
- •.2. Предмет и функции социальной философии
- •1.2. Предмет социальной философии
- •3. Социальная дифференциация и социальное неравенство
- •§ 1. Ступени социального процесса
- •§ 1. Двойственный характер бытия людей и вещей
- •4.1.4. Социальные отношения
- •Отношения социальной зависимости и власти
- •2. Характер социального неравенства
- •Общественные отношения и межличностные отношения
- •Социальные институты: сущность, структура, функции.
- •Основные социальные институты
- •Виды социальных институтов
- •Теория общества как системы
- •Элементы социальной системы
- •Натуралистическая модель
- •Реалистическая модель
- •Деятельностная модель.
- •Феноменологическая модель.
- •2. Учебная деятельность
- •3. Трудовая деятельность
- •1 Типы социальной динамики
- •Циклический тип
- •Линейный тип
- •Нелинейный тип
- •[Править]Виды социальных изменений
- •Структура личности
- •Процесс социализации состоит из нескольких этапов, стадий
- •В целом можно выделить пять факторов, оказывающих влияние на процесс социализации:
- •Значения и определение «культуры»
§ 1. Ступени социального процесса
Разумеется, выделение таких крупных форм делалось историками и философами с опорой на некие объективные основания, поэтому «крупноформатное» изображение истории общества содержало в себе довольно точные характеристики поступательного движения духовной жизни, экономики, права, трансформации политики, образования, науки. В нем – этом изображении – улавливались тенденции действительного социального развития, однако оно, оставаясь схематическим отображением социальных форм, не могло, по сути, претендовать на объяснение и понимание конкретного человеческого бытия.
Был (и остается) у такого крупноформатного изображения социального процесса и еще один серьезный недостаток. В нем предпочтение отдавалось и отдается тем самым крупным формам-ступеням, что служат подступом для выделения и собирания в системную картину других форм, позволяющих представить жизнь общественного целого. Однако функция выделения этапов общественного процесса и их последующего более детального изучения зачастую смазывалась, и крупная форма сама рассматривалась как объяснение различных функций и подсистем общества. Иными словами, методологическая роль крупной формы, определяющей, с опорой на какие-то объективные основания, конкретное «поле» исследования социальной системы, подменялась ее использованием как теории, уже содержащей в себе различные схемы для фиксации законов и связей социального целого. Таким образом смазывалась роль социального исследования других, менее масштабных и скрытых форм, установление их внутренних связей и получение на этом пути дополнительных обоснований (или опровержений) использованного вначале крупномасштабного подхода. Примеры подобного рода можно обнаружить в разных течениях социально-философской мысли. Наиболее близкий – использования понятия общественной формации.
К. Маркс вырабатывал понятие общественно-экономической формации прежде всего для описания общества середины XIX в. Он показал, что в капиталистическом обществе экономическая подсистема выделяется в особую сферу расширенного воспроизводства человеческого богатства и начинает оказывать сильное воздействие на все другие сферы, задавать стандарты различным формам совместной и индивидуальной жизни людей. Эта ситуация позволяет рассмотреть экономику и складывающиеся в ней общественные отношения как базисную структуру капиталистического общества, над которой как бы надстраиваются другие структуры. Маркс связывал специфику этого подхода прежде всего с экономическим анализом капиталистического общества. Однако многие его последователи трактовали этот подход в качестве универсальной теории, объясняющей социально-исторический процесс. И сам К. Маркс, создавая схему формационного строения общественного процесса, выделив пять – первобытную, рабовладельческую, феодальную, капиталистическую, коммунистическую – формаций, по сути, постулировал необходимость трактовать их на основе единого критерия – базисных производственных отношений. В дальнейшем эта сильная гипотеза столкнулась со многими научными и практическими фактами, заставившими переоценить ее значение[9]. Для социальной философии эта гипотеза оставалась примером серьезной попытки построить схему ступеней социального развития на основе общего критерия. Важным результатом реализации этой гипотезы стало понимание как ее возможностей, так и ее границ.
Понятие формации в догматическом марксизме использовалось не как методологический инструмент, позволяющий построить конкретное экономическое, историческое или культурологическое исследование, а как ядро объяснения различных аспектов жизни общества, как базовая структура изображения связей различных общественных подсистем, их организованности, соподчиненности и т.д. Как только привлекалось это понятие, сквозь «сырой материал» фактических данных как будто сразу проступали: способ производства с его производительными силами и производственными отношениями, над ними располагались отношения классов и групп, над ними – политические надстройки, идеологические формы, разновидности общественного сознания и т.д. Выстраивалась пирамида от низин экономики до высот человеческого духа, различные «блоки» общественной жизни располагались по ранжиру, определенному в согласии с принципом «первичности-вторичности».
Главным недостатком этой иерархической структуры было то, что в ней не находилось места людям и их жизни: теоретики вынуждены были пускаться на всякого рода ухищрения, чтобы найти людям пространство в междумирии подсистем (социальная сфера, человеческий фактор и т.п.) или разделить человеческое бытие на части и поместить его в такой форме – в разные сферы деятельности общества.
Свойственные догматическому марксизму постоянные ссылки на диалектику дела не спасали, ибо соображения о влиянии базиса на надстройку, а общественного бытия на сознание, дополненные уточнениями о возможности влияния надстройки на базис, а сознания на бытие, порождали логический хаос: подобные «диалектизмы» искажали даже ту элементарную определенность и методическую направленность, которая содержалась в исходной иерархической схеме.
Почему это становилось возможным?.. Из-за отождествления схемы формации с действительностью, с реальной общественной системой. Предполагалось, что схема формации отображает структуру социума, т.е., по сути, схема формации не воспринималась и не расценивалась как схематический образ, как схема-картина, как стоп-кадр общественного процесса, как ориентир мышления и деятельности. Связи этой схемы отождествлялись со связями самой реальности, онтологизировались, представлялись формами самого бытия. На этой основе возникали причудливые проекты и гротескные сюжеты, в которых действующими субъектами оказывались не люди, а блоки и подсистемы общества, их связи и «механизмы». Происходила грубая натурализация общественной, человеческой жизни, ибо действующими лицами социального процесса представлялись элементы социальной системы, приобретшие качества квазиприродных стихийных сил и утратившие всякую зависимость от деятельности людей.
