналом

и переводом. Иными словами, прагматические факторы играют

доминирующую роль как в иерархической модели уровней

эквивалентности, так и в одномерной функциональной типологии

эквивалентности.

Сказанное приближает нас к более углубленному и разностороннему

пониманию эквивалентности как общей переводоведческой категории.

Выше отмечалась принципиальная роль разработанного лейпцигской

школой теории перевода (ГДР) понятия коммуникативной

(переводческой) эквивалентности. Ключевым элементом этой

основополагающей категории является сохранение в процессе двуязычной

коммуникации коммуникативного эффекта оригинала. Между

коммуникативной эквивалентностью, опирающейся на инвариантный

коммуникативный эффект, и функциональной эквивалентностью,

предполагающей инвариантность функциональных доминант текста,

существует тесная взаимосвязь. Думается, что, предварительно уточнив

различные виды функциональной эквивалентности, мы можем пересмотреть

категорию коммуникативной эквивалентности, конкретизировав тот смысл,

который вкладывается в понятие коммуникативного эффекта. Это понятие

является одним из элементов следующей триады: 1) коммуникативная

интенция (цель коммуникации), 2) функциональные параметры текста и 3)

коммуникативный эффект. Эти три категории соотносятся с тремя

компонентами коммуника-

91

тивного акта: 1) отправителем, 2) текстом и 3) получателем. Исходя из

цели коммуникации, отправитель создает текст, отвечающий

определенным функциональным параметрам (референтному,

экспрессивному и др.) и вызывающий у получателя определенный

коммуникативный эффект, соответствующий данной коммуникативной

цели. Иными словами, коммуникативный эффект — это результат

коммуникативного акта, соответствующий его цели. Этим результатом

может быть понимание содержательной информации, восприятие

эмотивных, экспрессивных, волеизъявительных и других аспектов

текстов. Без соответствия между коммуникативной интенцией и

коммуникативным эффектом не может быть общения. Сказанное в

полной мере относится к переводу.

ЭКВИВАЛЕНТНОСТЬ И АДЕКВАТНОСТЬ

Термины "эквивалентность" и "адекватность" издавна используются

в переводоведческой литературе. Порой в них вкладывается разное

содержание, а иногда они рассматриваются как синонимы. Так, в

информативной статье Р. Левицкого "О принципе функциональной

адекватности перевода" термин "адекватность" в ряде случаев

оказывается взаимозаменяемым с термином "эквивалентность" (так,

например, выдвигаемое Дж. Кэтфордом понятие переводческой

эквивалентности — translation equivalence — трактуется в этой статье

как "адекватность перевода" [Левицкий, 1984, 75]).

В то же время у других авторов понятия "эквивалентность" и

"адекватность" противопоставляются друг другу, но при этом на

различной основе. Так, В.Н. Комиссаров рассматривает "эквивалентный

перевод" и "адекватный перевод" как понятия неидентичные, хотя и тесно

соприкасающиеся друг с другом. Термин "адекватный перевод", по его

мнению, имеет более широкий смысл и используется как синоним

"хорошего" перевода, т.е. перевода, который обеспечивает

необходимую полноту межъязыковой коммуникации в конкретных

условиях. Термин "эквивалентность", как уже отмечалось выше,

понимается В.Н. Комиссаровым как смысловая общность

приравниваемых друг к другу единиц языка и речи.

В ином ключе решают проблему соотношения эквивалентности и

адекватности К. Раис и Г. Вермеер. Термин "эквивалентность", в их

понимании, охватывает отношения как между отдельными знаками, так

и между целыми текстами. Эквивалентность знаков еще не означает

эквивалентности текстов, и, наоборот, эквивалентность текстов вовсе

не подразумевает эквивалентности всех их сегментов. При этом

эквивалентность текстов выходит за пределы их языковых манифестаций

и включает также культурную эквивалентность.

С другой стороны, адекватностью называется соответствие выбора

языковых знаков на языке перевода тому измерению исходного текста,

которое избирается в качестве основного ориентира процесса перевода.

Адекватность — это такое соотношение исходного и конечного текстов,

при котором последовательно учитывается цель перевода (ср.

"лингвистический перевод", "учебный перевод" и др.).

92__

тивного акта: 1) отправителем, 2) текстом и 3) получателем. Исходя из

цели коммуникации, отправитель создает текст, отвечающий

определенным функциональным параметрам (референтному,

экспрессивному и др.) и вызывающий у получателя определенный

коммуникативный эффект, соответствующий данной коммуникативной

цели. Иными словами, коммуникативный эффект — это результат

коммуникативного акта, соответствующий его цели. Этим результатом

может быть понимание содержательной информации, восприятие

эмотивных, экспрессивных, волеизъявительных и других аспектов

текстов. Без соответствия между коммуникативной интенцией и

коммуникативным эффектом не может быть общения. Сказанное в

полной мере относится к переводу.

ЭКВИВАЛЕНТНОСТЬ И АДЕКВАТНОСТЬ

Термины "эквивалентность" и "адекватность" издавна используются

в переводоведческой литературе. Порой в них вкладывается разное

содержание, а иногда они рассматриваются как синонимы. Так, в

информативной статье Р. Левицкого "О принципе функциональной

адекватности перевода" термин "адекватность" в ряде случаев

оказывается взаимозаменяемым с термином "эквивалентность" (так,

например, выдвигаемое Дж. Кэтфордом понятие переводческой

эквивалентности — translation equivalence — трактуется в этой статье

как "адекватность перевода" [Левицкий, 1984, 75]).

В то же время у других авторов понятия "эквивалентность" и

"адекватность" противопоставляются друг другу, но при этом на

различной основе. Так, В.Н. Комиссаров рассматривает "эквивалентный

перевод" и "адекватный перевод" как понятия неидентичные, хотя и тесно

соприкасающиеся друг с другом. Термин "адекватный перевод", по его

мнению, имеет более широкий смысл и используется как синоним

"хорошего" перевода, т.е. перевода, который обеспечивает

необходимую полноту межъязыковой коммуникации в конкретных

условиях. Термин "эквивалентность", как уже отмечалось выше,

понимается В.Н. Комиссаровым как смысловая общность

приравниваемых друг к другу единиц языка и речи.

В ином ключе решают проблему соотношения эквивалентности и

адекватности К. Раис и Г. Вермеер. Термин "эквивалентность", в их

понимании, охватывает отношения как между отдельными знаками, так

и между целыми текстами. Эквивалентность знаков еще не означает

эквивалентности текстов, и, наоборот, эквивалентность текстов вовсе

не подразумевает эквивалентности всех их сегментов. При этом

эквивалентность текстов выходит за пределы их языковых манифестаций

и включает также культурную эквивалентность.

С другой стороны, адекватностью называется соответствие выбора

языковых знаков на языке перевода тому измерению исходного текста,

которое избирается в качестве основного ориентира процесса перевода.

Адекватность — это такое соотношение исходного и конечного текстов,

при котором последовательно учитывается цель перевода (ср.

"лингвистический перевод", "учебный перевод" и др.).

92

Термины "адекватность" и "адекватный" ориентированы на перевод

как процесс, тогда как термины "эквивалентность" и "эквивалентный"

имеют в виду отношение между исходным и конечным текстами,

которые выполняют сходные коммуникативные функции в разных

культурах. В отличие от адекватности эквивалентность ориентирована на

результат. Согласно К. Раис и Г. Вермееру, эквивалентность — это

особый случай адекватности (адекватность при функциональной

константе исходного и конечного текстов) [Reiss, Vermeer, 1984].

Остановимся подробнее на этих определениях. Эквивалентность в

формулировке В.Н. Комиссарова охватывает лишь отношения между

приравниваемыми друг к другу единицами языка и речи, но не между

текстами. Шире понимают эквивалентность К. Раис и Г. Вермеер,

считающие, что эта категория охватывает отношения как между

отдельными знаками, так и между целыми текстами, и указывающие на

то, что эквивалентность текстов вовсе не подразумевает

эквивалентности всех их сегментов.

