2. М. Штирнер. Единственный и его собственность.

О Боге говорят: «Тебе нет имени». Но это справедливо для Меня: ни одно понятие не может выразить Меня; ничто из всего, что выдаётся за Мою сущность, — не исчерпывает Меня; всё это только имена, слова. О Боге говорят, что он совершенен, что он не имеет призвания стремиться к совершенству. Но и это относится только ко Мне.

Я — собственник моей мощи, и только тогда становлюсь таковым, когда я сознаю себя Единственным. В Единственном даже сам собственник возвращается в своё творческое ничто, из которого он вышел. Всякое высшее существо надо Мной, будь это «Бог», или «Человек»— ослабляет чувство моей единственности и бледнеет лишь перед солнцем этого сознания. Итак, когда я основываю Моё дело на Себе, на Единственном, то оно покоится на преходящем смертном творце своём, пожирающем самого себя, и я могу сказать: «на чём основал Я дело жизни Моей? Ни на чём!»(это стих из юношеской песни Гёте)

Такими словами, бесконечно гордыми, заканчивает Штирнер свою книгу, свой «символ веры», своё исповедание, своё учение «Я».

Свою систему Штирнер сам назвал «философией эгоизма». Иногда он называл свою философскую систему «философией чистого эгоизма».

Центральным пунктом его системы является понятие личности, идея индивидуального Я. Штирнер исходит из того взгляда, что в настоящее время человеческая личность находится в состоянии полного рабства. Личность (Я) порабощается во имя каких-то идеалов, идей: «Как много говорят нам о должном, о долге. Прежде всего, на меня возлагают долг по отношению к Богу, затем на мою обязанность возлагают дело Человечества, Истины, Свободы, Гуманности, Справедливости; потом ещё идёт на родное дело, общественное дело, которым я обязан служить, и только Моё дело никогда не может стать вполне моим делом, иначе я прослыву грубым эгоистом».

Но разве Бог, или Народ, или Общество, или Человечество, которым я обязан служить, не пользуются моим служением эгоистически? Положим, например, вы работаете для общества, или для народа, для человечества, жертвуете собой для его будущего благосостояния — разве общество не пользуется вами для своих, то есть для эгоистических целей? И кто оказывается в данном случае в выигрыше, вы или общество? Точно также в выигрыше оказывается Народ и Человечество насчёт отдельных индивидуумов, исполняющих по отношению к ним лишь роль самоотверженных слуг.

С таким положением дел, полагает Штирнер, следует радикально покончить. Человек должен, наконец, осознать себя самодовлеющей единицей.

«Долой же всё, что не составляет вполне Моего. Вы полагаете, что моим делом должно быть, по крайней мере, добро? Но что такое добро? Что такое зло? Моё дело не может быть ни добрым, ни злым. Я сам — своё дело, а я не добрый и не злой. И то и другое не имеет для меня смысла. Божественное — дело Бога, человеческое — дело человечества. Моё же дело ни Божье, ни человеческое; оно не есть истинное, не есть благое, справедливое, свободное и т.д., но исключительно Моё. Оно не есть всеобщее, но единственное, как я сам».

«Для меня нет ничего выше Меня!» После этого вступления, которое вводит в круг его идей, Штирнер приступает к системному изложению и обоснованию своего учения.

Книга Штирнера распадается на 2 главные части: часть1 «Человек», часть 2 «Я».

Первая часть начинается с краткой характеристики человеческой жизни, в её различных периодах. В детстве, говорит Штирнер, человек реалистичен: всё окружающее существует для него в качестве непосредственно данных объектов.

Юношей он становится идеалистичным, стараясь уразуметь смысл этих объектов, их идею и значение и только становясь зрелым мужем, человек переходит к новой, единственно правильной точке зрения — эгоистической, когда в центре всего миросозерцания становится само Я и все вещи рассматриваются только с точки зрения интересов и желаний этого «Я».

Такому ходу развития единичного человека соответствует и общий ход исторической жизни всего человечества. Античный мир—это эпоха детства. Античный человек также реалистичен, как и дитя в своих размышлениях о мире.

С появлением христианства, или даже ранее—со времени Сократа и Платона, человек вступает в эпоху создания идеалов и целей, которые переносятся им в мир трансцендентный, в мир отличный от чувственно-реального.

