§ 101. Ежели в течении десяти лет какое-либо уголовное преступление не

сделается гласным, а преступник во все время не учинил другого, то таковый

по уважению давности освобождается от всякого наказания.

§ 102. Ежели он в продолжении тех десяти лет учинил вторично подобное

преступление, то и за первое наказывается по всей строгости законов.

§ 103. Срок давности считается со дня совершения преступления.

Не вдаваясь в рассмотрение теоретической несостоятельности этих постановлений,

укажем только на крайнюю недостаточность редакции §§ 101 и 102. § 101 считает

для бытия давности необходимым, чтобы преступник, в течении давностного срока,

не совершил другого преступления, но под понятие другого подходит всякое,

более или менее, тяжкое преступление; и, следовательно, давность, погашающая,

например, убийство, будет отстранена совершением какой-нибудь незначительной

кражи. Это единственно возможное толкование § 101, не подходит под определение

следующего 102 параграфа, в силу которого преступник наказывается за первое

преступление, если он вторично учинит подобное же. Ясно, что понятие о подобном

преступлении, при всей своей неопределенности, во всяком случае, гораздо теснее

понятия о другом преступлении. Применяя постановление 102 параграфа к вышеуказанному

случаю, мы увидим, что для давности погашающей убийство потребуется, не совершение

какой-либо незначительной кражи а вторичное содеяние подобного же преступления,

т. е новое убийство.

Сопоставляя проект уголовного уложения с предыдущими законоположениями

о давности, мы видим, что он вносит новый взгляд на весь институт, определяет

точку отправления давности и обстоятельства прерывающие ее течение.

Проекту 1813 года суждено было пролежать 11 лет безо всякого движения.

В 1824 году Государственный Совет приступил к его рассмотрению; но прежде,

чем ознакомимся с мнением Государственного Совета, заметим, что законом 23

февраля 1823 года*(51). Александр I, если и не прямо, то, во всяком случае;

несомненно, подтвердил законы Екатерины о десятилетней давности. В помянутом

законе означено "если в числе бродяг, отправленных в Сибирь, окажутся важные

преступники, таковых, буде преступление их впоследствии времени и не далее

10 лет откроются, немедленно предавать на месте уже их поселения, по собрании

надлежащих справок, суду по закону".

В следующем 1824 году Государственный Совет приступил, как мы сказали,

к обсуждению проекта 1813 года. Мнение Государственного Совета о давности

имело весьма важное значение на дальнейшее развитие института. При обсуждении

101 статьи, им было, между прочим выражено*(52): "Два рода могут быть безгласности:

безгласность происшествия и безгласность виновника. Когда в убийстве следы

преступления так изглажены, что самое бытие его неизвестно, когда убиенный

считается без вести пропавшим, или отравленный ядом считается естественно

умершим, словом, когда самое преступление сокрыто и не было подвергнуто никакому

следствию: тогда есть безгласность происшествия. Но когда, напротив, убийство

было оглашено, признаки его следствием удостоверены, дело произведено своим

порядком, но виновный не найден и открытие его предано воле Божией, дондеже

явится, тогда есть гласность происшествия, но безгласность виновника. Отсюда

вопрос: должна ли давность простираться не только на безгласность происшествия,

но и на безгласность виновника, когда преступление гласно и когда по истечении

срока давности, он каким либо образом обнаружится? К разрешению сего вопроса,

государственный совет, по представленным ему изъяснениям, принял в соображение:

1) что все иностранные законодательства, исключая английского, простирают

давность совокупно и на преступление и на преступника; и 2) что в российских

законах до 1775 года не было никакой давности на преступления. По словесному

смыслу 44 статьи манифеста 17 Марта 1775 г., давность покрывает преступника,

когда преступление в течении 10 лет было безгласно и следствия о нем произведено

не было. Но когда преступление в течении 10 лет сделалось гласным, когда оно

следствием обнаружено и удостоверено и потому нельзя назвать его безгласным:

тогда слова закона к преступнику, хотя бы он в течении 10 лет и не был найден,

но по истечении уже сего срока каким-либо образом был обнаружен, в строгом

смысле, приложены быть не могут. Но сейстрогий смысл смягчается обычаем и

употреблением. По решениям судебных мест, все преступления, и гласные и безгласные,

если в .течении 10 дет не найден виновный, покрываются у нас давностию и не

подлежат ни изысканию ни наказанию. Посему, приняв в соображение, как пример

других законодательств, так и постоянное правило наших судебных решений, с

1775 года силу закона восприявших. государственный совет положил: смысл 101

статьи проекта определительнее изобразить следующим образом: если уголовное

преступление, в течение определенного для уголовной давности числа лет, считая

от того дня, в коем оно было содеяно, пребудет безгласным, или если в течении

того же времени, виновник его не будет найден и суду предан, хотя бы притом

бытие самого преступления и соделалось гласным и было следствием обнаружено;

то ни преступление изысканию, ни виновник оного наказанию по истечении сего

срока не подвергаются". Это рассуждение Государственного Совета имеет по отношению

к вопросу о давности, то несомненно важное значение, что оно впервые создает

подразделение давности на давность личности и давность происшествия. Подразделение

это признается ныне действующим уложением и его применение на практике, подтверждается

целым рядом кассационных решений. Теории и иностранным законодательствам подобное

подразделение неизвестно, и вообще на него нельзя не смотреть, как на весьма

неудачное произведение нашего отечественного юридического мышления. Рассматривая

158 ст. Уложения, мы приступим к его подробному анализу. В настоящее время

заметим только, что сам Государственный Совет, признав его, не придал ему

никакого практического значения; так, он сам говорит, у нас все преступления,

гласные и негласные покрываются давностью. А если по отношению к давности

между этими преступлениями нет никакого различия, то спрашивается, какой же

смысл может иметь это, ни к чему не ведущее, подразделение?