Как отмечалось выше, отношения между единицами языка,

устанавливаемые с учетом их парадигматических связей в контексте

языковой системы, являются предметом изучения не теории перевода, а

контрастивной лингвистики. В переводе же эквивалентность

устанавливается не между словесными знаками как таковыми, а между

актуальными знаками как сегментами текста.

Показательны в этом отношении данные эксперимента,

проведенного в свое время Я.И. Рецкером [Рецкер, 1974, 65—70]. В

тексте предъявленном испытуемым, была следующая фраза: The fresh

air revived most of the men and the thought of beer at the nearest pub

stimulated sluggish pulses. 93% испытуемых перевели thought of beer не

как мысль о пиве, а как мысль о кружке пива. Разумеется, соответствие

между beer и кружкой пива — это не соответствие между данными

единицами в системе языка, а соответствие между сегментами текста,

целиком и полностью обусловленное ситуацией.

Вопросу о роли контекста в установлении эквивалентных отношений в

процессе перевода посвящена статья Л.С. Бархударова

"Контекстуальное значение слова и перевод" [Бархударов, 1984]. В ней

справедливо обращается внимание на то, что отсутствие регистрации того

или иного значения лексической единицы в словаре еще не

свидетельствует о том, что данное значение является контекстуально

обусловленным. Дело в том, что далеко не всегда можно с

уверенностью определить, выступает ли та или иная лексическая

единица в данном контексте в особом "несловарном" значении или же

мы имеем дело просто с конкретизацией обычного словарного значения.

Например, в повести X. Ли "Убить пересмешника" встречается

следующая фраза: I don't know of any landowner around here who

begrudges those children any game their father can hit — "Я не знаю у нас

в округе такого землевладельца, который пожалел бы для этих детей

зайца..." Поскольку понятия "заяц" и "дичь" находятся между собой в

гипо-гиперонимических отношениях, едва ли можно утверждать, что у

93

английского слова game в данном случае возникает особое,

контекстуально обусловленное значение 'заяц'. Переводчики (Н. Галь и

Р. Облонская) прибегают здесь к приему, известному в теории перевода как

"конкретизация".

С другой стороны, в следующем примере, взятом из повести Дж.

Сэлинджера "Над пропастью во ржи" (перевод Р. Райт-Ковалевой), в

реплике подростка Холдена: I'm just going through a phase right now —

действительно наблюдается семантический сдвиг. В русском тексте это

предложение передается: "Это у меня переходный возраст". Из приводимых

в "Большом англо-русском словаре" значений слова phase наиболее

близкое к тому, в котором оно употребляется в данном контексте, —

'ступень развития'. Таким образом, по мнению Л. С. Бархударова, у нас

есть основания утверждать, что здесь английское phase употреблено в

контекстуальном, не зафиксированном словарями значении 'возраст'.

Обобщая интересные материалы, содержащиеся в его статье, Л. С.

Бархударов приходит к выводу о том, что, функционируя в строе связного

текста, языковые единицы, в том числе словарные, не просто реализуют

свое системное, закрепленное в языке значение, но и приобретают под

давлением контекста и внеязыковой ситуации новые значения и их

оттенки. Это дает возможность участникам процесса коммуникации

описывать не заранее определенные и жестко фиксированные ситуации, но

все бесконечное множество возможных и воображаемых ситуаций.

И, разумеется, говоря об отношениях эквивалентности, следует не

забывать важнейшего для теории перевода положения о примате

эквивалентности текста над эквивалентностью его сегментов. Эта

закономерность выступает наиболее рельефно в тех случаях, когда

коммуникативная установка отправителя выдвигает на первый план не

референтную функцию текста, а другую — скажем, металингвистическую

или "поэтическую". Именно поэтому на уровне эквивалентности словесных

знаков невозможен перевод каламбура. Ср. следующий пример,

приводимый К. Раис и Г. Вермеером: 1) Is life worth living? It depends

upon the liver; 2) La vie, vaut-elle la peine? C'est une question de foi(e); 3) Ist

das Leben lebenswert? Das hangt von den Leberswerten ab.

При переводе английского каламбура на французский язык не соблюдается

эквивалентность на уровне слов: в английском тексте обыгрывается

омонимичность liver 'печень' и liver 'живущий', а во французском — une

question de foi(e) 1) 'вопрос веры' и 2) 'вопрос печени'. В немецком

варианте используется паронимия: lebenswert 'достойный жизни' и

Leberswerten 'состояние печени'.

Понятие эквивалентности неразрывно связано с понятием

инварианта. Любая эквивалентность подразумевает такое отношение

между текстом А и текстом В или их сегментами, при котором сохраняется

определенный инвариант. Наиболее общим, существенным для всех уровней

и видов эквивалентности инвариантным признаком является соответствие

коммуникативной интенции первичного отправителя коммуникативному

эффекту конечного текста. Этот коммуника-

94

тивно-функциональный инвариант охватывает различные семиотические

уровни и функциональные виды эквивалентности.

В тех случаях, когда отношение коммуникативной эквивалентности

распространяется на семантический и прагматический уровни

(эквивалентность на синтаксическом уровне является факультативной),

а также на все релевантные функции исходного и конечного текстов,

мы говорим о наличии между этими текстами отношения полной

эквивалентности. Иногда отношение коммуникативной

эквивалентности охватывает лишь один из семиотических уровней

(например, прагматический), тогда как на низших уровнях

(семантических) эквивалентность полностью или частично отсутствует.

В этом случае речь идет о частичной эквивалентности. Сюда же

относится отсутствие некоторых (но не всех) видов функциональной

эквивалентности между текстами в целом (или их сегментами). Так,

например, прозаический перевод поэтического текста может быть

эквивалентным оригиналу с точки зрения передачи его референтной

функции, но не с точки зрения его "поэтической" (художественно-

эстетической) функции.

В любом случае эквивалентность — это соотношение между

первичным и вторичным текстами (или их сегментами). При этом

полная эквивалентность, охватывающая как семантический, так и

прагматический уровень, а также все релевантные виды функциональной

эквивалентности, является идеализированным конструктом. Это не

значит, что полная эквивалентность вообще не существует в

действительности. Случаи полной эквивалентности вполне возможны,

но наблюдаются они, как правило, в относительно несложных

коммуникативных условиях в текстах со сравнительно узким

диапазоном функциональных характеристик. Чем сложнее и

противоречивее предъявляемые к переводу требования ("парадоксы

перевода"), чем шире функциональный спектр переводимого текста, тем

меньше вероятность создания текста, представляющего собой

зеркальное отражение оригинала. Подобно К. Раис и Г. Вермееру, мы

исходим из того, что термин "адекватность" применим к переводу в его

процессуальном аспекте.

Обе категории (эквивалентность и адекватность) носят оценочно-

нормативный характер. Но если эквивалентность ориентирована на

результаты перевода, на соответствие создаваемого в итоге

межъязыковой коммуникации текста определенным параметрам

оригинала, адекватность связана с условиями протекания межъязыкового

коммуникативного акта, с его детерминантами и фильтрами, с выбором

стратегии перевода, отвечающей коммуникативной ситуации. Иными

словами, если эквивалентность отвечает на вопрос о том, соответствует

ли конечный текст исходному, то адекватность отвечает на вопрос о том,

соответствует ли перевод как процесс данным коммуникативным

условиям.

Между понятиями "эквивалентность" и "адекватность" есть еще одно

принципиальное различие. Полная эквивалентность подразумевает

исчерпывающую передачу "коммуникативно-функционального

инварианта" исходного текста. Иными словам, речь идет о максималь-

95

ном требовании, предъявляемом к переводу. Адекватность же

представляет собой категорию с иным онтологическим статусом. Она

опирается на реальную практику перевода, которая часто не допускает

исчерпывающей передачи всего коммуникативно-функционального

содержания оригинала. Адекватность исходит из того, что решение,

принимаемое переводчиком, нередко носит компромиссный характер,

что перевод требует жертв и что в процессе перевода во имя передачи

главного и существенного в исходном тексте (его функциональных

доминант) переводчику нередко приходится идти на известные потери.

Более того, в процессе вторичной коммуникации нередко, как уже

отмечалось выше, модифицируется и сама цель коммуникации, что

неизбежно влечет за собой известные отступления от полной

эквивалентности исходного и конечного текстов.

