17. Специфика русской философии

Русская философия — сравнительно позднее обра­зование нашей национальной культуры. Хотя ее ду­ховные предпосылки (куда следует отнести истори­ческое и нравственное самосознание народа) уходят в глубь веков, в собственном смысле слова философское творчество русских ученых и мыслителей начинается лишь после и на основе петровских преобразований, т. е. с середины XVIII в. (М. В. Ломоносов, А. Н. Ра­дищев).

Но веком философской классики для России стал XIX в. Русская классическая философия XIX в. (П. Я. Чаадаев, А. С. Хомяков, Вл. С. Соловьев), как и русская классическая литература (А. С. Пушкин, Н. В. Гоголь, Ф. М.Достоевский, Л. Н. Толстой), не­сли миру глубоко выстраданную опытом поколений истину: нет и не может быть такой цели, ради кото­рой была бы допустима жертва хотя бы в одну чело­веческую жизнь, в одну каплю крови, в одну детскую слезинку.

Русская философия — это философия Предупреж­дения. Ее лейтмотив — нравственное вето на любой социальный проект, на любой «прогресс», если толь­ко они рассчитаны на принуждение, насилие над лич­ностью.

С Достоевского и Вл. Соловьева в русской филосо­фии и литературе берет начало жанр антиутопии, блестяще продолженный и развитый мыслителями и художниками России XX в. Этот жанр нередко требо­вал языка притч, исповеди, проповеди, отказа от ака­демических форм теоретизирования, от чисто рацио­налистического способа доказательства и обоснования прочувствованных сердцем, пережитых, выстрадан­ных истин. Сверхрационалистический способ и ха­рактер русского философствования во многом связан с православным, восточнохристианским мировоспри­ятием и мироощущением славянской души. Об этом в начале века писал крупнейший русский философ Н. А. Бердяев (1874—1948): «Русские не допускают, что истина может быть открыта чисто интеллектуальным, рассудочным путем, что истина есть лишь суждение. И никакая гносеология, никакая методология не в силах, по-видимому, поколебать этого дорационального убеждения русских, что постижение сущего да­ется лишь цельной жизни духа, лишь полноте жизни».

Русская мысль, русская духовность находились в оппозиции к западноевропейскому, т. е. буржуазному, рационализму, с его прагматизмом, рассудочностью, стремлением «подавить» единичное общим, живую жизнь — бездушными законами логики. В односторон­нем рационализме западной философии русские.фи­лософы видели ее кризис — измену гуманистическо­му духу философского сознания в целом.

Особенно неприязненно русские мыслители отно­сились к позитивизму, справедливо видя в нем наи­более типичное выражение тупика теоретического мышления, самоумерщвления философии как миро­воззрения. Один из самых непримиримых критиков позитивизма — Вл. Соловьев — достаточно точно и ра­ционалистично указал на основной, главный соци­альный источник позитивистского мышления — рас­кол, раздробленность самой общественной жизни в условиях буржуазного разделения труда.

«Частичному» сознанию Вл. Соловьев противопо­ставлял идеал цельного знания, под которым философ имел в виду органический синтез науки, философии и религии. Такую цельность сознанию может придать лишь особое его состояние и вектор — всеохватываю­щая, космическая Любовь. Смысл Любви — быть ан­типодом эгоизму, а следовательно, антиподом тому обществу, которое зиждется на выгоде и расчете. Рус­ская философия выдвинула и защищала антибуржуаз­ные ценности, настаивая тем самым на «неистин­ном», преходящем характере западноевропейского, т. е. буржуазного, типа развития.

Однако важно иметь в виду, что антибуржуазный — в целом — дух русской классической философии («зо­лотого» и «серебряного» веков) не означал ее социа­листического характера — в марксистском, тем более марксистско-большевистском смысле. «Русский соци­ализм» Герцена и анархизм Бакунина не столько со-Циалистичны, сколько антибуржуазны. Стократ это справедливо по отношению к Достоевскому, которо­му одинаково претил как торгашеский мир буржуа, так и «муравейник» тоталитарной диктатуры «лека­рей-социалистов».

Русская мысль не отрицала роли и значения мате­риальной стороны жизни общества. Она отрицала лишь превращение ее из средства жизни в цель и смысл ее. Она пророчествовала об обществе, где бес­пристрастие любви будет цениться больше, чем самый ловкий расчет и самый крупный предпринимательс­кий успех рынка. В программе Всеединства и цельно­го знания был прочерчен путь, который мог и должен был пересечься с основной магистралью европейской мысли, но не слиться с ней, а сохранить свой голос с этом дуэте. Подлинное сближение и подлинное взаи­мообогащение европейской и русской философии — впереди. Оно возможно и оно необходимо как один из краеугольных камней «общеевропейского дома», строительство которого лишь начинается.

Судьба великих русских философов рубежа XIX— XX вв. трагична. Многие из них погибли в лагерях и застенках: П. А. Флоренский (1882—1937), Г. Г. Шпет (1879—1940); изгнаны за пределы Родины: Н. А. Бер­дяев, С.Н.Булгаков (1871 — 1944), Н. О. Лосский (1870—1965), С. Л. Франк (1877—1950); умерли на чуж­бине: Л. И. Шестов (1866—1938); пережили политичес­кую травлю и гонения: Г. В. Плеханов (1856—1918), В.В.Розанов (1856-1919), А.Ф.Лосев (1893-1988), Э. В. Ильенков (1924—1979). Сегодня, наконец-то, их труды прочно входят в сокровищницу мировой куль­туры.