Глава XXIV. — так называемое первоначальное накопление 753

мелких земледельцев, для которых обработка земли является лишь побочной отраслью, а главное занятие — промышленный труд, изготовление продуктов, продаваемых — непосредственно или при посредстве купца — на мануфактуру. Это одно из тех обстоятельств — хотя и не самое важное из них, — которые прежде всего могут спутать человека, изучающего английскую историю. Начиная с последней трети XV века мы встречаемся там с непрерывными, только иногда смолкающими жалобами на рост капиталистического хозяйства в деревне и на прогрессивное уничтожение крестьянства. Но, с другой стороны, исследователь видит, что крестьянство существует все время, правда в уменьшен­ном количестве и при все более ухудшающихся условиях235. Главная причина этого состоит в следующем: в Англии попере­менно преобладают то зерновое хозяйство, то скотоводство, и в зависимости от этого колеблются размеры крестьянского произ­водства. Только крупная промышленность с ее машинами достав­ляет прочный базис для капиталистического земледелия, ради­кально экспроприирует подавляющее большинство сельского населения и довершает разделение земледелия и домашней дере­венской промышленности, вырывая корни последней — прядение и ткачество236. А следовательно, только она завоевывает для промышленного капитала весь внутренний рынок237.

235 Исключение представляет время Кромвеля. Пока сохранялась рес­публика, все слои английской народной массы оправились от того упадка, жертвой которого они стали при Тюдорах.

азе Тэккетт знает, что из мануфактур в собственном смысле этого слова и из продуктов разложения сельских или домашних мануфактур возникла с введением машин крупная шерстяная промышленность (ТискеИ: «А Шз1огу о! Ше Рае! апс! Ргезеп! ВШе о? 1Ье ЬаЬоиппд Рори1аттоп». Ьопаоп 1846, т. I, стр. 144). «Плуг, ярмо были изобретением богов и занятием героев — разве ткацкий станок, веретено и прялка менее благородного происхождения? Вы отделяете прялку от плуга, веретено от ярма и получаете фабрики и работ­ные дома, кредит и кризисы, две враждебные нации, сельскую и промыш­ленную» (ОаюЫ 17гдикаг1: «РагпШаг \Уого>>. Ьопаоп 1855, стр. 122). Но вот является Кэри и обвиняет Англию, конечно, не без основания, в том, что она стремится стать фабрикантом мира, превратив все остальные страны в исключительно земледельческие. Он утверждает, что этим путем разорена Турция, так как там «землевладельцам и земледельцам никогда ые разрешалось (Англией) укрепить свое положение путем естественного союза плуга с ткацким станком, бороны с молотом» («Тпе &1ауе Тгайе», стр. 125). По его мнению, Уркарт сам является одним из главных винов­ников разорения Турции, где он, в интересах Англии, пропагандировал идею свободы торговли. Но лучше всего то, что Кэри — между прочим, большой холоп Росспи — хочет воспрепятствовать этому процессу разде­ления при помощи системы протекционизма, которая в действительности его ускоряет.

23' Филантропические английские экономисты, как Милль, Роджерс, Гольдвин Смит, Фаусетт и т. д., и либеральные фабриканты, как Джоя Брайт и К0, спрашивают английских поземельных аристократов, как бог спрашивал Каина о его брате Авеле, — куда девались тысячи наших кре-

6. ГЕНЕЗИС ПРОМЫШЛЕННОГО КАПИТАЛИСТА.

Генезис промышленного233 капиталиста не отличался той постепенностью, какою характеризуется генезис фермера. Без со­мнения, некоторые мелкие цеховые мастера и еще большее коли­чество самостоятельных мелких ремесленников и даже наемных рабочих превратились сначала в зародышевых капиталистов, а потом, постепенно расширяя эксплуатацию наемного труда и соответственно усиливая накопление капитала, в капиталистов вапз рЬгазе [без оговорок]. В младенческий период капиталисти­ческого производства, точно так же, как и в младенческий период средневековой городской жизни, вопрос о том, кто из беглых крепостных должен быть хозяином и кто слугой, решался обыкно­венно в зависимости от того, кто из них раньше бежал от своих господ. Но необычайная медлительность этого метода отнюдь не соответствовала торговым потребностям нового мирового рынка, созданного великими открытиями конца XV века. Средние века завещали две различные формы капитала, которые достигают зрелости в самых различных общественно-экономических форма­циях и до наступления эры капиталистического способа произ­водства считаются капиталом как таковым: ростовщический капи­тал и купеческий капитал. «В настоящее время все общественное богатство попадает'сначала в руки капиталиста... он уплачивает ренту земельному собственнику, заработную плату — рабочему, налоги и десятину — правительственному сборщику и удерживает в свою собственную пользу значительную, даже преобладающую, и притом непрерывно растущую, часть годового продукта труда. Капиталиста можно рассматривать в настоящее время как соб­ственника, в руки которого все общественное богатство попадает прежде всего, хотя нет такого закона, который обеспечивал бы за ним право на эту собственность... Этот переворот в сфере соб­ственности совершился благодаря взиманию процентов на капи­тал... и не менее знаменательно, что законодатели всей Европы стремились воспрепятствовать этому путем законов против ро­стовщичества... Власть капиталистов над всем богатством страны есть результат полнейшей революции в праве собственности; на основании какого же закона или ряда законов совершилась эта революция?»239. Автору не следовало бы упускать из виду,

стьян? — Да откуда же вы-то произошли? Из уничтожения этих крестьян. И почему вы не спрашиваете, куда девались самостоятельные ткачи, пря­дильщики, ремесленники?

238 «Промышленный» употреблено здесь в противоположность «земле­дельческому». В смысле экономической «категории» фермер — такой же про­мышленный капиталист, как и фабрикант.

839 «ТЬе Ш1ига1 апй АгШ1йа1 К1#М о! РгореНу Соп1;га81еа». Ьопаоп 1832, стр. 98, 99. Автор этого анонимного труда — Т. Годскин.

754 отдел седьмой. — процесс накопления капитала