Отсюда вытекает, что требование адекватности носит не

максимальный, а оптимальный характер: перевод должен оптимально

соответствовать определенным (порой не вполне совместимым друг с

другом) условиям и задачам. Иными словами, перевод может быть

адекватным даже тогда, когда конечный текст эквивалентен исходному

лишь на одном из семиотических уровней или в одном из

функциональных измерений. Более того, возможны случаи, когда

некоторые фрагменты текста неэквивалентны друг другу и вместе с тем

перевод в целом выполнен адекватно. Так, в популярном американском

мюзикле "Му Fair Lady", созданном по мотивам комедии Б. Шоу

"Пигмалион", профессор Хиггинс заставляет Элизу распевать песенку:

"The rains in Spain fall mainly in the plains". Цель этого фонетического

упражнения — научить ее правильно произносить дифтонг /ei/,

который в ее диалектном произношении (Cockney) звучит как /ai/. В

русском тексте мюзикла Элиза произносит скороговорку "Карл украл у

Клары коралл". Если сравнивать этот фрагмент оригинала с переводом,

то их едва ли можно признать эквивалентными друг другу. Для

английского получателя песенка Элизы — это упражнение,

преследующее цель избавить ее от фонетических черт диалекта

лондонских низов. Для русского получателя цель упражнения —

научить ее четко артикулировать труднопроизносимые сочетания

звуков. Таким образом, в русском переводе утрачивается важный

социально-оценочный компонент текста. И вместе с тем решение

переводчика в принципе может быть признано адекватным.

На наш взгляд, критерием адекватности является то, что любое

отступление от эквивалентности должно быть продиктовано

объективной необходимостью, а не произволом переводчика. В

последнем случае речь идет о вольном переводе. В приведенном

примере переводческое решение определяется невозможностью

использования русской диалектной речи в переводе. Русские диалектизмы

в устах Элизы произвели бы явно нелепое впечатление. Так, конфликт

ситуаций (первичной и вторичной) может служить причиной выбора

стратегии, нарушающей эквивалентность, но обеспечивающей

адекватность перевода в целом.

К случаям адекватного перевода при отсутствии полной

эквивалентности конечного текста оригиналу относятся также

некоторые

96

прагматически мотивированные купюры и добавления (см. гл. V).

Иными словами, перевод, полностью эквивалентный оригиналу, не

всегда отвечает требованиям адекватности. И наоборот, выполненный

адекватно перевод не всегда строится на отношении полной

эквивалентности между исходным и конечным текстами.

Можно сказать, что мы исходим из изначального смысла понятий

"эквивалентный" и "адекватный". Полностью эквивалентны тексты,

полностью равноценные (равнозначные); частично эквивалентны

тексты, частично равноценные друг другу; перевод адекватен тогда,

когда переводческое решение в достаточной мере соответствует

коммуникативным условиям.

Порой отступления от строгих требований полной эквивалентности

оказываются связанными с такими культурными детерминантами

перевода, как переводческая норма и литературная традиция. Это

находит свое проявление, в частности, в переводе названий

художественных произведений (романов, пьес, фильмов и др.). В этой

сфере переводческой деятельности традиционно допускается вольный

перевод, порой сводящийся к полному переименованию произведения с

учетом специфики новой культурной среды. Так, в опубликованном в

США переводе известного романа И. Ильфа и Е. Петрова "Двенадцать

стульев" название передано как "Diamonds to Sit On". Здесь, по-

видимому, отступление от требований эквивалентности прагматически

мотивировано стремлением сделать название более броским, более

интригующим и тем самым в большой мере соответствующим

литературной традиции культуры-реципиента.

Иногда мотивом переименования является стремление снять неясные

читателю перевода аллюзии. Так, роман Э. Хемингуэя "The Sun Also

Rises", название которого навеяно строками из "Экклезиаста"

"Восходит солнце и заходит солнце и спешит к месту своему, где оно

восходит", появился в раннем русском переводе (так же как и в

английском издании) под названием "Фиеста". В других случаях

причиной служит невозможность найти достаточно выразительный

фразеологический эквивалент вынесенной в название оригинала

фразеологической единицы. Так, название английского фильма "Square

Peg" (сокращенный вариант фразеологической единицы "A square peg

in a round hole" 'Человек не на своем месте') было переведено на

русский язык как "Мистер Питкин в тылу врага".

Следует отметить, что адекватный перевод с частичной

эквивалентностью представляет собой довольно частое явление в

художественной литературе, в особенности в поэзии, где он порой

создает собственную традицию интерпретации иноязычного автора.

Так, по словам В. Россельса, "рождение русского Бернса в переводах

Маршака перевернуло все наши представления о великом шотландце.

Возможно, появившийся в России благодаря переводам Маршака Берне и

отличается от подлинного (да это и не может быть иначе — ведь

передал нам его все-таки Маршак!), но он, бесспорно, живет в нашем

представлении совершенно самостоятельно и, прежде всего, отличается

от русского поэта Маршака. Это разные литературные явления"

[Россельс, 1967, 25].

7.3ак.311 97

Эволюция литературных традиций и связанное с ней изменение

переводческих норм оказывает существенное воздействие на

представления об адекватности перевода. Именно этим в значительной мере

объясняется необходимость в создании новых переводов классических

произведений, старые переводы которых в течение длительного времени

считались непревзойденными.

И.А. Кашкин сравнивает два различных перевода одних и тех же

строк из байроновского "Чайльд Гарольда":

Roll on, thou deep and dark blue ocean, roll!

Ten thousand fleets sweep over thee in vain;

Man marks the earth with ruin, — his control

Stops with the shore.

(1) Клубись, клубись, лазурный океан!

Что для тебя пробег любого флота?

Путь от руин от века людям дан,

Но на земле, а ты не знаешь гнета.

(2) Стремите волны, свой могучий бег!

В простор лазурный тщетно шлет армады

Земли опустошитель — человек,

На суше он не ведает преграды.

Первый перевод принадлежит перу Г. Шенгели, сторонника

формальной точности, который, по словам И.А. Кашкина,

"удовольствовался в данном случае тем, что сохранил рисунок строфы,

число и расположение рифм, не замечая, что все важнейшее, чем богат

оригинал, принесено им в жертву этой рифме: и смысл, и ритм, и весь

склад стиха". Сторонник количественной полноты деталей, он сохранил

ряд слов подлинника, не замечая, что получается лишь их нагромождение.

Так, сохранено слово флот, но почему-то неуместно связано с

модернизированным пробегом. Есть буквально переведенные руины, но,

от каких руин путь от века людям дан, остается непонятным.

Резюмируя сказанное, И.А. Кашкин приходит к выводу, что "это не просто

неудачный, но и натуралистический по своей установке перевод" [Кашкин,

1977, 436—437].

Оценивая второй период, выполненный В. Левиком, И.А. Кашкин

подчеркивает, что переводчик в данном случае применил реалистический

метод к переводу романтического текста: романтическая тема моря дана В.

Левиком с реалистической четкостью. «Это не просто удачный перевод, —

пишет И.А. Кашкин, — но перевод прежде всего реалистический по своей

установке. На этом примере видно, как по-разному может подходить

переводчик к тексту (в данном случае романтическому) — и с позиций

реалиста и с позиций натуралиста, видно, как оставаясь тем, что мы

обозначаем термином „перевод", меняется тот же текст в зависимости

от метода и подхода переводчика» [там же, 438].

Еще более заметные модификации в соотношение исходного и конечного

текстов вносятся в тех случаях, когда переводчик ставит перед собой

конкретную цель, связанную со специфическим назначением перевода и с

особым характером читательской аудитории (см., например, упомянутый

выше "филологический перевод" "Отелло", принадлежащий перу М.М.

Морозова).

