1. Южный казахстан во внешнеполитической стратегии россии и англии на среднем востоке

Упрочение российского присутствия в Младшем и Среднем жузах и нача­ло интенсивного продвижения царизма в глубь казахских земель встре­тило в 30-е гг. XIX в. наряду с сопротивлением среднеазиатских ханств скрытое противодействие Великобритании. К этому времени Англия ос­новательно укрепила свои позиции в Индии - самой крупной и богатой колонии Британской империи — и активно стремилась к расширению сферы своего влияния в соседних азиатских странах. Немаловажное значение в стратегических планах британского правительства придава­лось территориям Центральной Азии и соседнего Афганистана, рассмат­ривавшихся как потенциально выгодные рынки сбыта для английских промышленных товаров и удобный плацдарм для развертывания даль­нейшей военно-политической экспансии в Центральной и Юго-Восточ­ной Азии.

Заметный интерес к Казахстану и Центральной Азии английские предприниматели, дипломаты и купцы стали проявлять еще в конце пер­вой трети XVIII в., когда вслед за окончанием Северной войны были восстановлены в полном объеме англо-русские дипломатические отно­шения. В 30-е гг. XVIII в. они настойчиво ставили перед своим прави­тельством вопрос о восстановлении через территорию России транзитной торговли с Персией и добились в 1741 г. учреждения в г. Рештеанглийской торговой фактории. ¹ Торговые маршруты английских купцов на Средний Восток и, в первую очередь, в Персию, проходили, главным образом, по восточному побережью Каспийского моря, что определило заинтересованность английских коммерческих кругов в изучении регионов Западного Казахстана и соседних ханств Средней Азии. В 30-40-х гг. XVIII в. в Казахстане побывало несколько английских торговых агентов и купцов, которые устанавливали непосредственные контакты с ка­захскими правителями и народами Центральной Азии, собирали разно­образные сведения географического, политического и социально-экономического характера о Казахстане и других странах Центральной Азии. В числе первых англичан, сообщивших своим соотечественникам ин­тересующую их информацию о казахских степях, были морской капитан Джон Эльтон, живописец Джон Кэстль, Томас Вудроф, шотландский хи­рург Джон Кук, временно находившиеся на русской государственной служ­бе, а также купцы Реонольд Гок и Джонатас Ганвей, путешествовавшие по Прикаспийской низменности в 40-е годы² ХVIII в. Собранные и обработан­ные ими материалы публиковались в Англии и других странах Европы и впоследствии сыграли известную роль в усилении интереса британских пред­принимателей к казахским землям и ханствам Центральной Азии.

Начиная со второй четверти XIX в., активизация британских посоль­ских миссий в среднеазиатские ханства, Персию и Восточный Туркес­тан происходила в контексте нараставшего экономического соперни­чества России и Англии за рынки сбыта в Центральной Азии и полити­ческой борьбы между ними за сферы влияния на Ближнем Востоке. Усиление позиций России в Кавказском регионе и на Балканах, выра­зившееся в заключении Адрианопольского (1829 г.) и Ункияр-Искелес-сийского договоров (1833 г.) сразу же встретило энергичное противо­действие со стороны Англии, попытавшейся парализовать внешнепо­литические шаги царского правительства одновременно на обоих -ближневосточном и среднеазиатском направлениях.

Попыткам проникновения английских разведывательных экспедиций в Центральную Азию и Южный Казахстан предшествовала бурная про­пагандистская кампания внутри Англии, связанная во многом с лично­стью широко известного на Западе английского дипломата и публицис­та Дэвида Уркварта. В работах, написанных и опубликованных им в 1830-е годы, давались прогнозы о вероятном поглощении Персии Российской империей, скором походе русских войск на Туркестан и падении бри­танского господства в Индии в случае отказа от срочных военно-поли­тических и прочих мер³. Записки Уркварта о русской угрозе азиатским владениям Англии вызывали беспокойство среди британских промыш­ленных кругов и общественности, что способствовало нарастанию в английском обществе побудительных стимулов к внешней экспансии⁴.

