Раздел I. Методологическая рефлексия над наукой: функции и структура

возможность свободы, на то, что свободе мешает, а отнюдь не сама свобода. Нужна ли она науке и современной европейской культуре, будут решать наука и эта культура. Собственное дело философии как части культуры, я думаю, указать на то, что делает человека не­свободным в современном научном познании как оно есть.

Конечно, большинство эпистемологов и философов науки не удовлетворены сложившейся ситуацией и пытаются ее преодолеть, пытаются найти концептуальные формы и способы целостного представления современного познания, адекватные проблемам со­временной науки. Поэтому назвать нынешнее состояние филосо­фии науки и эпистемологии «застойным» нельзя — тем более что речь идет о философии, предмет которой динамичен по своей сути, а его радикальное переосмысление является «нормальной» формой движения мысли. Такое движение мысли обнаруживается, прежде всего, при историко-философском подходе к нынешней ситуации в эпистемологии и философии науки. В исторической ретроспективе становится видно, что «в XX — начале XXI века идет поиск реально­го предметного поля и объекта философского учения о познании, его онтологии, с одной стороны, и с другой — понятийного аппа­рата, путей и принципов синтеза различных когнитивных практик и типов опыта для создания современной концепции реального по­знания, укорененного во всех видах деятельности человека, где воз­никает знание, и прежде всего в сферах естественных и социально­гуманитарных наук»²⁰. Тем не менее это именно поиск. И потому я считаю нелишним добавить к приведенной историко-философской оценке ситуации в философии и методологии науки, что такой по­иск, сколь бы радикально новые способы представления «реального познания» он ни предлагал, должен ориентироваться, хотя бы ин­туитивно, на самоопределение науки, на очерчивание ее пределов, а стало быть, на тематику демаркации науки и ненауки.

Я разделяю нежелание нынешних философов науки «напря­мую» обсуждать сегодня те или иные ушедшие варианты демарка­ции науки и ненауки. Сегодня действительно необходимы прин­ципиально новые подходы к этой проблеме. Но тема демаркации связывает философию и методологию науки с реальностью научно­познавательной деятельности. Так что с этой точки зрения самая главная проблема нынешнего состояния философии науки за­ключается как раз в том, что живет она сегодня своей собственной

20 МикешинаЛ. А. Предисловие//Философия науки: Эпистемология. Методология. Культура; Хрестоматия / Отв. Ред.-сост. Л. А. Микешина, научн. Ред. Т. Г. Щедрина. М., 2006. С. 5.

29

жизнью, весьма далекой от жизни и потребностей реальной науки, для которой задачи самоидентификации всегда были и, насколько можно видеть, останутся насущными, покуда наука существует. В решении этих задач науке и нужна помощь философии²¹.

Современная наука претерпевает сегодня очень серьез­ные изменения, связанные с перестройкой и когнитивных, и социально-организационных структур, обеспечивающих научно­познавательную деятельность. Возрастает эпистемологический и практико-технологический авторитет социально-гуманитарной науки. Меняется статус и местоположение науки в современной культуре. Осознать, осмыслить весь этот комплекс изменений в его целостности и тенденциях невозможно без апелляции к 2500-лет- нему опыту философского самосознания культуры, внутри которой наука возникла и только и может существовать. Ведь, в конечном счете, наука — определенный культурный феномен, и именно это обстоятельство задает единый, общий ракурс осмысления и оцен­ки происходящих в ней и с ней процессов, т. е. задает общий кон­тур науки. Поэтому, оценивая нынешнее состояние и возможные перспективы эпистемологии, философии и методологии науки, я в принципе не могу принять тезис о том, что тема демаркации науки и ненауки потеряла для них свою актуальность. По сути, эта тема принадлежит к числу «вечной» эпистемологической тематики. И вряд ли сегодня так уж совсем пропала нужда в осознании и опре­делении контуров науки. И вряд ли можно это осознание заменить даже очень глубоким чувством принадлежности к сообществам, ко­торые здесь и теперь называют себя (по Т. Куну) научными. Впро­чем, замечу, все эти «вряд ли» — при том условии, что культура, ко­торая утверждается ныне, все еще в науке нуждается.

Очевидно, определение философско-методологических контуров науки в нынешней ситуации отнюдь не сводится к попыткам «стан­дартизировать» познание и таким путем построить некий обязатель­ный единый язык науки, некие однотипные процедуры обоснова­ния знания, стандарты его трансформаций, соотнесений различных типов знания и пр., и пр. Все это, естественно, делается, все это не­обходимо для самоидентификации и успешного функционирования науки, но очевидно также, что развивающаяся наука постоянно, то тут, то там нарушает установленные нормы и требования. И потому, по этой же причине, ее граница становится предметом постоянного внимания как со стороны профессионалов-философов, так и со сто­

21 См. Об этом: Касавин и. Т. Наука и иные типы знания: позиция эпистемолога // Эпистемология и философия науки. 2005. Т. IV. № 2.

Раздел I. Методологическая рефлексия над наукой: функции и структура

роны самих ученых. Сами ученые неизбежно возвращаются к обсуж­дению пределов своих наук, размышляют о принятых в них логиче­ских нормах научного рассуждения, о складывающихся в их науках формах представления знания и пр. Другое дело, что при этом при­ходится констатировать: основные традиционные категории класси­ческой эпистемологии, которые используются сегодня для обсужде­ния всех этих проблем, воспринимаются как что-то архаическое, а популярный ныне концептуальный аппарат (в основном постпози­тивистский) обеспечивает лишь историческую дескрипцию некогда произошедшего в науке и никакого ориентирующего, а стало быть, и методологического значения для динамики науки не имеет. По­лучается, что в рамках нынешней философско-методологической рефлексии более или менее обстоятельно исследованы процедуры научно-познавательной активности, позволяющие детально описы­вать исторические условия их использования в целом ряде частных исторических ситуаций, общие же контуры науки и научности, свя­занные с философским прояснением культурно-исторической мо­тивации научно-познавательной деятельности, сегодня как раз уте­ряны. Разве что на эту роль может претендовать фейерабендовская рекомендация на все случаи жизни и познания: «anything goes» — все дозволено.

Я не считаю, что сложившаяся ситуация в современной методоло­гии является результатом «просчетов» самих методологов. Существу­ют и вполне «объективные» причины неспособности современной методологии очертить контуры науки. Об этих объективных обсто­ятельствах и пойдет, прежде всего, речь в дальнейшем. Но, так или иначе, приходится констатировать: под мета-методологическими лозунгами типа фейерабендовского успешно развивается, вытесняя науку из культуры, псевдонаука, как раз прекрасно осознающая соб­ственную мотивацию и легко выскальзывающая благодаря этому из- под попыток прямой методологической критики.

Предпринимая попытки проанализировать проблему демарка­ции науки и псевдонауки, я пришел к выводу, что наметить хотя бы контуры ее философско-методологического решения мож­но, лишь погрузив соответствующую проблематику в контекст культурно-исторического сознания науки, осознания ее культур­ного смысла. И мне представляется, что такое погружение явля­ется условием эффективности обсуждения любой современной философско-методологической проблематики. Этот вывод и заста­вил меня внести в заглавие работы терминологический неологизм «культурно-историческая эпистемология». При этом я сразу и внят­но хочу отметить, появление этого терминологического изобре­