Пересмотренная модель индуцированного зла Лифтона: процесс “удвоения”

Через двадцать пять лет после опубликования его начального исследования о реформировании мышления появился труд Лифтона о психологии целителей, превратившихся в убийц. В книге “Нацистские врачи: медицинское убийство и психология геноцида” (Lifton, The Nazi Doctors: Medical Killing and the Psychology of Genocide, 1986) Лифтон попытался объяснить психологические механизмы, которые позволили профессиональным целителям (врачам) стать профессиональными сообщниками массового убийства, когда они были частью самого эффективного, профессионального убивающего аппарата, известного западной цивилизации: нацистских лагерей смерти. Во вступительной статье к своей книге Лифтон (Lifton, 1986, с. xi-xiii) не связывал эту новую книгу со своей более ранней работой о процессе реформирования мышления. Однако он впоследствии включил многие из своих ранних положений в эту более общую теоретическую структуру для понимания психологии индуцированного зла, которому оказывается содействие тоталитарной системой.

Биографические данные типичного немецкого врача 1920-х годов имеют некоторое сходство с данными “типичного” культиста: умный, хорошо образованный, идеалистичный, надеющийся найти место в истории как солдат длящейся войны против основных и универсальных зол: болезни, распада и смерти. Трудно оспорить извращенность морали, стоящей за работой доктора Йозефа Менгеле. Однако все еще усиленно дискутируется, подразумевает ли поведение членов и лидеров культа этическую систему, извращенную подобным образом. Мое мнение заключается в том, что культовое поведение часто вызывает к жизни извращенную, антисоциальную извращенную этическую систему, которая является противоположной по отношению к собственным системам и поведению большинства культистов до их членства. Поэтому центральные вопросы, касающиеся исследования о нацистских врачах и о членах деструктивных культов выглядят похожими: как могут молодые люди, в других отношениях умные, четко выражающие свои мысли, образованные и идеалистичные становиться фанатически преданными движению, которое (в случае с членами культа, согласно критикам культа), является прямо противоположным в отношении идеализма и гуманизма, в первую очередь вдохновляющего его членов?

Лифтон (Lifton, 1986, p. 418-465) постулирует, что это поведение стало возможным благодаря “фаустовской сделке”, включающей “психологический принцип”, который он назвал “удвоением”. Удвоение заключается в разделении системы собственного “я” на две независимо функционирующие целостности. Разделение изначально происходит потому, что на определенном уровне нацистский доктор должен столкнуться с тем фактом, что его обязанности нарушают его дофашистское “я”. Новое поведение, требуемое и вознаграждаемое официальным (тоталитарным) режимом, настолько радикально отличается от “старого “я” (которое тесно связано с нормальными обязанностями врача), что “нормальная” психологическая защита (например, сдерживание, рационалистическое объяснение, изолированное мышление) является недостаточной, чтобы допустить продолжение функционирования. Все мысли, убеждения, действия, чувства и роли, связанные с врачебными обязанностями доктора концентрационного лагеря организуются в независимую систему, частичное “я”, которое сможет успешно исполнять все обязанности “целого” “я” в пределах обстановки лагеря смерти.

Частичное “я” действует как целостное “я”. В Аушвице врач мог через удвоение не только убивать и осуществлять вклад в убийство, но и молча организовывать в интересах этого зловещего проекта всю структуру своего “я” (или процесс собственной личности) так, что это окружало буквально все аспекты его поведения (Lifton, 1986, p. 418).

Лифтон отличает удвоение от более традиционных концепций “расщепленного” сознания (такого, которое встречается при диссоциации или в пограничных синдромах личности) и “расщепленных” психологических систем личности (то есть составных личностей). Эти процессы типично считаются пожизненными моделями, которые начинаются в раннем детстве, обычно в ответ на серию травматических событий и крайне конфликтных отождествлений, которые незрелая психика не может постигнуть или интегрировать и остаться при этом нетронутой или “целой. Более того, диссоциированные или множественные “системы личности” индивида обычно сознательно не подозревают друг о друге, но скорее действуют независимо. При удвоении, однако, две “личности” знают друг о друге, и все-таки действия “злой” половины не имеют никаких моральных последствий для “целителя” или того “я”, которое не несет на себе зла. Удвоения не бывает у детей даже тогда, когда они сталкиваются с подавляющей травмой. Оно происходит у взрослых, реагирующих на крайнюю, но не непостижимую ситуацию (такую, как тоталитарный режим). Более того, у взрослого, который “раздваивается”, присутствует элемент активного участия.

“Удвоение - это активный психологический процесс, средство адаптации к крайности... Адаптация требует растворения “психологического клея” как альтернативы радикальному распаду собственной личности (p. 422)... Расстройство типа раздвоения, которое я описывал, является более сосредоточенным и временным и возникает как часть более широкой установленной структуры, которая поощряет и даже требует его”. (p. 423).