Версия о «русской угрозе и необходимости обороны Индии» составила идеологическую платформу внешнеполитической и военной экспансии Англии в Центральной Азии на продолжительный период. Участившиеся поездки сотрудников Ост-Индской компании, агентов Форин-оффис и ан­глийских дипломатов в Бухару, Хиву и Коканд с разведывательными целя­ми стали важным компонентом этой широкомасштабной политики. Про­никновение английских разведывательных миссий в Центральную Азию и Восточный Туркестан происходило в 30-40-е годы XIX в. по двум направ­лениям: со стороны Южного Урала и Сибири, включая примыкающий к ним пояс североказахстанских степей и с территории Британской Индии и смежных азиатских владений.

В интересах устранения российской конкуренции на рынках Цент­ральной Азии и открытий более коротких торговых путей для британ­ских промышленников и торговцев в направлении с севера на юго-вос­ток, в Оренбурге в 1824 г. была учреждена специальная Библейская мис­сия во главе с Джеймсом-Бэл и Фрезером. Формальный статус этого уч­реждения как миссионерского общества по распространению евангелического учения, позволял использовать его не только для проповеди христианства среди казахов, но и в разведывательно-подрывных целях⁵. В 20-е гг. XIX в. в Оренбурге действовала также группа британских раз­ведчиков, возглавляемых Сандерсоном, которая занималась сбором раз­нообразных материалов о Казахстане и среднеазиатских странах и затем от­правляла полученные данные через своих коллег в других странах Средне­го Востока в Лондон. В 1827 г. Оренбургская администрация, получив от своих агентов обширную информацию об антирусской политической дея­тельности этой группы, выслала Сандерсона из страны⁶.

С начала 30-х гг. XIX в. Англия значительно активизировала военно-политическую, разведывательную и пропагандистскую деятельность в раз­ных странах Среднего Востока. В 1831 г. английский офицер Артур Конол-ли совершил путешествие из Англии через Россию в Иран и Афганистан и собрал важные материалы об экономическом положении и военно-полити­ческом потенциале этих стран. Почти одновременно с ним в продолжитель­ное турне из Индии по Центральной Азии отправился лейтенант Ост-Инд­ской компании Александр Берне, пробывший в Бухаре около года⁷. Одной из целей этой поездки являлось изучение топографии местности на случай возможных военных действий против России. В опубликованных материа­лах о «путешествии» по территории Бухарского ханства и прилегающим к нему районам казахских земель Берне и его подчиненный, офицер Герберт Вуд уделили большое внимание описанию Арало-Каспийской низменнос­ти, Аральского моря и его окрестностей, районов Амударьи и Сырдарьи. Кроме того, в их работах были приведены подробные сведения о занятиях, нравах и обычаях казахов, об уровне их конфессиональности и многие дру­гие сведения⁸.

Во второй трети XIX в. английское правительство приступило к наращи­ванию своей военно-политической активности на азиатском направлении. Учитывая важное стратегическое положение Герата, Англия к началу 30-х гг. прочно обосновалась в этом княжестве и использовала его как плац­дарм для продвижения в Центральную Азию. Из Герата позднее англичане направляли своих агентов в Хиву и Бухару. В этой связи современник со­бытий Фридрих Энгельс писал, что Герат как стратегический центр обшир­ного региона «в руках сильной державы может быть использован для гос­подства и над Ираном, и над Туркестаном»⁹. Во второй половине 30-х гг. Англия значительно усилила свои военно-политические позиции и в Афга­нистане, что в определенной степени создавало угрозу геополитическим при­тязаниям России в среднеазиатских странах¹⁰.

Русская пограничная администрация, а через нее - Петербург, настой­чиво следили за ходом развития событий в среднеазиатских ханствах и со­седнем Восточном Туркестане.