За всяким конкретным явлением он ищет его сущность, его идею, дух (Geist). И человек, в конце концов, сам становится духом, приходит постепенно к сознанию своей духовности и раздвоенности, дуализму души и тела. Истинной жизнью представляется ему только жизнь духа, жизнь в духе, а всё остальное — ложная видимость, тень и суета. Отсюда аскетические идеалы умерщвления плоти, мрачный взгляд на жизнь, на земные радости и красоту. («Дух животворящий, плоть неясощна»).

Сущность этого миросозерцания заключается в постоянном самопожертвовании человека. Человек подчиняет себя, свою волю и свои инстинкты известным идеалам; создаёт определённые нормы поведения. Более того, в подчинении этим нормам, в приближении к поставленным идеалам видит свою задачу и саму цель своего существования. Всё, что идёт в разрезе с этими идеальными требованиями считается грехом и преступлением. Напротив того, всё, что соответствует им и содействует их осуществлению, получает признание, в качестве проявления добра и истины.

Этот идеалистический период, считает Штирнер, продолжается и до сих пор. Ни реформация, Новое время не внесли существенных изменений в характер эпохи. Отказавшись от подчинения средневековым идеалам, человек немедленно поставил на их место новые — разум, свобода, человечность и т.д. И соответственно этим нравственным ценностям стал сообразовывать своё поведение.

Даже наиболее радикальные мыслители не вышли из-под власти этого идеалистического и религиозного настроения, то есть такого настроения, при котором человек чувствует себя связанным по отношению к какому-нибудь трансцендентному объекту или идее, будь то идея Бога, идея Свободы, Справедливости и т.п.

Разница заключается только в том, что на смену положительным вероучениям явились теперь идеи нравственного долга, категорического императива, культ разума, культ человека (религия человечества) (Фейербах).

Поэтому все эти течения, основаны на борьбе с предшествующим миросозерцанием, по справедливости, может быть названо «теологической инсуррекцией». Почему? Потому что его представители не сходят с религиозной почвы, подчиняя человека определённым идеалам и нормам, провозглашаемыми священными и незыблемыми.

Новая эпоха, эпоха действительной зрелости, наступает только с появлением книги «Единственный и его собственность». Это эпоха чистого индивидуализма, или как предпочитает выражаться Штирнер, чистого эгоизма. Эта эпоха отличается от предшествующих тем, что в ней индивидуум приходит к осознанию своей единичности и исключительности. Это эпоха, которая освобождается от догматичного и критического идеализма и ставит Я в центр всего миропонимания.

Штирнер был вполне убеждён в чрезвычайном историческом значении своего труда. И эта преувеличенная оценка отразилась на его отношении к предшествующим и современным ему философским системам.

Его суждения о них отличаются большей частью пренебрежением. Поэтому большая часть первого отдела посвящена критике различного рода «идеалистических» систем (Сократ—Платон—Кант—Гегель—Фейербах), то есть систем, которые в центр ставят не индивидуума, а идеи, идеалы, мышление, дух (человека «вообще»): «Я не выступаю защитником мышления, так как то „Я“, из которого я исхожу, не есть идея. Моё „Я“ не состоит из одного мышления. Я утверждаю, что только свобода от мысли спасает меня в самом деле от их власти. Не мышление, но моя свобода от мысли, моё „Я“, немыслимое, непостижимое избавляет меня от одержимости».

Вторая половина книги, озаглавлена «Ich» (Я), посвящена изложению своих собственных взглядов. Он начинает с описания того, что он называет «Своеобразием» («Особенностью») личности (Eigenheit).

Прежде всего Штирнер сопоставляет это понятие с понятием «свободы». Не совпадает ли сущность человеческой личности, её «Особенность» с понятием свободы? Нисколько, отвечает Штирнер.

Тот, кто борется за «Свободу», не есть ещё истинно независимый человек, потому что он верит в «Свободу», верит в свою идею, в свой идеал, находящиеся под его владычеством. Таковы либералы всех оттенков, подчиняющиеся всем принципам и нормам.

Действительно свободен только тот, кто «осуществляет себя», выражает сполна свою личность в своих действиях, независимо от той или другой оценки их. «Свобода моя только тогда бывает полной, когда она представляет собой проявление моей силы, моей власти; но тогда уже перестаю быть только свободным человеком, а являюсь владыкой (Eigner). Всякая свобода по существу дела должна быть самоосвобождение, а не эмансипация: поэтому степень моей свободы вполне зависит от внутренней силы моей личности. Какая польза овцам от того, что никто не стесняет им свободу слова? Они всё-таки остаются при своём блеянии».

