1. Естественнонаучное распределение вредных веществ и социальные ситуации риска

Дискуссия о содержании вредных и ядовитых веществ в возду­хе. воде и продуктах питания, а также о разрушении природы и окружающей среды в целом все еще ведется исключительно или по преимуществу в естественнонаучных категориях и формулах. При этом остается неизвестным, что естественнонаучные “форму­лы обнищания” имеют социальное, культурное и политическое значение. Соответственно возникает опасность, что ведущаяся в химико-биолого-технических категориях дискуссия об окружаю­щей среде невольно вызывает у людей представление о себе толь­ко как об органическом механизме. Тем самым ей грозит опасность превратить в свою противоположность ту ошибку, в какой она справедливо упрекала долгое время господствовавший оптимизм индустриального прогресса, — выродиться в дискуссию о приро­де без человека, без обсуждения социальной и культурной сторо­ны дела. Дискуссии последних десятилетий, в которых снова и снова разворачивался весь арсенал критических аргументов по адресу техники и промышленности, оставались по своей сути тех­нократическими и натуралистическими. Они с таким рвением и жаром ссылались на содержание вредных веществ в воздухе, воде и продуктах питания, на сравнительные величины роста населе­ния, потребления энергии, потребности в продуктах питания, де­фицит сырья и т. д., будто никогда и не было человека (например, Макса Вебера), который потратил немало времени, чтобы доказать: без учета социальных структур власти и распределения, роли бюрократии, господствующих норм и рациональных подходов это или бесполезно, или бессмысленно, или то и другое вместе. Не­заметно сложилось такое представление, при котором взаимоот­ношения между техникой и природой сводились к формуле “пре­ступник — жертва”. С самого начала при таком подходе (и от политического движения в защиту окружающей среды) оставались скрыты социальные, политические и культурные реалии и послед­ствия модернизационных рисков.

Проиллюстрируем это на примере. Совет экспертов по пробле­мам окружающей среды констатирует в своем заключении, что “в материнском молоке нередко находят в опасных концентрациях бета-гексахлорциклогексан, гексахлорбензолин ДДТ” (1985, 8. 33). Эти ядовитые вещества содержатся в средствах защиты растений, которые уже изъяты из обращения. Их происхождение не выясне­но (там же). В другом месте говорится: “Воздействие свинца на население в среднем незначительно” (8.35). Что за этим кроется? Быть может, нечто аналогичное такому распределению: у двух человек есть два яблока. Один из них съел оба. Следовательно, в среднем каждый съел по одному. Применительно к распределению продуктов питания в мировом масштабе это высказывание звуча­ло бы так: “в среднем” все люди на Земле сыты. Цинизм такого утверждения очевиден. В одной части света люди умирают от го­лода, в другой первостепенным фактором издержек стали пробле­мы переедания. Вполне возможно, что применительно к вредным и ядовитым веществам это высказывание не цинично, что воздей­ствие в среднем является действительным воздействием на все груп­пы населения. Но знаем ли мы это? Разве для оправдания такого заявления не обязательно знать, какие еще яды вынуждены люди вдыхать и глотать? Поразительно, что о “средних” показателях спрашивают как о чем-то само собой разумеющемся. Кто спраши­вает о показателях “на душу населения”, тот закрывает глаза на неодинаковые уровни опасности для разных слоев населения. Но именно их-то и невозможно определить. Может быть, существу­ют группы и условия жизни, для которых “в среднем незначитель­ное” содержание свинца опасно для жизни.

Следующая фраза экспертного заключения звучит так: “Лишь вблизи вредных производств у детей обнаруживают иногда опас­ные концентрации свинца”. Показательно в этих и им подобных анализах состояния окружающей среды не только полное отсут­ствие какой бы то ни было социальной дифференциации. Пока­зательно и то, какая дифференциация проводится: по региональ­ному и возрастному принципу, т. е. по критериям, свойственным биологическому (или — шире — естественнонаучному) мышле­нию. Подобный подход нельзя ставить в вину экспертным ко­миссиям. Он лишь наглядно отражает общепринятую научную и общественную позицию по проблемам окружающей среды. Эти проблемы рассматриваются главным образом в плане природы и техники, экономики и медицины. Поразительно при этом, что разрушительная индустриальная нагрузка на окружающую сре­ду и ее многообразные воздействия на здоровье и жизнь людей в высокоразвитых обществах сопровождаются исчезновением обще­ственной мысли. К этому добавляется еще одно гротескное обстоя­тельство: исчезновения никто не замечает, даже сами социологи.

Исследуется распределение вредных веществ, ядов и рисков в воде, воздухе, почве, продуктах питания и т. д. Дифференцирован­ные результаты исследований предоставляются испуганной обще­ственности в многоцветных “картах состояния окружающей сре­ды”. Ясно, что подобные способы рассмотрения и изображения уместны в той мере, в какой они дают представление об окружа­ющей среде. Но как только из них делаются выводы, касающиеся жизни людей, лежащий в их основе способ мышления оказывает­ся несостоятельным. В этом случае или допускается в общем и целом, что все люди, независимо от дохода, образования, профес­сии и связанных с этим возможностей и привычек питания, про­живания, использования свободного времени, в исследуемых ре­гионах одинаково подвержены воздействию вредных веществ (что еще требуется доказать), или же люди и масштаб нависшей над ними угрозы вообще выносятся за скобки, и разговор идет только о вредных веществах, их распределении и воздействии на регион.

Ведущаяся в естественнонаучных категориях дискуссия о вред­ных воздействиях, таким образом, исходит из ошибочного умо­заключения, что биологические факторы не связаны с социальны­ми, или из такого рассмотрения природы и окружающей среды, которое исключает из крута своих интересов избирательную угро­зу людям и связанные с ней социальные и культурные смыслы. Од­новременно вне поля зрения оказывается то, что одни и те же вредные вещества для разных людей — в зависимости от возраста, пола, привычек питания, характера работы, информированности, образования и т. д. — могут иметь совершенно разное значение.

Особая трудность заключается в том, что исследования отдель­ных вредных веществ не в состоянии выяснить их концентрации в человеке. То, что может показаться “безопасным” применитель­но к одному какому-либо продукту, будет крайне опасным в “ко нечном накопителе”, каким стал человек на высокой стадии раз­вития рыночного хозяйства. Здесь налицо категориальная ошиб­ка: ориентированный на природу или продукт производства ана­лиз не в состоянии ответить на вопрос о безопасности, по крайней мере до тех пор, пока “опасность” или “безопасность” имеют дело с людьми, которые все это глотают или вдыхают (подробнее об этом см. с. 78 слл. наст. изд.). Известно, что вдыхание многих ле­карств может устранить или усилить воздействие каждого из них. Но человек, как известно, не живет (пока еще) одними только ле­карствами. Он вдыхает вредные вещества вместе с воздухом, пьет их с водой, съедает вместе с овощами и т. д. Другими словами: бе­зопасные величины имеют нехорошее свойство накапливаться. Становятся ли они от этого — как обычно бывает при сложении по правилам математики — все безопаснее?