98

Любые подобные модификации не могут не отражаться на

эквивалентных отношениях между исходным и конечным текстами. Ведь

понятие эквивалентности всегда связано с воспроизведением

коммуникативного эффекта исходного текста, который детерминируется

первичной коммуникативной ситуацией и ее компонентами

(коммуникативной установкой первичного отправителя, установкой на

первичную аудиторию). Что же касается понятия адекватности, то оно,

как отмечалось выше, ориентировано на соответствие перевода, в частности,

тем модифицирующим его результат факторам, которые привносит

вторичная коммуникативная ситуация (установка на другого адресата, на

другую культуру, в частности на иную норму перевода и литературную

традицию, специфическая коммуникативная цель перевода и др.). Отсюда

следует, что адекватность — относительное понятие. Перевод, адекватный

с позиций одной переводческой школы, может быть неадекватным с позиций

другой.

Подводя итоги сказанному выше о соотношении категорий

"эквивалентность" и "адекватность", попытаемся резюмировать сказанное

в табл. 2.

Таблиц» 2

Категория

Характер

катег орий

Объект категорий

Содержание категорий

Эквивалентность

Адекватность

Нормативно-

оценочный

Перевод как результат

Перевод как процесс

Соотношение текстов

Соответствие

коммуникативной ситуации

Разновидности эквивалентов. Необходимо различать полные и частичные, абсолютные и относительные эквиваленты. Под полным эквивалентом мы понимаем такое соответствие, которое полностью покрывает значение однозначного слова. Например, oak дуб, cherry вишня, linden липа, bicycle велосипед, ball-bearing подшипник, duke герцог, robin малиновка, blasphemy богохульство.

Даже многозначные слова в некоторых случаях могут быть представлены полными эквивалентами. Например, английское существительное lion представлено в русском языке полным эквивалентом, покрывающим оба значения английского слова: лев (хищное животное); светский лев. Особому значению слова lions во множественном числе тоже соответствует эквивалент достопримечательности.

Когда слово в целом не имеет единичного соответствия в русском языке, но его имеют лишь отдельные его значения, то такая эквивалентность будет частичной. Например, существительное pot в основном, наиболее распространенном значении представлено вариантными соответствиями: горшок; котелок; банка; кружка. Но в более узких, специальных значениях слово имеет частичные эквиваленты: напиток; разг. крупная сумма; тех. тигель; геол. купол.

Частичные эквиваленты представляют известную опасность для переводчика: здесь легко впасть в ошибку из-за смешения разных значений английских слов.

Если русское слово соответствует английскому не только в смысловом отношении, то оно будет абсолютным эквивалентом. В большинстве случаев абсолютными эквивалентами представлены слова нейтрального в стилистическом отношении слоя. Так, например, все указанные в начале этого параграфа эквиваленты можно считать абсолютными.

Иное дело слова периферийных слоев языка, т. е. находящиеся выше или ниже нейтрального уровня. Когда мы переводим сугубо разговорные английские слова русскими литературными bob шиллинг, сор полисмен, то мы пользуемся относительными эквивалентами. Ясно, что, даже передавая точно смысл высказывания, мы при этом не передаем его стиля. И все же это лучше, чем в погоне за мнимой адекватностью перевода использовать для передачи сленга или коллоквиализмов чисто русские жаргонные словечки, как, например, фараон для перевода английского сор.

Когда слово имеет несколько значений в сфере обиходной речи, то обычно лишь основное значение представлено полным эквивалентом, а прочие значения — частичными. Например, watch часы — полный эквивалент, так как только это значение относится к конкретному предмету. Прочие, наиболее распространенные абстрактные значения слова представлены частичными эквивалентами: бодрствование; бдительность; дозор; стража.

В данном случае все четыре значения тесно связаны друг с другом и каждое из них реализуется в зависимости от контекста. Но далеко не все многозначные слова имеют основное, центральное значение. Многие из них распадаются на несколько сравнительно равноценных по смысловой емкости и распространенности значений. Например, существительное board, все пять общеупотребительных значении- которого имеют частичные эквиваленты: доска; картон; борт (судна); галс; широкая выработка.

Рассмотренные два типа лексических соответствии распространяются и на сложные слова, и на словосочетания, свободные и связанные (фразеологические). При этом важно не смешивать словарные соответствия со способами перевода.

18 Перевод фразеологизмов имеет большой теоритический и практический

интерес, так как Ф связаны с различнием смысловых и стилистических

функций, выполняемых в разных языках словами одинакового денотативного

значения. "…именно при переводе и вскрывается свойственнная данному языку

специфичность сочетаний, которая иначе могла бы и не быть замечена."

Признак Ф - "непереводимость в буквальном смысле" в следствие утраты

мотивировки или самой реалии.

Ф "спасибо" - "спаси тебя бог"

"точить лясы"

H. Heine "….die schöne Marianne hat …. jetzt noch alle ihre Zähne und noch immer

Haare daran, nämlich auf den Zähnen."

П.И. Вейнберг (1904): "прекрасная Марианна сохранила все свои зубы и волосы

на них."

Идиомам одного языка соответствуют в других языках другие идиомы.

"Du heiliger Bimbam" - вот те на

"das ist mir Wurst"

Учет национальной специфики.119

119

Самора не в один час была завоевана - "No sogano Zamora en una hora" -≠

Москва не сразу строилась.

Перевод ФЕ: ФЕ переводят ФЕ, необходимо:

1. необходимость знаний в области фразеологизмов

2. трудность распознавание ФЕ ("Гипноз слова", Влахов, Флорин)

3. собственно перевод, предполагающий передачу не только: а) семантики, но

и б) экспрессивно - стилистические функции соответствующей единицы

Возможности: 1) ФЕ имеет в ПЯ не зависящее от контекста полноценное

соответствие (Э)

2) ФЕ можно передать на ПЯ соответствием , аналог на ПЯ

3) ФЕ в ПЯ ни Э, ни аналогов. Перевод нефразеологическими средствами (неФ

перевод).

К 2 Blitz aus heilerem Himmel - гром… близкие образы

Stille Wasser sind tief - в тихом омуте четли водятся

Wenn die Hunde mit dem Schwanz bellen - когда рак на горе - отдаленные образы

Доносчику – первый кнут

W. Dem Zuträger gebührt der erste Peitschenhieb

E. Zuträgerei bringt keine Ehre ein

Ä. Vom Verräter frißt kein Rabe

Работа не волк, в лес не убежит

W. Die Arbeit ist kein Wolf, sie rennt uns nicht in den Wald weg

E. Die Arbeit wird es immer genug geben, man muß sich nicht übernehmen

Ä. Die Arbeit ist kein Hase, läuft nicht in den Wald

Перевод ФЕ

"Фразеологизм переводят фразеологизмом" с. 232

1. ФЕ ИЯ = ФЕ ПЯ (переводится эквивалентом)

2. ФЕ ИЯ ≅ ФЕ ПЯ (аналогом)

3. ФЕ ИЯ ≠ ФЕ ПЯ (не фразеологическими средствами)

Фразеологический перевод предполагает использование в ТП устойчивых

единиц различной степени близости между единицами ИЯ и соответствующими

единицами ПЯ - от полного/абсолютного эквивалента до приблизительного

фразеологического соответствия.

1. Фразеологический эквивалент (ФЭ) - ФЕ ПЯ, равноценный перевод: яблоко

раздора, библеизмы, греческая и латинская основы.

2. Неполные ФЭ - единица ПЯ, которая является абсолютным эквивалентом

ФЕ на ИЯ, но не во всех значениях.dem Feind den Rücken zeigen - 1.

Проявлять пренебрежение

…….. - 2. Отступать

…….. - 3. Покидать

3. Фразеологический аналог. Фразеологический эквивалент на метафорической

основе……….

Перевод индивидуальных эквивалентов:

1 лексический перевод: ФЕ ИЯ = слово ПЯ (Feuer fangen - загореться)120

120

2 калькирование (дословный перевод) - если значение ФЕ недостаточно

мотивированно значениями её компонентов

3 описательный перевод: контекстуальный и выборочный.

19 Перевод терминов в художественной литературе

Полисемия Т. - ПИЯ и ТПЯ ≠ простой замене

Палец - Pflock, Zapten, Virtel, Bobren, Knockel.

В научном тексте термин имеет назывную функцию: это знак, указывающий на

точно определенное понятие.