В проекте нового Уложения (стр. 97) мы находим весьма интересные сведения

о мнениях, высказанных в Государственном Совете. "Член государственного совета,

тайный советник граф Потоцкий представил особое мнение, изъясняя, что есть,

злодеяния, кои, по роду их и по образу, коим они производятся, более других

могут быть сокрыты, и кои, по жестокости их, нельзя оставить без наказания,

потому единственно, что они обнаружены хотя и с достоверностию, но по истечении

10-летнего срока. Отсюда произошел вопрос: должно ли одинаковую давность постановлять

на все роды преступлений? К разрешению сего вопроса государственный совет,

по представленным ему изъяснениям, принял в соображение: 1) что в общем правиле,

время не может изгладить преступления; но трудность обнаружить истину давно

сокрытую, без повода к ложным доносам, к бесплодным изысканиям, к утеснению

невинных, к потрясению общего спокойствия заставила установить из сего общего

правила изъятие, и сие изъятие есть давность. Самое начало и причина ее установления

доказывают уже, что она не должна простираться равно на все преступления;

ибо не все преступления равно опасны, не во всех равно ненаказанность угрожает

общественной безопасности. В одно и то же время учинено два преступления:

воровство и убийство. Оба в свое время сделались гласными и следствием доказаны,

но не найдено виновного. Чрез 10 лет обнаруживаются с достоверностью оба преступника,

и вор, и убийца. По закону, ныне у нас существующему, тот и другой равно неприкосновенны

и равно в обществе терпимы. Первый может быть терпим, особливо, когда похищенное

будет возвращено из его имущества; но против ненаказанности и терпимости другого

восстает самое внутреннее чувство справедливости, самая безопасность общества.

Следовательно не может и не должен быть прилагаем к обоим один и тот же 10-летний

срок давности. 2) Из представленного государственному совету обозрения иностранных

законодательств видно, что во всех уголовных законах постановлены степени

давности, по различию преступлений; что в большей части уложений давность

на тяжкие преступления есть 20-летняя, и что, наконец, есть преступления высшего

рода, злодеяния государственные, в коих виновные никакою давностию не покрываются.

По всем сим соображениям, государственный совет положил относительно сроков

давности принять следующие правила: 1) срок давности на преступления тяжкие,

за кои определяется по законам ссылка в каторжную работу, постановить 20-летний;

2) срок давности на все прочие преступления 10-летний; 3) преступления государственные

чрезвычайные никакою давностию не могут быть покрываемы, но обличенный в них

по истечении 20 лет преступник, вместо казни, общими законами определенной,

подвергается казни ближайшей степени, за тяжкие преступления установленной."

К анализу мнений, высказанных в Государственном Совете, не приступаем

как потому, что проекту 1813 года не было суждено получить силу закона, так

и потому что наше дальнейшее изложение будет ответом на вопросы затронутые

вышеприведенным мнением.

За неутверждением проекта 1813 года, постановления Екатерины 2-й, о давности

продолжали применяться без всякого изменения.

В 1829 году был возбужден вопрос о том, распространяется ли давность

на дезертирство. Государственный Совет мнением Высочайше утвержденным 11 июня

1829 г. разрешил этот вопрос в отрицательном смысле: "так как манифест 1775

года повелевает предавать забвению такие преступления, кои в течении 10 лет

остались в безгласности; но побеги нижних воинских чинов, сколько бы долго

ни продолжались, в безгласности не остаются: ибо не токмо о сем тотчас же

объявляется от начальства, да и во все время продолжения побега дезертир преследуется

розысканием местных полиций".

Свод законов уголовных изд. 1832 года не внес существенных изменений

в постановления о давности манифеста 1775 года. Свод 1832 года определил момент

с которого должно начинаться течение давности сократил давностные сроки по

делам об оскорблениях личных. Так, на основании ст. 140. "Всякое преступление,

которое не сделалось гласным в продолжении десяти лет, считая срок от времени

учинения оного, или по коему производства не было в течение того же срока,

предается вечному забвению и если бы после сего срока явились истцы или доносители,

то ни иски, ни доносы не приемлются".

"Примечание. Из сего правила изъемлются побеги нижних воинских чинов,

сколь бы долго оные ни продолжались."

"Ст. 381. Право иска теряется в обиде словом или письмом по прошествии

года, в обиде же действием, по миновании двух лет."

Свод законов уголовных изд. 1842 г. повторяет до того времени существовавшие

постановления о давности, прибавляя к ним два новых: во 1) "ст. 158. Давность

десятилетняя не распространяется на отступление от православия, ибо оно составляет

преступление не только в минуту отпадения, но есть преступление, продолжающееся

во все то время, доколе отступивший не возвратится к православию".

Во 2) "ст. 419. В губерниях Черниговской и Полтавской всякий иск о личной

обиде пресекается трех летнею давностью, которая для малолетных считается

со времени их совершеннолетия."

Вопрос, затронутый первою из этих статей, будет рассмотрен нами во 2-й

главе; что же касается до ст. 419, то, по совершенно справедливому замечанию

г. Яневича Яневского, она имеет значение изъятия из общего правила для местности,

где действовал Литовский Статут, признававший как выше было замечено, трех

летний давностный срок.

Постановления о давности Уложения 1845 года воспроизведены с самыми незначительными

изменениями в последнем издании Уложения (1866 г.), а потому и разбор их отнесен

к следующей главе.

Окончив краткий исторический очерк развития института давности в праве

уголовном, приступим к изложению постановлений о давности ныне действующих

кодексов.