Человек, имеющий дело с чертежами или картинами, знает, что нельзя «положить» объем, а тем более процесс, на плоскость, не исказив его, не образовав разрывов и складок, не упустив каких-то его аспектов и деталей. Конструктор и рисовальщик, каждый своими средствами, старается (или может, во всяком случае) компенсировать эти искажения, разрывы, пропуски.
В изображении и описании крупных форм тоже существует эта задача и существуют, кстати сказать, свои возможности «компенсировать» крупномасштабные схемы общественного процесса.
Важным условием такой компенсации является понимание своеобразия устойчивости социальных форм, запечатленных на картинах, отображающих человеческую реальность. Устойчивость их – по преимуществу устойчивость функционирования, воспроизводства, движения разных человеческих деятельностей и их связей. Иными словами, схемы устойчивых форм – это схемы форм, процессов форм, отвлеченных от порождающих и воспроизводящих их субъектов, но не могущих без этих субъектов существовать.
В данном пункте возникает вопрос об относительной замкнутости и открытости (размыкания) контура воспроизводящихся социальных форм. Само их воспроизводство предполагает возобновление движения человеческих деятельностей. При крупноформатном изображении общества этот вопрос как будто не возникает, ибо в нем экономика, государство, культура действуют «сами собой» и вроде бы не нуждаются в постоянном воспроизводстве. Однако стоит отойти от такого квазинатуралистического представления об этих общественных подсистемах (а это становится возможным, как только возникает задача изменения их основных функций и структур), и сразу же выявление других форм деятельности людей, противостоящих или поддерживающих эти подсистемы, становится необходимым.
Исходя из своей философской концепции, он попытался истолковать истоки и смысл истории. Ясперс ставит вопрос о единстве не меняющейся сущности человека, которое только и создает возможность понимания людьми друг друга и связывает их: "Если это единство не может быть понято на основе биологических свойств, поскольку смысл его вообще находится вне биологической сферы, то причина его должна быть иной. Говоря об истоках этого единства, мы имеем в виду не биологическую природу или происхождение из общего корня, но человеческую сущность как единство высшего порядка'*. Рассматривая различные виды единства, философ приходит к выводу: единство - есть смысл и цель истории. Здесь К.Ясперс ставит важную проблему единства человечества через сущность человека. Но человек - представитель этноса. Следовательно, единство осуществляется от человека через свой народ к человечеству. Результатом философствования у Ясперса является философская вера, которая выступает продуктом размышления, в то время как религиозная вера основана на откровении. В 1947 году Ясперс был приглашен читать лекции в Базель; лекции эти и легли в основу книги "Философская вера", изданной год спустя в Мюнхене. Мыслитель находит, наконец, понятие, которое позволяет ему свести как бы в единый узел те проблемы, над которыми он размышлял многие годы, и особенно проблему "разум и экзистенция". Таким ключевым понятием стало понятие "философской веры". Философская вера отличается от религиозной, в частности, от христианской, тем, что она должна быть значима для всех людей, поскольку основывается не на откровении, а на опыте, доступном всякому человеку. Откровение отделяет верующих от всех тех, кто не верит в него, и тем самым препятствует взаимопониманию, создавая у верующих претензию на исключительность. По убеждению Ясперса, такая претензия всегда исторически вредила христианам, ибо служила источником фанатизма, нетерпимости. В работе "Истоки истории и ее цель" Ясперс делает попытку осмысления мирового исторического процесса с позиции своей философской концепции, прежде всего, философской веры. Для него историческое бытие человечества - единое целое, которое как бы вращается вокруг длящегося непрерывного времени. Для того чтобы передать мысль о единстве исторического процесса, он выводит понятие "осевого времени". Оно началось, по мнению философа, с момента появления на Земле человека современного типа, становление которого в духовном отношении происходило между 800 и 200 гг. до н.э. "Ось мировой истории, - пишет Ясперс, - если она вообще существует, может быть обнаружена только эмпирически, как факт, значимый для всех людей, в том числе и для христиан. Эту ось следует искать там, где возникли предпосылки, позволившие человеку стать таким, каков он есть: где с поразительной плодотворностью шло такое формирование человеческого бытия, которое, независимо от определенного религиозного содержания, могло стать настолько убедительным - если не своей эмпирической неопровержимостью, то, во всяком случае, некоей эмпирической основой для Запада, для Азии, для всех людей вообще, - что тем самым для всех народов были бы найдены общие рамки понимания их исторической значимости". Истоки и цель истории в учении Ясперса соединяются. Истоки - в "сознании человека", а цель - в "вечном царстве душ". История - это процесс между истоками и целью. "Осевое время, - утверждает философ, - служит ферментом, связывающим человечество в рамках единой философии". Народы разделяются по своему отношению к "великому прорыву осевого времени". Осевые народы - это китайцы, индийцы, иранцы, иудеи и греки. Остальные - народы, не знавшие прорыва. Осевое время - промежуточная фаза между двумя эпохами великих империй. С эпохи осевого времени до наших дней прошло два тысячелетия. История человечества продвигается к новому "осевому времени", которое породит подлинную историю единого человечества и приведет к торжеству свободы.
В «западной» (то есть в европейской и американской) социальной философии XX в. получила распространение схема социальных типов, в ряде важных моментов совпадающая с трехступенчатой схемой К. Маркса. К созданию этой схемы причастны М. Вебер, У. Ростоу, Дж. Гэлбрэйт, Д. Белл, О. Тоффлер (в дальнейшем – для краткости – будем ее называть «схемой Белла – Тоффлера»). Отличие этой схемы от предыдущей в том, что каждый социальный тип определяется на основе своей собственной доминирующей формы.
Первый тип – «традиционное общество» – характеризуется социальной доминантой, выступающей в форме традиции. Традиция обеспечивает простое воспроизводство общественной жизни, передачу социального опыта за счет его повтора, сохранение технологических схем, жесткую взаимозависимость социальных позиций, структур, культурных норм и стереотипов. Она акцентирует как раз те отношения между людьми, которые в предыдущей схеме характеризовались как отношения личной зависимости.