Термины в художественной литературе -назывная функция

-стилистическая функция

1) распознавание терминов в художественном тексте

Kammerton - основной тон ложные друзья переводчика

Slimmgabel - камертон

A-ton = ля

2) термин переводится термином

3) в художественном тексте возможны замены и трасформации (вид - род),

описательный перевод, приблизительный перевод. Нельзя переводчику

вводить неизвестный термин в ПЯ

4) отклонения от единицы, если тр. В тексте не имеет терминологического

значения

5) внутренняя форма термина не учитывается в научном тексте, может иметь

значение при переводе художественного текста. Необходимо совместить

терминологическое значение с образами.

Перевод звукоподражательных междометий с национально-культурными

коннотациями.

Язык Звуки

Крик петухаЛай

Англ. Кок-а-уууль-ууБау, уау, ууф

Болг. КукуригуБау, уау, ууф

Греч. КукурикоГав-гав

Исп. КикирикиГуау-гуау

Итал. КиккерикуБау-бау

Фран. КокорикоАу-ау

Япон. КокэкоккоВан-ван

Резкий, сильный звук

Рус. Трах

Болг. Прас125

125

Кит. Дун

Рум. Бам

Англ. Бэнг

Исп. Трас

Нем. Бумс

Фр. Влан

Щелканье ….

Рус. Чик

Нем. Клин-клан

Болг. Кр

Англ. Снип-снап

Междометия обычные для устной речи:

Русс. - ой, англ. - ауч, нем. - ау, исп.- ау-ау-ау, тур. - вай, фр. - ай-ай, рум.- аулец.

Иногда возможны транскрипции.

Лекция 30

Ложные друзья переводчика и реалии как переводческая проблема

Ложные друзья переводчика

(Faux amis, false friends, falsche Freunde)

-совпадают по форме выражения, но различаются по значению

-ловушка для переводчика

1) диахронические intralinguale

………arebeit в средневерхененемецком обозначало не современное работа, но

тяжелое физическое занятие, мучение, горе

2) синхронные interlinguale (нет понятийной эквивалентности)

e. actuelly ≠ d. Aktuell

e. bride ≠ нем. Braut

e. linguist ≠ d. Linguist

fr. solide ≠ d. Solid

fr. temperament ≠ df. Temperament

1969 из-во «Сов. Энциклопедия», М., «Англо-русский и русско-английский

словарь

“ложных друзей” переводчика»

1972 «Немецко-русский и русско-немецкий словарь “ложных друзей”

переводчика»

соствлен Готлибом К.Г.М.

В предисловии классификация (4типа)

Artist-артист

Нем а. –1. Артист цирка, эстрады, варьете, акробат, жонглер, фокусник, циркач

liberalis (средневек. у-т)126

126

р. Артист: 1.актер, певец, музыкант

нем. ……………..

3. А. В своем деле – er ist Meisker Könner in seinem Fach

Tower of Babel≠башня Бабеля ≠≠≠≠

Compositor≠композитор, а типограф, наборщик

Old George≠старый джордж, а дьявол

China=Китай, фарфор

Red herring≠красная селедка, а копченая

Broad axe≠широкий топор, а плотницкий топор

Scandal-скандал, но чаще злословие, сплетни

С. Влахов, С. Флорин "Непереводимое в переводе" М., 1986, с. 415

"… как нет не познаваемого, а есть еще неопознанное, так в принципе нет

непереводимого, а есть еще вопросы, которые, с точки зрения переводимости,

пока разрешить не удалось" с.6

Работы Томахина Г.Д. «Америка через американизмы »М. ВШ, 1982;

«Реалии - американизмы» М. ВШ, 1988

С.Влахов и С. Флорин «Непереводимое в переводе»…Работы Верещагина и

Костомарова «Лингвострановедческая теориия слова» М, РЯ, 1980; работы А.А.

Брагиной по теме язык и культура, С.Г. Тер-Минасовой и др.

Линн Виссон

Может ли перевод звучать идиоматично, но и вместе с тем

сохранять колорит и нюансы оригинала, если он рассчитан на представителей

во многом несхожей культуры? Думается, что может, и притом в большой мере.

И это несмотря на то, что слова, которые характеризуют жизнь, психологию и

историческое развитие одной страны, очень часто не имеют точных

эквивалентов в языке другой. Сторонники одной из лингвистических теорий

даже считают, что хотя такие эквиваленты встречаются на нескольких языках,

они представляют собой только имена собственные, географические и научно-

технические названия, а также месяцы года и числительные. Но эквиваленты, с

одной стороны, и прототипы и заменители — с другой, это — вещи разные.

Если какой-то термин не передает полностью тех ассоциаций, с которыми

связано данное слово на исходном языке, у переводчика нет основания

терять надежду на любые культурные коннотации. Кроме точных

эквивалентов, в русском и английском языках существует множество

понятий близких, похожих или способных описать переводимое явление.

Обед" чаще всего переводится как lunch, хотя под обедом русские люди

обычно подразумевают салат из овощей, суп, кусок мяса с жареной

картошкой и какой-нибудь десерт, а в сознании жителя США слово lunch

вызывает образы сандвича с чашкой кофе.

По своему содержимому и вкусу русские котлеты намного ближе к

американскому meat loaf или даже к hamburgers, чем к cutlets. Но, к сожалению,

именно так обычно русские котлеты "перемалываются" переводчиками на

английский.Чем специфичнее и уникальнее то или иное явление на исходном

языке, тем труднее решаются проблемы, которые видный американский

переводчик Р. Лурье считал поиском "эквивалентов культур". Сам он отлично

обрисовал эту проблему при анализе типично советских феноменов:

Переводчик падает духом, когда видит такие слова, как127

127

"коммуналка", зная, что он обязан это переводить как communal

apartment. Он уже готов к потере всех словесных

ассоциаций русского слова — не совсем русское слово "коммун"

как в слове "коммунист", как бы смягчается добавлением

ласкательного уменьшительного суффикса -ка, который здесь

передает оттенок какой-то грустной привязанности. Английский

термин communal apartment напоминает о кухне в городке Беркли в

Калифорнии, где группа хиппи развлекается тем, что варит рис

для вкусного вегетарианского обеда, в то время как русское

слово "коммуналка" вызывает образ ряда больших комнат,

выкрашенных в мрачный коричневый цвет; в каждой из них

живет целая семья, и у всех у них одна общая маленькая кухня, на

которой царит удушливая атмосфера от того, о чем нельзя говорить,

и от того, что все-таки опрометчиво было сказано.

В качестве посредника между культурами переводчик играет

исключительно важную роль. Как заметил один западный бизнесмен,

"иностранным языком можно овладеть. Спотыкаешься о культуру". То же самое

подчеркивал в своих теоретических работах Швейцер; "Перевод — это не

только взаимодействие языков, но и взаимодействие культур... Процесс

перевода "пересекает" не только границы языков, но и границы культур".

Острая потребность во взвешенном учете различий между культурами сегодня

хорошо осознается подавляющим большинством переводчиков. К сожалению,

некоторые из них в реальности исходят из того, что раз они "изучили язык"

какого-либо народа, то его культура рано или поздно сама приложится, что для

ее причуд всегда найдутся подходящие эквиваленты в родной речи. Отсюда

вытекают благодушие и беспечность в оценке того,насколько велика

вероятность ошибки, когда перевод с языка народа делается без верного

знания его жизни, легкомысленно или в спешке. Последнее в особенности

относится к работе синхронистов, которые при встрече с незнакомыми

иностранными понятиями располагают лишь считанными секундами для поиска

нужных ассоциаций в своей культуре. А между тем пробелы в их знаниях

чреваты не только лингвистическими, но и психологическими и политическими

конфликтами и, в конечном счете, взаимонепониманием между

народами.

Определение реалии Томахина Г.Д. «Америка через американизмы » с.15

«…слова, обозначающие предметы или явления, связанные с историей,

культурой, экономикой и бытом страны…, которые отличаются полностью или

частично…от лексических понятий слов сопоставляемого языка»

Реалии обладают в силу специфики локальным, временным или

социолингвистическим колоритом. Колорит - это та окрашенность слова,

которую оно приобретает благодаря принадлежности референта к данному

народу, стране, исторической эпохе, благодаря тому, что он (референт)

характерен для культуры, быта….в отличие от других стран….. .