Стремление царского правительства сохранить ранее приобретенные позиции на Среднем Востоке и воспрепятствовать попыткам Англии рас­ширить здесь зону ее экономического и политического господства в ущерб России побудило Петербург активизировать свою внешнеполитическую деятельность в Южном Казахстане и Центральной Азии. В 1830 г. по ини­циативе Азиатского департамента МИД состоялась поездка хорунжего, Н. Г. Потанина через казахские степи в Коканд, в 1835-1836 гг. были совер­шены дипломатические миссии П. И. Демезона и И. В. Виткевича в Бухарское ханство, в 1839 г.-посольство Е. П. Ковалевского и А. Р. Гернгросса, а в 1841 г. - К. Ф. Бутенева в Бухару и в том же году П. Никифорова и Г. И. Данилевского - в Хиву. В результате этих поездок были достигнуты некоторые важные соглашения царского правительства с ханами Хивы и Бухары по вопросам русско-азиатской торговли и получены ценные разве­дывательные данные о внутриполитическом положении в среднейазиатских ханствах, условиях торговли русских купцов с торговцами этих стран и о по­литике Хивинского ханства по отношению к присырдарьинским казахам¹¹.

Вместе с тем, на рубеже 30-40-х гг., в разгар англо-афганской войны и в связи с резко возросшей угрозой утверждения британского политического влияния на Среднем Востоке, царское правительство впервые в истории русско-среднеазиатских отношений санкционировало военное выступле­ние против Хивы, которому отводилось немаловажное стратегическое зна­чение в среднеазиатской политике Российской империи. В официальной декларации Петербурга, опубликованной накануне предполагаемого втор­жения, снаряжение военной экспедиции в междуречье Амударьи и Сырда­рьи мотивировалось, главным образом, необходимостью нейтрализовать возросшее вмешательство Хивы в русско-казахские отношения, «положить конец грабежам и насилиям» хивинцев в приграничных районах, освобо­дить из хивинского плена русских невольников и т.п. При этом хивинская экспедиция рассматривалась ее организаторами как первая серьезная заяв­ка Российской империи на осуществление военно-политической экспан­сии в Центральной Азии.

В середине ноября 1839 г. четырехтысячный отряд пехоты оренбургско­го военного губернатора В. А. Перовского с 12 пушками и 10-тысячным обозом верблюдов начал свой зимний поход в Хиву. Печальные результаты этой военной авантюры общеизвестны: из-за сильных морозов и ветров от­ряд смог добраться к 20 декабря только до Эмбинского укрепления, поте­ряв по пути до 2 тыс. верблюдов. 1 февраля 1840 года Перовский вышел к Акбулаку, за которым начиналось обширное плато Устюрт, заметенное глу­бокими снегами. К этому времени пало еще 5 тыс. верблюдов и было обмо­рожено множество людей. Запасы продовольствия, фуража и топлива по­чти полностью иссякли, и командиру отряда не оставалось делать ничего другого, как двинуться в обратный путь. В середине февраля В. А. Перовс­кий со своим войском возвратился в Эмбинское укрепление и с наступле­нием тепла отправился на исходные позиции в Оренбург¹².

Тем не менее, официально продекларированная цель похода была все же достигнута. Восемнадцать лет спустя Ф. Энгельс не без основания отме­чал, что в то время, когда Англия не могла отомстить бухарскому эмиру за убийство своих послов Стоддарта и Конолли в его стране, хивинский хан «отпустил на свободу всех русских пленников и отправил в Санкт-Петер­бург посольство, чтобы просить о мире»¹³.

Вместе с тем, неудачные результаты хивинского похода в плане орга­низации широкомасштабной русской экспансии в Центральную Азию и устранения британского присутствия в этом регионе убедили царское правительство в необходимости отказаться от скороспелых и непроду­манных военных авантюр и начать тщательную подготовку политичес­кого и военного плацдарма для последующего продвижения России в глубь евроазиатского континента.