Второй тип – «индустриальное общество». В нем выделяется подсистема промышленного производства, умножающего вещное богатство общества. Расширенное воспроизводство выводит социальные связи из-под господства традиции, создает технологические возможности для обновления любой деятельности, для реализации человеческих сил и способностей по стандартам машинной рациональности.
В «постиндустриальном обществе» (третий тип) человеческая деятельность освобождается от господства машинных технологий. Количественная и качественная ограниченность вещественных средств ставит на первый план проблему использования и развития человеческих ресурсов. Силы и способности индивидов оказываются главным резервом социальности; индивидность раскрывается не за гранью социальности, а в ее основных процессах, обеспечивающих качество жизни. В продукции человеческой деятельности все выше ценится воплощенная квалификация, опредмеченное знание, установки на качества субъекта, потребителя, индивида и т.д.
Эта схема интересна прежде всего тем, что она, давая возможность сравнивать общества и упорядочивать знания о них, вместе с тем достаточно определенно связывает построение моделей общества с его особенностями.
Пятый вопрос
Многие историки и философы стали искать объяснения своеобразного развития не только отдельных стран и регионов земного шара, но и истории человечества в целом. Так в XIX веке зародились и получили широкое распространение идеи цивилизационного пути развития общества, вылившиеся в концепцию многообразия цивилизаций. Одним из первых мыслителей, разработавших концепцию всемирной истории как совокупности самостоятельных и специфичных цивилизаций, которые он называл культурно-историческими типами человечества, был русский естествоиспытатель и историк Н. Я. Данилевский (1822–1885). В своей книге «Россия и Европа» (1871), стараясь выявить различия между цивилизациями, которые он рассматривал как своеобразные, несовпадающие культурно-исторические типы человечества, он хронологически выделял следующие сосуществовавшие во времени, а также сменявшие друг друга типы организации социальных образований: 1) египетский, 2) китайский, 3) ассиро-вавилонский, 4) халдейский, 5) индийский, 6) иранский, 7) еврейский, 8) греческий, 9) римский, 10) новосемитический, или аравийский, 11) романо-германский, или европейский, к которым добавлял две цивилизации доколумбовой Америки, разрушенные испанцами. Ныне, считал он, на всемирно-историческую арену приходит русско-славянский культурный тип, призванный благодаря своей вселенской миссии воссоединить человечество. Книга Н. Я. Данилевского стала манифестом позднего славянофильства и вызвала в конце XIX века широкую и острую полемику среди таких видных представителей общественной мысли России, как В. С. Соловьев, Н. Н. Страхов, Ф. И. Тютчев, К. Н. Бестужев-Рюмин и другие.
Многие идеи Данилевского в начале XX века воспринял немецкий историк и философ Освальд Шпенглер (1880–1936), автор двухтомной работы «Закат Европы».
Главной социальной причиной возникновения теорий рассматриваемого типа является крушение "европоцентризма" как идеологического принципа. Распаду европоцентристской картины всемирной истории, которой придерживались отнюдь не только расисты и националисты, но и вполне добросовестные, гуманистически настроенные и старавшиеся быть объективными ученые, способствовало ознакомление европейской общественности с историческими и этнографическими фактами. Эти факты говорили об уникальности и разнообразии культур, о невозможности подведения примитивных культур народов Азии и Африки под единый тип "первобытной культуры". Точно так же знакомство с культурами Востока свидетельствовало о существенном различии культур Китая, Индии, Японии, арабского мира. Было показано, что в некоторых областях, например, в области мифотворчества, религии, медицины, построения музыкальных форм эти культуры являются более богатыми и, можно сказать, более развитыми, чем европейская культура. Конец 19 - начала 20 века ознаменовались распадом колониальной системы, возрождением и быстрым развитием народов, которые вступая на путь модернизации, шли не европейским путем, а своим собственным. К этому же периоду относится осознание самими европейцами невыразившейся в гипертрофии экстравертного начала, научно-технического развития и слабости гуманистических оснований, недооценке религиозно-художественного аспекта жизни. Обратившись к исследованию восточных культур и культур письменных нардов, европейские мыслители надеялись обнаружить в них те ценности и ориентиры, которых недоставало самим европейцам. Таким образом, отказ от европоцентризма как идеологии и научного принципа был главной причиной появления теорий культурно-исторических типов.
Немецкий философ истории и культуры Освальд Шпенглер (1880-1936) в своей знаменитой работе "Закат Европы" подверг яростным атакам идею единства мировой культуры. Согласно Шпенглеру, именно культура является универсальной категорией в исследовании общества. Рассмотрение культуры как универсальной категории предполагает следующие направления: 1) культура как основа интеграции или дифференциации; 2) выявление роли культуры в поддержании социальной стабильности, преемственности, динамики развития (культура как система создания, хранения, распространения, обмена, потребления духовных ценностей). Его циклическая модель исторического процесса модифицируется признанием объединяющей роли "мировых проповеднических религий" (буддизм, христианство, ислам), которые и являются высшими ценностями и ориентирами исторического процесса. В работе "Закат Европы" он выдвинул концепцию культуры, которая рассматривается, во-первых, не как единая общечеловеческая культура, а как расколотая на восемь культур, каждая из которых вырастает на основе своего собственного уникального "прафеномена" - способа "переживания жизни": египетская, индийская, вавилонская, китайская, греко-римская, византийско-арабская, культура майя, а также пробуждающая русско-сибирская культура; во-вторых, как подчиненная жесткому биологическому ритму, определяющему основные фазы ее внутреннего развития; рождение и детство, молодость и зрелость, старость и закат. На основе этой биологической ритмики в пределах общего цикла эволюции в каждой из вышеназванных культур выделяются два главных этапа: этап восхождения культуры *собственно культура) и этап ее нисхождения (цивилизация). Первый из них характеризуется органическим типом эволюции во всех сферах человеческой жизни - социальной и политической, религиозной и этической, художественной и научной, второй - "механическим" типом эволюции, представляющим собой "окостенение" органической жизни культуры и ее распад. Все содержимое культуры, таких образом, полностью исчерпывается отдельными культурами, чередующимися, однократными, несвязанными, одна другую подавляющими. Ни о какой цельности мировой культуры при таком понимании не может быть и речи.