Влахов\Флорин Здесь же. С.116. Колорит искажается и стирается введением

аналоцизмов и анахронизмов (реалий, не совместимых с местом и временем).

Реалия – элемент быта, истории, культуры, политики определенного

народа, страны, который не имеет соответствия в других странах, то есть имеет128

128

место отношение 1: 0 (отсутствует денотат – денотативные реалии) или 1 к

части (коннотативные реалии), что конституирует существование

семантических\поведенческих лакун.

Реалии – элементы самобытности этноса, национальной и этнической

культуры. Реалии вычленяются при сопоставлении двух языков и двух культур.

Примеры :

• денотативные реалии : родео (сгон скота), мате (настой

паргвайского чая), пончо, армяк, кокошник, кичка, балалайка-

• коннотативные реалии – dt. Geist→engl. mind, intellect, spirit,

thinking faculty, human spirit; дом-Haus, building, home. Тоска – dt.

Sehnsucht, Sorge, Melancholie, Trauer, Niedergeschlagenheit.

Innerlichkeit dt.

Мы, например, без труда можем найти в немецком языке эквивалент русскому

слову КНИГА. Признаки, критерии, по которым предмет включается или не

включается в объем лексического понятия, называются семантическими долями

(СД). Так, СД понятия "книга" являются 1) произведение (т.е. продукт

человеческой деятельности, а не природное явление) 2) печати в виде 3)

бумажных листов 4) с печатным текстом 5) в переплете. СД, обеспечивающие

правильное называние предмета или явления, в совокупности и образуют

лексическое понятие (Е.М.Верещагин, В.Г.Костомаров Язык и культура

(лингвострановедение в преподавании русского языка как иностранного). Изд.

4-ое, перераб. и доп., М., "Русский язык", 1990).

Такому лексическому понятию полностью соответствует немецкое das BUCH

или англ. а book, но лексический фон этих слов, т.е. совокупность

представлений о предмете, уже не будет полностью совпадать. Ведь

лексический фон составляют не только простейшие ассоциации со смежными

понятиями: КНИЖНЫЙ МАГАЗИН (die BUCHHANDLUNG), БИБЛИОТЕКА

(die BIBLIOTHEK), ИЗДАТЕЛЬСТВО (der VERLAG), но и множество

пословиц, поговорок, уникальных для каждого языка. Для русского человека

такими высказываниями будут: "Любите книгу - источник знаний; Ему и книги

в руки; Забрать все книги бы, да сжечь; Книги имеют свою судьбу". Немцу же

придет в голову: "Wer lernen will ohne Buch, schöpft Wasser mit 'nem Sieb in den

Krug" (Тот, кто хочет учиться без книги, черпает воду в кружку решетом),

"Lesen ohne Nachdenken macht stumpf" (Чтение без раздумья делает тупым),

"Lesen ohne Verstand ist 'ne Schand" (Чтение без толку - это позор).

Эти высказывания не тождественны, хотя и имеют много общего, т.е. между

лексическим фоном одного и того же слова в разных языках неизбежно будет

наблюдаться некоторое различие.

• система цветообозначения

Реалия требует при переводе значительных трансформаций, контекстуальных

комментариев. «Реалии - слова (словосочетания), называющие объекты,

характерные для жизни … одного народа и чуждые другому, будучи

носителями национального и/или исторического колорита, они, как правило, не

имеют точных соответствий (эквивалентов) в других языках, и не поддаются

переводу, "на общем основании", требуя особого подхода». С. Влахов, С.

Флорин Здесь же. (с.55)129

129

Реалии и термины. Реалии-термины.

Термин – слово или словосочетание, выражающее понятие

определенной сферы. Термин, как правило, однозначен в рамках своего

семантического поля, не эмоционален и является инструментом научного

мышления и производственной деятельности.

Но, с друглй стороны, «New Deal» (эра Рузвельта) «Großer Bruder»

(Орвелл 1984) – политические термины или реалии политической жизни

определенных стран в определенный период времени. Решение переводчика

зависит от типа ТИЯ.

Реалии или термины ?

Реалии-термины в научном или техническом тексте.

Gerlinde Ulm Sanford (New York)

Amerikanismen in der deutschen Sprache der

Gegenwart : Internet-Zeitschrift für

Kulturwissenschaften März 1998, 2

"under coating", "air bag," "cruise control", "Drive-In-Window," "Touch-Tone-

Telephone," "ATM" (=automatic teller machine). Термины информатики и

компьютерная лексика – американизмы в немецком языке.

Классификация реалий

В практике художественного перевода и литературоведения сложилась

следующая классификация реалий, основанная на тематических и

экстралингвистических признаках : реалии географические, этнографические,

фольклорные, мифологические, системы образования, религии, культуры,

ономастические , бытовые, (топонимы и антропонимы), реалии общественной

жизни (актуальные и исторические), мира природы, ассоциативные реалии:

вегетативные символы (береза, дуб ), анимилистические символы : собака – вор

в средн. Испании, лис у немцев и лиса у русских; цветовая символика: желтый,

темно-лиловый, фиолетовый – траура в Испании, белый – в Китае.

Выделяются более мелкие тематические классы реалий в рамках

вышеуказанных групп, например: реалии государственно-административного

устройства и общественной жизни (актуальные и исторические) распадаются на

:

• Административные единицы и государственные институты

(Кабильдо – горсовет в Испании, Бундестаг и Бундесрат (ФРГ),

альтинг (исланд.), кнессет (изр.), риксдаг (швед.), стортинг (нор.),

фолкетинг (Дания), Лёгтинг (Фарерские острова), ландстинг (гренл.),

меджилис (Турция), кортес (исп., порт.)., Дума (РФ), Конгресс (США).

• Общественные организации, партии, их функционеры и

участники (Союз 90, СДПГ, ХСС, лейбористкая партия, Идущие

вместе, Яблоко, СПС);

• Промышленные и аграрные предприятия, торговые заведения

• (бодега- винный погребок исп., гранха – совхоз Куба,

сталелитейные заводы Круппа);130

130

• Основные воинские\полицейские подразделения и звания (звания

частей СС в фашистскойГермании 1933-1945 гг., Омон, Спецназ,

Краповые береты, Альфа, ВДВ, КГБ, ФСБ, ЦРУ и проч.).

Подробную классификацию реалий мы находим в работе

В.С.Виноградова «Введение в переводоведение. Общие и

лексические вопросы» М.: ИОСО РАО 2001. С.104 и след.

Реалии относятся к разным денотатам. Реалия может быть и

специфическим природным явлением, а также или артефактом или явлением

сознания.

Языковая форма существования реалий

Реалии – это не только явления материальной или духовной культуры, но

наименования праздничных дат, сокращения, титулы, звания,. Примеры :

Oktoberfest (ошибочно переводят как октябрьский праздник) - традиционные

октябрьские народные гуляния в Мюнхене на Терезиенвизе в честь помолвки

баварского корля Людвига I в 1810 г. с принцессой Терезией. Одно из самых

массовых народных гуляний в Западной Европе, к которому варят специальное

пиво. Праздник длится 2 недели до 1 воскресенья в октябре. Праздник пива в

Баварии, Primaries, Dr.hoc. - Dr. h. c. doctor honoris causa почётный доктор,

BMWF (Bundesministerium für Wirtschaft und Forschung) – Федеральное

министерстов экономики и труда ФРГ, das Richtfest - праздник по случаю

возведения коробки дома под крышу, дом украшается венком – Richtkranz,

проводится праздник Richtfest в честь всех строителей с большим количеством

напитков и обильной едой, и ФСБ, ЦРУ, госсекретарь, госдепартамент,

Primaries в значении 4) (америк.) а) предварительные выборы б) голосование

для выставления кандидатов от своей партии на выборы в) предварительное

предвыборное собрание для выдвижения кандидатов - closed primary - contested

primary - direct primary - divisive primary - open primary - preferential primary -

presidential primary - uncontested primary

1) слова и аббревиатуры\акронимы (маевка, щи, борщ, лапти, балалайка,

ЦПКиО, ФСБ, АПН, гороно, BK, BP, H.U. – Harvard University,

ALGOL..)