Итак, вся действительность должна оцениваться с точки зрения моего Я, по отношению к моему Я. Я должно служить мерилом всему. Поэтому я полагаю ударение на своё Я, а не на свою «человечность». Тем, что я есмь, обусловлено всё, что я делаю, думаю и т.д. Я — владыка Человечества, человечности, я сам—человечество, и ничего не хочу делать для блага какого-то другого Человечества. Для меня критерием являюсь Я сам; Я, не подлежащий никакому отвлечённому определению, стоящий выше всякой идеи.

Но что такое это центральное «Я», к которому приходит Штирнер? Ответ на этот вопрос Штирнер даёт в последней главе своей книги, озаглавленной «Единственный» («Der Einzige»). Здесь он подводит итоги всех своих философских размышлений, излагает метафизические предпосылки своего учения.

Прежде всего, он противопоставляет своё понимание «Я» абсолютному «Я» Фихте. «Моё „Я“ является не каким-либо индивидуальным „Я“ наряду с другими индивидуальностями, но оно есть Единственное „Я“: существую Я один. В качестве этого единственного „Я“ я всё считаю своим достоянием, и в качестве такового же я действую и развиваюсь. Не человека развиваю я в себе, но своё „Я“. Таков смысл „Единственного“».

Необходимо придти к осознанию своей «Единственности»: только при этом сознании уничтожается роковой разлад между идеалом и действительностью, так как с этой точки зрения и идеалы и действительность становятся простыми проявлениями моего «Я», моею «Собственностью».

Моё бытие есть настоящее становление моего «Я»; только в моём бытии находит свою реальность то, что мы называем действительностью. Всё вокруг меня «действительно» лишь в меру моей собственной действительности; всё становится бытием лишь постольку, поскольку оно причастно моему личному бытию; всё является моим созданием, моим порождением. «Я — есмь бытие».

Поэтому моему «Я» нельзя противопоставлять какую-то объективную действительность, нечто реально-существующее, лежащее вне меня, нечто потустороннее, будь это Ding an sich или только эмпирическое явление. Моему «Я» противоположно только чистое небытие (Ничто), так как моё небытие есть в то же время небытие абсолютное.

Итак, моё «Я» есть единственная реальность: Я — Единственен, всё остальное, чему также приписывается обыкновенно объективное бытие, суть только проявления моего Я; мои Создания, — моя «Собственность».

Такая точка зрения радикальным образом устраняет всякий идеализм, делает его невозможным. Основная ошибка предшествующего периода, по Штирнеру, именно в признании чего-то трансцендентного, вне нас и независимо от нас сущего. Это признание внесло в нас роковое раздвоение, сделало нас рабами призраков, идей и идеалов. Стремление воплотить эти призраки, реализовать их — вот что составляет существенное содержание всей предшествующей истории мыслящего человечества, вот задача, которую оно себе ставило.

Задачей исторического процесса было признано развитие человечности в человеке, то есть реализация некоторого идеала— «Человек».

Но возможна ли подобная реализация понятия? — спрашивает Штирнер. И даёт отрицательный ответ. «Идеал человека, — пишет он, — будет реализован лишь тогда, когда идеалистический взгляд сменится противоположным ему взглядом: „Я“, единственный, есмь человек».

И далее идёт конец, с чего я начал анализ книги.

ИТОГИ:

После Фейербаха и Бауэра последовал ход, который можно определить как движение от общества к отдельному, эгоистичному индивиду, от критикующего, следовательно мыслящего Я к наслаждающемуся, чувственному. Этот шаг делает книга Штирнера «Единственный и его собственность».

Единственный — это эгоист. Для меня нет ничего выше меня самого, я пользуюсь людьми и миром для собственного удовольствия. Я хочу быть всем и иметь всё, что я могу иметь, чем я могу быть; я хочу обладать всем, что в моей власти.

Нравственность — мираж, справедливость, как и все идеи — призрак. Кто придаёт значение идеалам и уважает такие общие идеи как, самосознание, человек, общество, тот ещё глубоко завяз в суеверии и предрассудках и не изгнал старый ортодоксальный призрак божества с тем, чтобы на место его поставить себе новый. Уважать не следует ничего. (Фалькенберг Р., 1910, с. 520)