Эта же линия проводилась крупным британским историком и философом Арнольдом Тойнби (1899-1975) в его знаменитом 12-томном труде "Постижение истории". Тойнби - приверженность идеи многолинейного развития суверенных культур. Он утверждал, что тезис о единстве цивилизаций - это заблуждение. Автор насчитывает от 21 до 26 самостоятельных цивилизаций, единственное, что на его взгляд, может скрепить эти разноликие образования - это религия. Тойнби осуществил исследование на основе огромного фактического материала в форме "культурно-исторической монадологии", то есть на основе представлений о замкнутых дискретных единицах, на которые распадается историческое существование человечества и которое он называет "цивилизациями". Тойнби признает за человеком способность к самостоятельному самоопределению, а динамику цивилизаций определяет законом "вызова и ответа", согласно которому каждый шаг вперед связан с адекватным ответом на вызов исторической ситуации. Адекватный ответ - заслуга "творческого меньшинства", которое властвует сначала силой своего авторитета, а затем превращается в господствующее меньшинсво. Возникновение цивилизации, ее рост, упадок и разложение связаны со способностью или неспособностью "творческого меньшинства" найти адекватный ответ на вызов истории.
Русский ученый Питирим Сорокин (1889-1968) создал оригинальную концепцию социологии культуры, считая, что подлинной причиной и условием закономерного развития общества или "мира социума" является существование мира ценностей, значений чистых культурных систем. Человек является носителем системы ценностей, а значит, представляет собой и определенный тип культуры. По мнению Сорокина, каждый тип культуры определяется социальной системой, культурными системами общества и самим человеком, носителем культурных значений. Тип культуры раскрывается в представлениях людей о природе существующего реального мира, о природе и существе их потребностей, и о возможных методах их удовлетворения. Эти представления характеризуют и три главных типа культуры - чувственны, идеациональный и идеалистический. Первый из них, чувственный тип культуры, основывается на чувственном восприятии мира человеком, который и является основным определителем моциокультурных процессов. С точки зрения Сорокина, современная чувственная культура находится под знаком неизбежного краха и кризиса. Идеациональный тип культуры, по мнению ученого, представляет собой господство рационального мышления, и он характеризует разные народы в определенные периоды их развития. Этот тип культуры, считает Сорокин, особенно характерен для стран Западной Европы. И наконец, третьим типом культуры является идеалистический тип, для которого характерно господство интуитивных форм познания мира.
Если для мира современной культуры характерны увлечение наукой и господство материализма, то в будущем человечество должно отойти от этих ценностей и создать новый тип социокультурных процессов, основанных на ценностях религии и творческого альтруизма.
Творчество Сорокина оказало значительное влияние на работы других культурологов, обратив их особое внимание на изучение истоков древних культур Азии и Африки. Исследуя системы ценностных ориентаций того или иного общества, культурологи получают данные о воздействии ценностей на различные стороны социокультурной жизни - право и законодательство, наука и искусство, религия и церковь, социальная структура подчиненной определенной системе ценностей.
Шестой вопрос
Социальное отчуждение - "Собственное деяние человека становится для него чуждой, противостоящей ему силой, которая угнетает его, вместо того чтобы он господствовал над ней". В наибольшей степени отчуждение довлеет над людьми наёмного физического труда (пролетариями). Человек должен присвоить себе обратно. В существующих и существовавших формах труд и его результаты отчуждены от человека. "Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его".
Философия истории. Чужда мысль о внечеловеческих факторах истории. Божественное предопределение, мировой дух - метафоры, в которых сочетается свобода человека, с непреодолимостью сил создаваемого им же отчуждения.
Вся история человеческого отчуждения укладывается в три ступени. 1). Отношения личной зависимости, при которых социальное отчуждение (эксплуатация) огромно. 2). Отношения личной независимости. Общество индустриального типа, с наёмным трудом и правовым обеспечением личной свободы. Социальное отчуждение воплощено в деньгах 3) Стадия присвоения человеком всех накопленных человечеством сил. Не человек должен подчиняться отчуждённым сущностям, а всё это должно быть поставлено на службу человеку.
Классовая борьба - движущая сила истории. "То, что я сделал нового, состояло в доказательстве следующего: 1) Что существование классов связано лишь с определёнными историческими фазами развития производства 2) что классовая борьба необходимо ведёт к диктатуре пролетариата 3) что эта диктатура сама составляет лишь переход к уничтожению всяких классов и к обществу без классов.
Социологическая теория марксизма включает в себя системный анализ классов, социальных отношения и классовой борьбы. В социальной поляризации Маркс видел источник антагонизма классов, глубинную причину классовой борьбы. Люди являются продуктом общества но, будучи вовлеченными в классовую борьбу, они становятся сами творцами общества.
Маркс допускал разные формы классовой борьбы (мирные тоже). Но реформистская борьба не разрешит проблему антагонизма, не приведет к преодолению отчуждения трудящихся от средств производства. Кардинальное решение проблемы он усматривал в социальной революции. Однако мало контролируемы революции. Необходим слом старой буржуазной государственной машины (в более поздних работах переделка).
В ранних работах Маркс и Энгельс - жизнедеятельность гражданского общества характеризовали как “истинный очаг и арену всей истории”. А в более зрелых работах, подчеркивали единство гражданского общества как содержание и государства как форма. По старому взгляду на государство... оно наоборот определяющее, а гражданское общество — определяемый элемент”.