2) словосочетания (Мамаев курган, Золотая горка, )

3) высказывание\предложение : афористика «Не все коту масленица».

«Что станет говорить княгиня Марья Алексевна?», языковые аллюзии

(нехорошая квартира Булгаков, Дети лейтенанта Шмидта

Ильф\Петров).

Пословицы наиболее ярко иллюстрируют различия лексического фона слова в

разных языках, но есть и случаи, когда эстетическое освоение фоновых слов,

связанные с разными жизненными реалиями, создают неудобства при переводе.

Верещагин и Костомаров приводят пример из поэмы Ахматовой "Реквием" (Там

же, с.122):

...Чтоб я увидела верх шапки голубой

И бледного от страха управдома.131

131

В двуязычном (англо-русском) издании стихов Ахматовой (М. 1988) "голубая

шапка" (the blueness of that cap) прокомментирована так: "a reference to the

uniform of NKVD (Internal Security) agents", т.е. намек на форму агентов НКВД.

В.Н. Крупнов выделяет особые группы слов, связанные с культурой носителей

ИЯ. Крупнов В.Н. В творческой лаборатории переводчика. М., 1976.

Демурова Н. Голос и скрипка (К переводу эксцентрических сказок Льюиса

Кэрролла) Мастерство перевода. М., Сов. Писатель, 1970, сб. 7.

1) Фразеологизмы

Фразеологизм - это такое словосочетание, общее значение которого не

выводится из самостоятельных значений каждого слова, в него входящего. Это

свойство фразеологизма называется идиоматичностью

Во многих фразеологизмах утратился прямой смысл словосочетания, рядовой

носитель языка не воспринимает этот смысл и использует только

идиоматическое значение (как зеницу ока, турусы на колесах). Дословно

переводить такие фразеологизмы, конечно, нельзя, но реально подобрать

эквивалент в ПЯ. (Беречь как зеницу ока - Wie seinen Augapfel hüten - To look

upon smbd. as the apple of one's eye). Трудности с переводом могут возникнуть

тогда, когда фразеологизм обладает лексическим фоном: мамаево побоище - это

не только беспорядок в доме, но и напоминание о длительном периоде в

истории России, связанном с освобождением от монголо-татарского ига. Если

мы переведем это выражение на английский язык фразеологическим оборотом

"in a scrapes", будет передано только значение "беспорядок", второе же значение

возможно передать только при соответствующих пояснениях.

Широкое понимание реалий включает обращения как номинативные

словосочетания, формулы приветствия и прощания (Dear Sir/s, Schalom, gnädige

Frau, Herr Professor!, Glück auf! Liebe Brüder und Schwestern in Cristo!

в определенном контексте – междометия / жесты (см. в словаре).

Неологизмы как реалии периода вхождения в язык.

Реалии вошедшие в язык и реалии чужие:

„Samowar“, „Pizza“, „Cowboy“, „der Heurige“

1) „der Pub“ – „Pizzateig“, „Cowboyhut“, discman, walkman – плейер -освоенные

языком

2) „Samowar“, „Novio“.

Крупнов рассматривает такие чисто русские понятия, как "БЫЛИНА", "ИЗБА",

"ТРОЙКА", с точки зрения перевода на английский язык. Перевод этих

безэквивалентных единиц осуществляется или путем транскрипции (bylina,

izba, troika ), часто сопровождаемой пояснениями в скобках, или путем

перевода (legend, peasant's house, cottage, cot, hut). (В.Н.Крупнов, 1976, с.151-

21-22. Виды трансформаций.Согласно Комиссарову В.Н.(Современное переводоведение 2002)

В зависимости от характера преобразований переводческие

трансформации подразделяются на лексические, грамматические и лексико-

грамматические. Лексические трансформации описывают формальные и

содержательные отношения между словами и словосочетаниями в оригинале и

переводе. Среди формальных преобразований основными приемами перевода

являются переводческая транскрипция/транслитерация и переводческое

калькирование.

Прием транскрипции означает, что в переводе воспроизводится звучание

слова оригинала, в отличие от транслитерации, передающей его графическую

форму. Этот прием широко применяется при переводе собственных имен,

географических названий, названий фирм, печатных изданий, многих терминов

и т.п. В современной переводческой практике, в основном, используется

транскрипция, и многие наименования, которые в прошлом

транслитерировались, теперь транскрибируются. Великий английский

драматург был сначала известен в России как Шакеспеаре и лишь потом стал63

Шекспиром. Знаменитый английский физик был Невтоном, потом Нью'тоном, а

теперь все чаще именуется 'Ньютоном. Транскрибируются и некоторые

названия, которые прежде переводились. Так, на карте США был раньше Город

Соленого Озера, ставший теперь Солт-лейк-сити.

В ряде случаев транскрипция носит условный характер, так как у звуков

языка оригинала нет приблизительно соответствующих им звуков и букв в

языке перевода. Английские звонкий и глухой звук, передаваемые на письме

сочетанием «th», воспроизводятся русской транскрипции — звонкий как «д»

или «з», а глухой как «т» или «с» (Warner Brothers == Уорнер Бразерз, Smith =

Смит и П|.). Условное соотношение порой устанавливается и для звуков более

или менее близких. Например, английское «w» транскрибируется русским «у», а

немецкое «h» традиционно передается по-русски как «г». (В последнее время

эта традиция начала нарушаться: если Helmut Kohl — это Гельмут Коль, то пре-

зидент Hеrzog уже пишется Херцог (в официальных дипломатических

документах – Герцог. В.Ш.), а многие прежние Гансы стали Хансами.)

Xoтя в целом в переводческой практике преобладает транскрипция можно

отметить несколько типичных случаев отклонения от этого правила. Прежде

всего в транскрибируемых словах могут сохраняться элементы транслитерации.

Так, в русских переводах сохраняется часто непроизносимое английское «г» и

передающие один звук двойные согласные: Daily Worker = Дейли Уоркер, Bill

Clinton = Билл Клинтон. Другим примером может служить преобладание

графики над звучанием в передаче немецкого дифтонга «ei»: Leipzig = Лейпциг,

Heine = Гейне. Нередко буквенный состав сохраняется, если в результате

получается уже существующее слово. Так, названия ракет обычно транскриби-

руются по правилам: ракета «Hawk» = «Хок», a «Faulcon» = «Фол-кон». Но

американская ракета «Tomahawk» именуется по-русски не «Томахок», а

«Томагавк», ракета «Hercules» — не «Херкыолиз», а «Геркулес». Особенно

много отклонений от принципа транскрибирования связано с существованием

традиционных наименований, которые уже прочно вошли в употребление. Это

касается как географических названий, так и имен собственных. Столицу

Франции мы называем не «Пари», как следовало бы (сравни название газеты

«Пари суар»), а Парижем, а столицу Шотландии — не «Эдинбра», а

Эдинбургом. Английское имя «Charles», естественно, транскрибируется как

Чарлз — Чарлз Дарвин, Чарлз Диккенс и т.п. Но носивший такое же имя король,

которому англичане отрубили голову, известен у нас как Карл I. Затем Карлом

был назван и Charles II, а король Джеймс (James) превратился в Якова. Первого

норманского короля Англии звали так же, как Шекспира, но мы его зовем

Вильгельмом Завоевателем. Нескольких английских королей именовали Henry,

но в России их зовут Генрихами. В Генрихов превратились и французские

короли по имени Анри (Henri), а все восемнадцать французских царственных

особ со столь распространенным именем Луи числятся у нас Людовиками.

Понятно, что в подобных случаях переводчик не может транскрибировать такие64

имена «по правилам».

Несколько слов о приеме калькирования, который не требует особых

разъяснении. Применяя этот прием, переводчик переводит составляющие

элементы слова или словосочетания и затем объединяет переведенные части в

единое целое: superpower = сверхдержава, International Monetary Fund =

Международный валютный фонд. При этом в переводе может изменяться

порядок следования компонентов: United Nations Organisation == Организация

Объединенных Наций, first-strike weapon = оружие первого удара. Встречаются

смешанные случаи, когда при калькировании одна часть слова переводится а

другая — транскрибируется:

petrodollars = нефтедоллары, miniskirt == мини-юбка.