Лифтон видит в удвоении не нечто патологическое, а скорее универсальную человеческую потенциальную способность, которая не является врожденно доброй или злой и может быть как у жертвы, так и у мучителя. “Удвоение - это часть универсального потенциала для того, что Вильям Джеймс назвал “разделенной личностью (Lifton, 1986, p. 420). Оно изначально сходно с защитным механизмом изолированного мышления, но оно в конечном счете включает гораздо более широкий ряд чувств, убеждений и поведения. Изолированное мышление включает расщепление нежелательных аспектов системы своего “я”; удвоение включает развитие двух независимых систем личности. Изолированное мышление является защитным механизмом, который типично включает очень ограниченный аспект психической структуры, используемый для продолжения того, что вызывает стресс (как в ситуации с честным в других отношениях рабочим, который невинно мошенничает с подоходными налогами). Или это более общий оборонительный стиль, тесно связанный с всеобъемлющей моделью личности, которая не очень податлива к изменению, даже при интенсивной психотерапии. Удвоение, с другой стороны, включает массированную психическую перестройку, однако оно может быть относительно временным и относительно легко обратимым. Само по себе удвоение не является ни плохим, ни хорошим.

Говоря вообще, приспособительная потенциальная способность к удвоению является присущей человеческой психике и может быть со временем спасительной для жизни: для солдата в сражении, например; или для жертвы жестокости, такой, как заключенный в Аушвице, который должен испытать какой-то вид удвоения, чтобы выжить. Но “противостоящее “я” может стать опасно необузданным, как это произошло у нацистских докторов (Lifton, 1986, p. 420).

Удвоение может быть процессом, который некоторые культисты испытывают в течение и после их “обращения”. Депрограммирование может быть “уничтожением” удвоения. Удвоение также помогает объяснить поведение некоторых лидеров культа, особенно внутри тех культов, которые, как ISKCON (МОСК - Международное общество сознания Кришны), имеют репутацию особенно насильственных и антисоциальных. Подробно разбирая процессы, которые способствуют удвоению, Лифтон (Lifton, 1986) использовал ту же терминологию, которую он первоначально ввел в “Реформировании мышления и психологии тоталитаризма” (Lifton, 1961). Таким образом, удвоение может обеспечить альтернативную концептуальную структуру для синтезирования того, что иногда кажется “добровольной” природой участия в культе, с доказательствами на фактах из жизни скрытого социального манипулирования и внезапного изменения личности. Сам Лифтон (Lifton, 1986, p. 330) ссылается на возможное “сравнение между насильственными современными культами... и нацистской структурой в Аушвице” в поощрении удвоения как среди лидеров, так и среди последователей.

Удвоение может объяснить легкость, с которой прежде законопослушные студенты колледжа могут совершать преступления: после того, как его пропустили через реформирующий мышление механизм зарядки языка и освобождения существования, культовый “двойник” может вести себя антисоциально. Лифтон (Lifton, 1986) обнаружил, что нацистские врачи уклонялись от чувства вины, не игнорируя совесть, но “перенося” его на двойника - “личность Аушвица” с извращенным критерием для “добра”, который включал долг в отношении нацистского режима, “исправительные” условия концентрационных лагерей, ускорение эффективного действия крематориев и т. д.

Удвоенное “я “делает грязную работу” для целостной личности, изображая эту работу как правильную” и таким образом защищая целостную личность от осознания ее собственной вины..”. (p. 421).

При удвоении одна часть личности “отрицает” другую часть. То, что отвергается, - это не сама реальность,… но значение этой реальности. Нацистский врач знал, что он проводит селекцию, но он не рассматривал селекцию как убийство. Одним уровнем отрицания тогда было изменение значения убийства аушвицкой личностью; а на другом уровне - отрицание изначальным “я” всего, что делалось аушвицкой личностью”. (p. 422).

Таким образом, приверженец Кришны может совершить мошенничество и “трансцендентальную хитрость”, и его культовая личность не будет чувствовать себя виновной, потому что природа “правильного” и “неправильного” определена по-другому. Фактически удвоение объясняет иронию ситуации с культистом, который испытывает чувство вины из-за неисполнения настоятельного требования лидера совершать преступления.

Среди психологических тем центральными для удвоения у нацистских врачей - и расширительно, я полагаю, для культистов - были (Lifton, 1986, p. 439-475): (а) Смертельная Логика и Священная Наука - характер (the ethos) разума, который, имея в наличии “факт” того, что евреи были агентами болезни, которая оскверняла арийскую расу, требовал искоренения как единственного “логичного” решения; (б) Естественный Двигатель - индивидуально врач был просто “орудием” в космически предопределенном и в конечном счете “естественном” порядке жизни; (в) Видение Абсолютного Лекарства - нацисты были мотивированы видением предельного зла для своей страны, совершенного демонической расой; (г) Разделение существования; (д) Поиски Превосходства - “часть лекарства - опыт превосходства... в этом опыте экстаза можно быть готовым убивать или, по крайней мере, санкционировать убийство... Гитлер стал действующей силой этого превосходства... “воля фюрера” [стала] “космическим законом”, потому что его миссия обновления могла вызвать к жизни опыт превосходства и поместить этот опыт в рамки структуры мышления и программы действий” (p. 474); (е) Вечное “Высокое государство” - романтический национализм, “объединенный со специфическим нацистским идеологическим всемогуществом, способствующий ощущению того, что они особенные “дети богов”, которые имеют право убивать в духе, который некто описал так: “Если ты не будешь моим братом, твоя голова слетит с плеч”,... эта модель была примером связанного клятвой сообщества”, в которое вошли члены СС” (p. 475).