Знамя сексуальной революции, выпавшее из рук Райха, было подхвачено Гербертом Маркузе. Из его обширного наследия критике репрессивной цивилизации и идеям сексуального раскрепощения посвящены две работы: "Эрос и цивилизация" (1956) и "Очерк об освобождении" (1969). "Эрос и цивилизация" - это попытка интерпретировать теорию Фрейда в социологических терминах. Система взглядов Маркузе была несколько иной, чем у Райха: если Райх пытался создать синтетическое учение на стыке традиционного марксизма и фрейдизма, то Маркузе в своих построениях опирался лишь на молодого Маркса младогегельянского периода, исследовавшего проблему отчуждения. Помимо Фрейда, на него оказали влияние экзистенциализм в варианте Мориса Хайдеггера, у которого Маркузе некоторое время работал секретарем, и социальная философия его коллег по Франкфуртскому институту социальных исследований Маркса Хоркхаймера и Теодора Адорно. Анализируя происхождение современной культуры, как результат репрессии Эроса - светлого начала, влечения к продолжению рода, инстинкта жизни, Маркузе задается вопросом: компенсируют ли преимущества, доставляемые культурой, подавление личности? Прогресс культуры современной цивилизации влечет за собой увеличение организованного господства над личностью, и как следствие, постепенное накопление агрессии в обществе. Прорыв этой агрессии может вылиться в разгул насилия, в новый тоталитаризм. Маркузе вводит два новых понятия, не свойственных психоанализу, - "прибавочная репрессия" и "принцип производительности". Общественную репрессию сексуальности Маркузе разделил на две составляющие, подобно тому, как Маркс разделил стоимость на основную и прибавочную. Основная репрессия связана с необходимостью человеческого существования, необходимостью сдерживать агрессивные и сексуальные чувства для того, чтобы не нанести вред другим членам общества. Прибавочная репрессия связана лишь с отношениями господства. Вот как Маркузе объясняет возникновение прибавочной репрессии в первобытном обществе. Обращаясь к разбору фрейдовской работы "Тотем и табу", он пишет: "Не бедность и слабость обусловили первое, решающее для культуры подавление половых влечений, а деспотичное господство, тот факт, что деспот несправедливо распределяет и использует бедность, скудость и слабость других членов орды. Следовательно, имела место прибавочная репрессия, единственно в интересах господства и сохранения деспотичного господства, а не потому, что надо было обуздать агрессивные устремления членов орды или сдержать их хаотические сексуальные порывы". Принцип производительности - это характерная для индустриального общества форма фрейдистского принципа реальности, осуществляющего подавление эроса. При господстве принципа производительности, подавление сексуальности, стремление к наслаждениям осуществляется в первую очередь в интересах материального производства, превращая человека в придаток машины, в орудие производства. Возникновение принципа производительности Маркузе так же относит к раннему этапу в истории человечеству, когда сексуальность, распределенная прежде, как у животных, по всему телу, локализуется на половых органах. Это происходит под давлением превращенного принципа реальности для того, чтобы превратить, чтобы превратить человеческое тело из инструмента наслаждения в орудие производства, высвободить остальные части тела для производства. В отличие от Райха, Маркузе негативно относился к чисто генитальной сексуальности, считая ее продуктом репрессии. Современное общество - общество потребления, не просто подавляет протест, но, используя мощнейшие средства психологической обработки, оно внушает человеку, что жить так, как он живет, производя и потребляя материальные ценности и подавляя естественные влечения - вот подлинное счастье. Эта целенаправленная система воспитания приводит к возникновению особого индивида - "одномерного человека", человека, интегрированного потребительским обществом, не способным на настоящий протест, на подлинную борьбу за свои интересы. От этого подавления свободны неинтегрированные, аутсайдеры, чье недовольство и протест очевидны. Но и "одномерный человек" способен освободиться. Свободной от репрессии остается сфера фантазии. Она подчинена лишь принципу удовольствия и свободна от принципа реальности. Именно через осознание своих желаний, своей подлинно человеческой, экзистенциальной сущности, через протест, против навязываемого извне стандарта, через противостоящий всякой агрессии Эрос человек может прийти к отрицанию современной цивилизации, основанной на насилии и отчуждении. Революции социальной должен предшествовать ряд индивидуальных революций - революций в сфере сознания. "Вся власть воображению!" - как было начертано на стенах Сорбонны. Основой нового общества должна стать новая мораль, основанная на свободе Эроса и преодолении ханжества и насилия. Фактически, для того, чтобы сбросить с себя оковы современного бесчеловечного индустриального общества, человек должен вернуться в детство, когда все его поступки были подчинены лишь принципу удовольствия. Маркузе не углубляется в подробную разработку модели нерепрессивного общества, не стремится сдерживать творящих это новое общество какими-то рамками. Он писал, что в наше время исчезает само понятие "утопия". Любая "утопия" при современном уровне развития цивилизации может быть реализована. Сдерживает ее реализацию лишь господство "одномерного" сознания.