Следующую группу лексических трансформаций составляют лексико-

семантические замены, применение которых связано с модификацией

значений лексических единиц. К основным приемам этой группы относятся

конкретизация, генерализация и модуляция.

Прием смысловой конкретизации заключается в том, что переводчик

выбирает для перевода в оригинале слово с более конкретным значением в

переводящем языке. В любом языке есть слова с более общим или с более

конкретным значением, выражающие родовые или видовые понятия: слово

«собака» называет больший класс объектов, чем слово «бульдог», «двигаться»

охватывает все частные виды движения — ходить, бегать, летать и пр. В то же

время соотношение таких слов в разных языках и их употребительность часто

не совпадают, что вызывает необходимость в преобразованиях при переводе.

Применение приема конкретизации оказывается целесообразным в двух

основных случаях. Во-первых, в языке перевода слову с общим значением в

оригинале могут соответствовать несколько слов с более частными значениями.

При переводе английского слова «meal» на русский язык обычно приходится

выбирать между более конкретными названиями приемов пищи (завтрак, обед,

ужин и пр.). Аналогичным образом, переводя на английский язык русское

«плавать», нужно будет выяснить, кто плавает и как плавает, чтобы сделать

выбор между более конкретными глаголами «swim, sail, float, drift». Во-вторых,

использование в переводе таких же общих слов, как в оригинале, может

оказаться неприемлемым для описываемой ситуации. В романе Ч.Диккенса

«Давид Копперфилд» есть такой эпизод. Мать мальчика Дэви, от лица которого

ведется повествование, сидит одна в полутемной комнате, глубоко

задумавшись. Внезапно в комнату с шумом врывается ее эксцентричная тетуш-

ка, испугав неожиданным появлением погруженную в раздумье женщину. И вот

как это описывается в романе: «My mother had left her chair in agitation and gone

behind it in the comer». Английские глаголы с общим значением «to leave» и «to

go» не могут быть здесь переведены с помощью соответствующих русских

глаголов «оставить» и «пойти». Неприемлемость перевода «Взволнованная65

матушка оставила свое кресло и пошла за него в угол» очевидна. В русском

языке столь конкретная эмоциональная ситуация не описывается подобным

образом. Обеспечить эквивалентность перевода можно путем конкретизации

указанных глаголов:

«Взволнованная матушка вскочила со своего кресла и забилась в угол позади

его».

Как видно из его названия, прием генерализации подразумевает замену

единицы ИЯ, имеющей более узкое значение, единицей ПЯ с более широким

значением. И здесь применение этого приема может быть вынужденным или

факультативным. В первом случае в языке перевода отсутствует необходимое

слово с конкретным значением. Так, различия между русскими «теща и свек-

ровь» или «шурин и деверь» обобщаются в английских переводах едиными

«mother-in-law» и «brother-in-law». Во втором случае переводчик предпочитает

более общий вариант по стилистическим соображениям. В художественных

произведениях на русском языке не принято, например, в отличие от

английских точно указывать рост и вес персонажей, и обычное предложение «I

saw a man 6 feet 2 inches tall» в оригинале может быть заменено в русском

переводе: «Я увидел высокого парня».

Модуляцией или смысловым развитием называется замена слова или

словосочетания ИЯ единицей ПЯ, значение которой логически выводится из

значения исходной единицы. Наиболее часто значения соотнесенных отрезков в

оригинале и переводе оказываются при этом связанными причинно-

следственными отношениями. И в этом случае отказ от «прямого» перевода

может быть вынужденным или зависеть от выбора переводчика. Вспомним

пример из романа А.Кронина «Цитадель», где герой приезжает к месту своей

новой работы, и его встречает кучер с двуколкой. Дальше мы читаем: «Manson...

climbed into the gig behind a tall... horse». Контекстуальной замены здесь не

избежать, поскольку по-русски нельзя сказать: «Он сел в телегу позади лошади»

(как будто лошадь тоже сидела в телеге). Но ведь лошадь не просто находилась

впереди коляски, следовательно: «Мэнсон... влез в... коляску, запряженную

крупной... лошадью». В следующем примере «прямой» перевод показался

переводчику слишком громоздким, и он предпочел использовать прием

модуляции. В романе Ч. Диккенса «Давид Копперфилд» рассказывается о

школьнике, которого часто наказывали за различные провинности. Он быстро

забывал про свои неприятности, и автор пишет:

«Не would cheer up somehow, begin to laugh again, and draw skeletons all over his

slate, before his eyes were dry» — «Он снова приободрялся, начинал смеяться и

рисовал на своей грифельной доске разные фигурки, хотя глаза его еще были

полны слез». Можно согласиться, что вариант «...прежде чем у него высыхали

глаза» был бы менее удачным.66

Теперь познакомимся с некоторыми грамматическими

трансформациями. Среди них наиболее частыми приемами являются

дословный перевод, членение предложений, объединение предложений и

грамматические замены. Дословный перевод (нулевая трансформация) — это

способ перевода, при котором синтаксическая структура ИЯ заменяется

аналогичной структурой ПЯ, например: «Не was in London two years ago» —

«Он был в Лондоне два года назад». Прием достаточно прост, но заслуживает

упоминания по двум причинам. Во-первых, потому, что следует подчеркнуть

«легитимность» его применения: у начинающих переводчиков иногда

обнаруживается стремление изменять синтаксическую структуру даже там, где

лучшим выбором был бы дословный перевод. Во-вторых, надо четко отличать

этот прием от уже известного нам буквального перевода, который тоже пе-

редает оригинал «слово в слово», но при этом искажает его смысл или нарушает

нормы языка перевода.

Прием членения предложения, как об этом говорит его название, заключается

в том, что одно предложение оригинала делится на два-три предложения в

переводе. Применение этого приема может быть вызвано семантическими или

стилистическими причинами. Например, в английских газетах нередко встре-

чаются краткие сообщения, состоящие из одного предложения, но содержащие

большой объем информации типа: «Both engine crews leaped to safety from a

collision between a parcels train and a freight train near Morris Cowley,

Oxfordshire». В этом предложении содержится целый рассказ: сообщается и что

произошло, и где произошло, и с кем произошло, и как спаслись участники

происшествия. В русском переводе будет естественным разбить сообщение на

две части и сначала сказать о самом событии, а уже потом о его последствиях,

например: «Вблизи станции Моррис Коули в графстве Оксфордшир произошло

столкновение почтового и товарного поездов. Члены обеих поездных бригад

остались невредимы, спрыгнув на ходу с поезда». А вот краткая метеосводка из

английской газеты: «Mist covered a calm sea in the Straits of Dover yesterday».

Можно перевести эту фразу дословно «Туман окутывал вчера спокойное море в

проливе Па-де-Кале», но не слишком ли это поэтично для простой метеосводки?

А вот как будет звучать перевод при использовании приема членения: «Вчера в

проливе Па-де-Кале стоял туман. Море было спокойно».

Прием объединения предложений прямо противоположен

предыдущему — двум или трем предложениям оригинала соответствует

одно предложение в переводе. Применение этого приема может оказаться

вынужденным вследствие недооформленности одного из переводимых

предложений: «The marchers did not intend to go to Parliament. Nor to petition their

MP's» — «Участники демонстрации не собирались ни идти к парламенту, ни

подавать петицию своим депутатам». В других случаях переводчик может

решить, что целесообразно, объединить предложения по стилистическим

соображениям. Для научно-технических текстов на английском языке67

характерно преобладание простых предложений, что менее свойственно

соответствующему русскому стилю, где очень широко используются сложные

предложения. В связи с этим в англо-русских технических переводах двум или

более простым предложениям оригинала соответствует одно сложное пред-

ложение в переводе, например: «This condition, however, changes at certain critical

energies of the electrons. At these critical energies the gas atoms do absorb energy»

— «Однако это условие нарушается при некоторых критических энергиях

электронов, когда атомы газа поглощают энергию.