Глава 1.6. Культурно-исторический смысл и цели методологии...

137

как самоценное измерение культуры].⁷, в общем отличную от идеи коммуникации, несущей на себе явный отпечаток прагматизма. Чтобы подтвердить эту мысль, я обращусь к работам, если угодно, антипода Г. Г. Шпета (также приблизившегося к идее семиотиче­ского предмета) — П. А. Флоренского.

В нынешних отечественных (не говоря уж о зарубежных) рабо­тах, посвященных специальной философской проблематике, чрез­вычайно редко можно обнаружить обращение к русской философии (конца XIX — начала XX вв.) как внутренне целостному, самодоста­точному феномену. Ее так разлагают на отдельные идеологические, методические, концептуальные позиции и точки зрения, будто нет у нее собственного целостного культурного основания — той особым образом представленной в каждой национальной культуре универ­сальной реальности, выражением которой и является проблемати­ка всякой самостоятельной национальной философии. Когда рас­сматривается, например, «западник», явно ориентированный на какую-либо известную философскую традицию с ее проблемами, концепциями и техниками философствования, у нас говорят, что это не русский философ. Когда рассматривается «славянофил», то констатируют: да, русский, но не философ. Между тем в рус­ской философии есть вполне конкретные темы, отличающие ее как специфическое целое. Сегодня именно такая тематика привлекает к себе внимание. Причем, что очень важно, привлекает она к себе внимание именно в специальных областях философии.

Речь пойдет, с одной стороны, о теме общения (общности), как она представлена в русской философии. С другой стороны, о фи­лософии науки. В отечественной философии тема общения пред­ставлялась зачастую настолько своеобразно (как «соборность», например), что именно из-за ее специфической трактовки русскую философию за рубежом до сих пор воспринимают скорее как экзоти­ческое явление, нежели как одну из составляющих мирового фило­софского процесса. Между тем, если попытаться выявить особен­ности проблематики и исследовательских перспектив, связанных со своеобразием этой трактовки общения (а не только любоваться ее самобытностью), можно различить эвристическую эффективность ее проекций на очень многие области современных нам специальных ■ философских исследований, в частности на проблематику совре­менной философии науки. (И тем самым, кстати, уточнить смысл ее

¹⁷ См. об этом: Щедрина Т. Г. Архив эпохи: тематическое единство русской фило­

софии. М., 2008.