В философии экзистенциализма (в религиозных и нерелигиозных направлениях) наиболее четко прослеживается иррационалистическая линия в трактовке человека как результат воздействия кризиса индустриального общества. Экзистенциалисты противопоставляют мир индивидуального человеческого «Я» отчужденному природному и социальному миру, в который человек «заброшен». При этом сознание человека наделяется особой духовной способностью, воссоздающей действительность, придающей смысл косному, равнодушному бытию. Эта способность признается существующей независимо от внешних условий отчуждения и составляет основное содержание «экзистенции». Экзистенциалисты распространяют статус «неподлинности» на все виды человеческой деятельности. Все, что принимает объективную, вещественную форму, принадлежит к отчужденному миру, в котором личности нет места (чувство «тошноты» у Ж.-П. Сартра). Проблема отчуждения в экзистенциализме может быть представлена в трех аспектах: онтологическом (отчуждение человека от мира и от самого себя), социальном (отчуждение человека от других людей и общества в целом), гносеологическом (отчуждение от объективного познания мира). Онтологический аспект. В экзистенциализме не существует понятия бытия как объективной реальности, являющейся основой человеческого существования. Бытие изначально трактуется как человеческое бытие, а точнее как сознание человека, которое в свою очередь служит основой для; существования двух миров: мира «экзистенции» (внутреннее «Я») и мира «объективации», отчуждения (природа, общество). При этом второй мир трактуется как «иллюзорное» бытие, одновременно и зависящее от человека, и противостоящее ему. Такое бытие возникает как «ложная установка сознания», как результат направленности «экзистенции» вовне, а не на себя. То есть внешний мир существует только благодаря субъекту, а не объективно. Отойти от внешнего, отчужденного мира можно только обратившись к, своему внутреннему миру, субъективной реальности («духу», «сущему», по Бердяеву). Но полностью отказаться от «абсурдности» мира, преодолеть отчуждение человек не в состоянии, ибо природа самого человека заключается в «абсурдности», «ничто», «свободе» (Камю, Сартр, Бердяев). Поскольку сам человек не знает, каким он будет завтра, являясь лишь «возможностью», то он создает и мир, похожий на себя, т.е. «возможный», «ускользающий» мир, который лишь «касается» человека. Значит у экзистенциалистов в «призрачную реальность» (Бердяев) превращается не только отчужденный мир «объективации», но и само «подлинное» человеческое бытие. Оно становится таким же «ускользающим», как и внешний мир. Отсюда человек характеризуется как «проситель» бытия, «сосед» бытия (Хайдеггер). Социальный аспект. Преодолеть отчуждение экзистенциализм пытается через такие понятия, как «творчество», «свобода», «выбор», и т. д. Но, независимо от трактовки этих категорий философами религиозного и нерелигиозного течений (так, свобода может пониматься либо как обращение к богу, либо как выход в «ничто»), разрешить проблему не удается. Человек не может выйти за границы «несчастного сознания» в реальном, земном мире. Поскольку мир абсурден (Камю), нужно уметь жить в нем и «ставить абсурдные вопросы». Бунт -духовный протест, в отличие от социального (с этим согласятся, пожалуй, все экзистенциалисты). Проблема выбора и свободы постепенно перерастает в проблему межличностного общения и взаимного сочувствия. Человеческая деятельность, как и вся история, бессмысленны («Миф о Сизифе»). Установить связь между собой люди могут лишь в случае сострадания друг к другу, ибо оно позволяет отвлечься от трагизма собственного отчуждения. Гносеологический аспект. Отчужденность человеческого бытия своеобразно преломляется и через теорию познания, где на первое место также ставится индивидуальное сознание. Познанию и объяснению мира противопоставляется таинственный смысл единичного «Я». Так, Гуссерль, методологию которого используют экзистенциалисты, «заключает мир в скобки, исключает мир из поля субъекта ...» (Гуссерль Э. Феноменология // Логос, 1991. № 1.С. 14), оставляя за скобками чистую «интенциональность», «чистый субъект». Разум у Гуссерля отрывается от внешней активности человека и превращается в совершенно недетерминированную субстанцию. Вслед за Гуссерлем, Бердяев отмечает, что мир «сущего» создается посредством интенционального акта, в котором нет противопоставления субъекта и объекта. Это и есть «мистика» или «религия» (Бердяев).''Задача человека не в постижении объективного бытия (поскольку как таковое оно, и не может существовать), а в погружении в иррациональную «первожизнь». Познание - не объяснение мира, а описание переживаний. В этом его «абсурдность» (как и самого мира). История человеческого мышления - история покаяний в собственном бессилии (Камю). Человек не может познать и самого себя, в чем красноречиво признается Камю: «Ничем не заполнить рва между достоверностью моего существованию и содержанием, которое я пытаюсь ему придать. Я навсегда отчужден от самого себя» (Камю А. Бунтующий человек. М, 1990. С.ЗЗ). Таким образом, проблема отчуждения в экзистенциализме вытекает из противопоставления: индивидуального, «внутреннего» человеческого существования - внешнему (природному и социальному) миру; рационального и интуитивного познания; индивидуальной и общезначимой истин.
Седьмой вопрос
Иммануил Морис Валлерстайн (Immanuel Maurice Wallerstein) (род. в 1930) – социолог, создатель мир-системного анализа, директор Центра Ф. Броделя по изучению экономик, исторических систем и цивилизаций, в 1994–1998 гг. президент Международной социологической ассоциации.
Работал в Колумбийском университете (1958–1971), Университете Мак-Гила (1971–1976), Бингемтонском (1976–1999) и Йельском (с 2000) университетах.
Автор многочисленных работ, таких как ещё не завершённый пятитомный «Современный мир-система» (начат в 1974), «После либерализма» (1995) и др.
В своих исследованиях продолжает традицию марксистской социологии и политэкономии, а также теоретического наследия школы «анналов». Созданный им мир-системный подход составил новую страницу в понимании капитализма и его спутника в течение последних двухсот лет – либерализма.
Идейно-теоретические основания мир-системного подхода
Для понимания сущности мир-системного подхода И. Валлерстайна необходимо изучить историю его возникновения.
На наш взгляд, своим возникновением в 60–70-е гг. XX столетия мир-системное учение обязано двум обстоятельствам. Во-первых, как любая масштабная концепция, это ответ наактуальные мировые тенденции того времени: глобализацию мировых процессов и вместе с тем неслыханный до той поры разрыв в уровне жизни между рядом благополучных стран Европы и Северной Америки.
Во-вторых, это часть идейно-теоретических поисков, отразивших парадоксальное состояние социальной науки 1960-х гг. Парадокс заключался в том, что появилось огромное количество новых инструментов социального анализа, однако это не вызвало появления новых масштабных социальных концепций, которые не только объясняли бы современные им тенденции, но и были бы прочно фундированы в историческом, методологическом и, наконец, мировоззренческом отношениях. По сути, имея мощную эмпирическую базу [1], наука не сумела выдвинуть всеобъемлющие социальные теории, подобные социально-экономическому учению Маркса, социокультурному учению Данилевского – Шпенглера или хотя бы социально-психологической теории Лебона – Фрейда.
Мир-системный подход стал одной из попыток создания новой крупной идейно-теоретической системы (и в определённой степени ему это удалось). В конечном итоге, мир-системную парадигму составили три основных элемента:
1. История. Мир-системный подход – беспрецедентная по степени подробности попытка проанализировать историю и сущность капитализма от его истоков до наших дней.
2. Экономика. Рассматриваемый подход отличает материалистичность, первостепенное внимание к экономике. Методологической базой для анализа экономических процессов при капитализме послужили переработанные идеи марксизма [2].
