Раздел I. Методологическая рефлексия над наукой: функции и структура

лу в особенности) в «неуважительном» отношении к науке вообще. Равно как и эмпиризм во всех его формах. Речь идет о другом. И в случае неокантианства, и в случае эмпиризма «уважение» не исклю­чало того, что реальность научно-познавательной практики ученого представлялась в рамках философско-методологической рефлексии как объект критического анализа и, в конечном счете, реконструк­ции. С точки зрения этих течений, наивные взгляды ученых на их собственную деятельность следовало преодолевать, для чего и раз­рабатывались критико-рефлексивные методологические концеп­ции. Для Шпета же методология — это, по сути своей, «уяснение методов»⁸ такими, как они функционируют в реальной практике ученого. Опираясь на такое понимание методологии, Шпет прежде всего отводит тезис (явно неокантианский) о примате метода, «т. е. убеждение, что сам предмет науки логически определяется мето­дом». Но он не принимает в этом вопросе и позицию эмпиризма, полагающего, что методы науки задаются исключительно особен­ностями эмпирически данной предметной области исследований. И не принимает ее прежде всего в силу откровенной психологистич- ности этой позиции в тогдашнем методологическом эмпиризме.

Критикуя эмпиризм, Шпет, конечно, имел в виду прежде всего его ассоцианистский вариант, но и позитивизм того времени тоже связы­вался у него с психологистскими установками. Именно в противопо­ложность психологистским установкам эмпиризма Шпет постоянно подчеркивал, что метод науки образуют те процедуры нашего созна­ния, которые базируются на логике. Особая позиция Шпета по от­ношению к эмпиризму в трактовке метода поддерживается здесь тем, что логика для него не есть эмпирическое обобщение научной прак­тики, что она, «будучи наукой о науках, не есть эмпирическая наука о них»⁹. Тем самым он сохраняет за логикой право на нормирование, на методологическое предписание (на план долженствования). Если все же «верно убеждение логики, — подчеркивает Шпет, — что во всякой науке столько науки, сколько в ней логики, то логика долж­на лежать в основе методологических научных построений, а не быть системой обобщений из данных научного развития»¹⁰. Но эта оценка роли логики не возвращает его к неокантианству, она означает лишь, что природа метода (природа логических структур) иная, чем приро­да предметности, как она нам дана. И специфика научного метода в том и состоит, что он, приспосабливаясь к предметности, не теряет

8 Шпет г. Г. Что такое методология наук // ор ргб. Ф. 718. К. 22. Ед. Хр. 14. — Археографическая работа т. Г. Щедриной.

9 Шпет г. Г. История как предмет логики // Указ. Соч. С. 213.

¹⁰ Там же. С. 213.

133

своей логической природы и связанных с этой природой возможно­стей и познавательных функций.

Вообще, знание есть соединение двух различных «материй» — ма­терии (логоса) слова и материи (образа) предмета. И весь вопрос в том, как они соотносятся, соединяются в знании. Для неокантианцев «материал» метода (формальные структуры) как раз и образует то, из чего «делается» знание (будь то бесконечно малые в математике или ценности в науках о духе). «Остальное» в науке, т. е. всю чувственно­образную предметность (опытные данные и вообще все, идущее от опыта), они не считали специфичным для научного взгляда на мир. Поэтому они и отбрасывали кантовскую «вещь в себе». Шпет, напро­тив, в своих размышлениях о методе не считает возможным игнори­ровать ту предметно оформленную реальность, с которой работает ученый, и чтобы понять суть метода, он считал необходимым обра­титься к предметному опыту, с которым сообразуется метод. Но вот здесь тогда главным препятствием оказывается психологизм эмпи- ристской методологии. Чтобы преодолеть этот психологизм, Шпет и обращается к феноменологии. Здесь пути идейной эволюции Шпета и эмпиризма разошлись. Эмпиризм обратился к логическому анали­зу языка науки. Шпета же привлекала провозглашенная Гуссерлем возможность возвращения к непсихологизированному опыту, т. е. возможность, с одной стороны, возвращения к «самим вещам» (как оппозиция неокантианству) и, с другой, обещанная Гуссерлем воз­можность обращения к опыту как непосредственному усмотрению сути вещей (а не к сфере психофизиологической активности, где из элементов конструируются предметы — с помощью ассоциативной деятельности под прагматические цели).

Но, с одной стороны, в контексте трактовки Шпетом роли логики в научном познании, а с другой стороны, в контексте его феноменоло­гической трактовки опыта перед ним, естественно, возник вопрос: что же является «методологически существенным» в научном освоении предметности? На что ориентируется логика, «приспосабливаясь» к предмету? Под какие познавательные задачи формируются предметно ориентированные логико-методологические структуры познания?

Пытаясь ответить на этот вопрос, Шпет выявляет, на мой взгляд, принципиально важный сегодня аспект научно-познавательной Деятельности.

Опираясь на феноменологические процедуры, Шпет ищет в опы­те то, что способно направлять процессы логического структуриро­вания знания. Он не может принять в качестве системообразующего принципа знания пустую форму мысли (чистую логику), но не может принять в этом качестве и неоформленный поток опыта (переживав-