3. Теории развития сложноорганизованных структур (школа циклизма, общая теория систем и синергетика). Инновационные общенаучные теории дали мир-системному учению ультрасовременный понятийный и познавательный аппарат [3].
В конечном итоге, мир-системный подход стал влиятельной социально-экономической, исторической и политологической моделью с неожиданно высокой объяснительной способностью. Множество явлений социальной жизни его главный классик И. Валлерстайн объясняет в новом ключе, отличном от ставших общепринятыми версий событий. В частности, это касается его концепции либерализма: кардинально разрывая с большинством существующих воззрений на историю этого политического учения, автору удалось на новой основе провести историко-ретроспективный анализ либерализма.
Концептуальные основы мир-системного подхода
По И. Валлерстайну, мир-системный подход – концепция, анализирующая генезис, механизм функционирования и эволюцию «исторических систем», или «миров-систем». Мир-система – длительно существующая «интегрированная, то есть состоящая из взаимосоотносящихся частей, … системная и обладающая постигаемым способом функционирования целостность» [4], единство которой обеспечивается наличием в ней «сети экономических, политических и культурных процессов, которые в сумме удерживают систему в единстве» [5]. Границы системы очерчиваются принятой внутри нее моделью общественного разделения труда, обеспечивающей выживание системы.
По мнению И. Валлерстайна, существует два типа миров-систем: мини-системы (первобытные примитивные протосоциумы) и миры-системы, которые, в свою очередь, могут существовать в виде миров-империй (господствовали в период с 8000 г. до н.э. до 1500 г. н.э.) и миров-экономик. Капитализм относится ко второму из них и утвердился как единственный мир-система, начиная с 1500 г. [6].
Мир-экономика – цепь производственных структур, взаимодействие которых осуществляется путём неравного обмена между «периферией» (обширной окраинной зоной, наиболее бедной и многочисленной частью, занимающей подчиненное положение в принятой системе разделения труда) в пользу рыночных монополий центра («ядра»). Между собой и периферией ядро выстраивает зону полупериферии, по уровню своего развития также находящуюся в промежуточном положении.
Главное внимание И. Валлерстайна сосредоточено на анализе капиталистического мира-системы. Его главными признаками являются постоянная максимизация производства прибавочной стоимости [7] и присвоение её не производителем (пролетарием), а буржуа [8].
Характерной чертой, отличающей мир-системный подход от марксизма, является утверждение того, что ни денежная оплата труда, ни полнота отчуждения непосредственного производителя от средств производства не являются признаком капитализма. Главным для констатации факта наличия капитализма в любом обществе являются лишь вышеперечисленные признаки [9].
Экономической структуре капитализма для успешного функционирования требуется ещё один важнейший компонент, позволяющий удерживать в узде души рабочих, подобно тому как надёжно удерживаются в цепях эксплуатации их тела. Таким инструментом стала разработанная геокультура (господствующая культурная система) капиталистического мира-системы.
Наиболее распространенная версия мир-системного анализа разработана И. Валлерстайном. Согласно Валлерстайну, современная мир-система зародилась в т. н. «длинном 16-м веке» (приблизительно 1450—1650 годы) и постепенно охватила собой весь мир. До этого времени в мире одновременно сосуществовало множество мир-систем. Эти мир-системы Валлерстайн подразделяет на три типа: минисистемы, мир-экономики и мир-империи.
Минисистемы были характерны для первобытных обществ. Они основаны на отношениях взаимообмена.
Для сложных аграрных обществ характерны мир-экономики и мир-империи. Мир-экономики представляют собой системы обществ, объединенных тесными экономическими связями, выступающие в качестве определенных эволюционирующих единиц, но не объединенные в единое политическое образование. Мир-империи характеризуются взиманием налогов (дани) с провинций и захваченных колоний.
Согласно Валлерстайну, все докапиталистические мир-экономики рано или поздно превращались в мир-империи через их политическое объединение под властью одного государства. Единственное исключение из этого правила — это средневековая европейская мир-экономика, которая превратились не в мир-империю, а в современную капиталистическую мир-систему. Капиталистическая мир-система состоит из ядра (наиболее высокоразвитые страны Запада), полупериферии (в ХХ веке — социалистические страны) и периферии (Третий мир).
Своеобразным ответом Ф.Фукуяме прозвучала статья гарвардского профессора Самюэла Хантингтона "Столкновение цивилизаций?", опубликованная в 1993 г. в журнале "Форин Афферс'', на страницах которого Ф.Фукуяма и высказал идею "конца истории". Статья С.Хантингтона начинается с изложения следующего предположения: "Я полагаю, что в нарождающемся мире основным источником конфликтов будет уже не идеология и не экономика. Важнейшие границы, разделяющие человечество, и преобладающие источники конфликтов будут определяться культурой. Нация-государство останется главным действующим лицом в международных делах, но наиболее значимые конфликты глобальной политики будут разворачиваться между нациями и группами, принадлежащими к разнымцивилизациям. Столкновение цивилизаций станет доминирующим фактором мировой политики. Линии разлома между цивилизациями - это и есть линии будущих фронтов". С.Хантингтон подчеркивает, что на протяжении полутора веков от Вестфальского мира до французской Революции 1789г. конфликты разворачивались между монархиями, после нее - между нациями. В результате мировой войны, большевистской революции и ответной реакции на нее "конфликт наций уступит место конфликту идеологий", в котором сторонами "были вначале коммунизм, нацизм и либеральная демократия”. По его мысли, в "холодной войне" этот конфликт воплотился в борьбу США и СССР - двух сверхдержав, ни одна из которых не была нацией - государством в классическом европейском смысле". Все проистекавшие конфликты между монархиями, нациями-государствами и идеологиями, включая и две мировые войны, гарвардский профессор считает главным образом конфликтами западной цивилизации" Любопытно, что он относит к “внутризападным" конфликтам и холодную войну, подразумевая то, что советское государство было порождено идеологией западного происхождения. С окончанием “холодной войны”, рассуждает С.Хантингтон, наступает не “конец истории", а конец западной фазы развития международной политики, когда в "центр выдвигается взаимодействие между Западом и незападнымицивилизациями'', народы и правительства которых "уже не выступают как объекты истории – мишень западной колониальной политики, а наряду с Западом начинают сами двигать и творить историю''. В этом грядущем конфликте и завершается фаза эволюции глобальных конфликтов в современном мире, - заключает он. Но почему неизбежно столкновение цивилизаций? Во-первых, потому, полагает С.Хантингтон, что различия между цивилизациями не просто реальны, но наиболее существенны. Во-вторых, потому, что "мир становится все более тесным''. В-третьих, "процессы экономической модернизации" и социальных изменений во всем мире размывают традиционную идентификацию людей с местом жительства, одновременно ослабевает и роль нации - государства как источника идентификации.
В-четвертых, пишет он, господство Запада вызывает "рост цивилизационного самосознания" в незападных странах, "у которых достаточно стремления, воли, ресурсов, чтобы придать миру незападный облик”. В-пятых, потому что "культурные особенности и различия менее подвержены изменениям, чем экономические и политические, и вследствие этого их сложнее разрешить либо свести к компромиссу". Причем С.Хантинггон придает особое значение национально-этническому, а еще более религиозному факторам: "В классовых и идеологических конфликтах ключевым был вопрос: "На чьей ты стороне?" И человек мог выбирать - на чьей он стороне, а также менять раз избранные позиции. В конфликте же цивилизаций вопрос ставится иначе: "Кто ты такой?" Речь идет о том, что дано и не подлежит изменениям. И, как мы знаем, из опыта Боснии, Кавказа, Судана, дав неподходящий ответ на этот вопрос, можно немедленно получить пулю в лоб. Религия разделяет людей еще более резко, чем этническая принадлежность. Человек может быть полуфранцузом и полуарабом, и даже гражданином обеих этих стран. Куда сложнее быть полукатоликом и полумусульманином". Наконец, культурная, цивилизационная общность способствует экономическому регионализму, экономической интеграции в рамках одной культуры ицивилизации, и в результате "разлом между цивилизациями" расширяется. С.Хантинттон делает на основании этих рассуждений вывод, прямо противоположный тезису Ф.Фукуямы об "очевидности" триумфа Запада и западной идеи: "...попытки Запада распространить свои ценности: демократию и либерализм – как общечеловеческие, сохранить военное превосходство и утвердить свои экономические интересы наталкиваются на сопротивление других цивилизаций. Правительствам и политическим группам все реже удается мобилизовать население и сформировать коалиции на базе идеологий, и они все чаще пытаются добиться поддержки, апеллируя к общности религии и цивилизации". Сам "тезис о возможности "универсальной цивилизации" - это западная идея", - считает С-Хантингтон. По его мысли, в современном мире различаются "западная, конфуцианская, японская, исламская, индуистская, православно-славянская, латиноамериканская и, возможно, африканская цивилизации" (см. также приложение №3). Главная "линия разлома" между цивилизациями пролегает в Европе между западным христианством, с одной стороны, православием и исламом - с другой. “События в Югославии показали, что это линия не только культурных различий, но временами и кровавых конфликтов", пишет он. В Евразии "линии разлома" пролегают на северных рубежах исламского мира между ним и православием, в Южной Азии между мусульманами и буддистами, между Китаем н США.
Основным столкновением цивилизаций на глобальном уровне С.Хантинггон считает "конфликт между Западом и конфуцианско-исламскими государствами". Он замечает, что "уже 13 веков тянется конфликт вдоль линий разлома между западной и исламской цивилизациями" и военная конфронтация между ними на протяжении последнего столетия привела к войне в Персидском заливе против Саддама Хусейна. Конфуцианскую угрозу автор усматривает прежде всего в наращивании военной мощи Китая, в обладании им ядерным оружием и в угрозе его распространения в других странах конфуцианско-исламского блока. "Между исламско-конфуцианскими странами и Западом разворачивается новый виток гонки вооружений". Доказывая, что конфликты между странами разных цивилизаций станут "наиболее вероятным и опасным источником напряженности, потенциальным источником мировых войн", С.Хантингтон считает, что следует провести четкое различие между краткосрочной выгодой для Запада и долгосрочным урегулированием. С его точки зрения, в ближайшей перспективе интересы Запада требуют укрепления его единства, прежде всего сотрудничества между Европой и Северной Америкой, интеграции в западную цивилизацию Восточной Европы и Латинской Америки, расширение сотрудничества с Россией и Японией, урегулирование локальных межцивилизационных конфликтов, ограничение военной мощи конфуцианских и исламских стран, включая использование разногласий между ними, помощь странам других цивилизаций, симпатизирующих западным ценностям, наконец, укрепление международных организаций, поскольку в них доминируют западные страны. Однако, поддерживая свой потенциал на уровне, обеспечивающем защиту его интересов, в долгосрочной перспективе Запад, как пишет в заключение С.Хантинггон, должен сам сближаться с другими цивилизациями, более глубоко понимать их фундаментальные религиозные и философские основы. В редакционном комментарии статьи проф. С. Хантингтона российский журнал "Полис'' оценил его цивилизационную модель как "едва ли не самую крупную из представленных за последнее десятилетие научную концепцию, в которой дана общая картина мира". Эта концепция, по существу, вписывается в традицию, скорее, историософских, чем политологических исследований (О.Шпенглер, А.Тойнби). Идеи, изложенные им, что называется, носились в воздухе, и во многих аспектах были уже высказаны другими авторами. Но следует признать, что С.Хантингтон придал им весьма стройную форму
Восьмой вопрос
Отдельный акт и отдельный предмет как абстракция от переплетения человеческих деятельностей. – Проблема дальнодействия в социальном процессе. – Ненаблюдаемые объекты социальной реальности. – Человек не является мерой всех вещей. – Владеть вещами – владеть самореализацией. – Сознание как способность человека оперировать сверхчувственными формами. – Духовность и метафизическая (ненатуралистическая) связь людей – Социальное время и социальное пространство – Порядочность разума и его укорененность в социальном времени и социальном пространстве – Различные образы социального хронотопа – Время и пространство на уровне бытия социальных индивидов ^