Раздел I. Методологическая рефлексия над наукой: функции и структура

знаковую, активную природу, но и все более ясно осознает субъ­ективность пространства, в котором познание развертывается, и в силу этого все острее осознает проблемность эпистемологического статуса его результатов. Контролируемая рефлексией система норм и процедур конструирования знания во внутреннем мире человека призвана наделить статусом достоверности результаты познания, дать гарантии «всеобщности и необходимости знания», на которые претендует наука. Учение о методе и, позднее, методология строи­лись для этих целей. Что искомой гарантии они не дают и дать не могут, было понято уже самими основоположниками учений о методе. Эту проблему прекрасно осознает Р. Декарт, апеллируя к Богу, который ведь, в силу своего всесовершенства, не может быть обманщиком. Осознавал эту проблему и XX в. — тем не менее но­вой попыткой решить ее, исходя из логического анализа процедур конструирования научного знания, и была «философия науки». Венцом же этой философско-методологической программы стали постпозитивизм и, весьма популярный сегодня «радикальный кон­структивизм».

Но, кроме того, в методологическом плане, и мне это важно подчеркнуть, номиналистская трактовка познания как знаково­конструктивной по своей природе деятельности была связана с рефлексивным осознанием необходимости волевого творческо­го усилия человека познающего. Творчество становится для новой науки движущим мотивом. И в той мере, в какой этот мотив внятно звучит в самосознании ученого и в профессиональной философско- методологической рефлексии над наукой, принципиальная субъек­тивность знания компенсируется приобщением творчества ученого творчеству водящего Бога. Постулируется нечто, что предполагается знанием как таковым, т. е. предполагается нечто, знанием чего зна­ние стремиться стать. Когда же прагматические моменты в оценках знания фактически заслоняют его творческую мотивацию, а ссылки на Бога становятся неуместными, проблема объективности знания, проблема его оценки в методологической традиции, восходящей к Оккаму, становится неразрешимой и разрушительной для методо­логии и науки, что очень отчетливо демонстрирует нам как раз со­временный «радикальный конструктивизм».

В середине 1960-х годов XX в. в методологии социальных наук стало утверждаться представление, что реальность — это набор мыслительных конструкций, что она в конечном счете есть текст (П. Бергер, Н. Лукман). К началу 1980-х складывается уже особое философско-методологическое течение — «радикальный конструк-

107

тивизм» (П. Ватцлавик, Э. фон Глазерсфельд, X. фон Фёрстер и др.). Усиливая трактовку реальности как системы значений, пред­ставители этого течения подчеркивают аспект «сделанности» этой реальности. «Изобретенная действительность» — название сбор­ника, подготовленного этими авторами в 1981 г. X. фон Фёрстер утверждает, например, что окружающая среда в том виде, как мы ее воспринимаем, — это наше изобретение. По мнению П. Ватцла- вика, единственное, что существует, — это множество различных версий реальности, которые могут входить в противоречие друг с другом.

Термин «конструктивизм» используется обычно для обозначения целого ряда похожих друг на друга идейных тенденций, обнаружи­вающих себя в различных областях культурной деятельности — от математики до живописи, от психологии до архитектуры. В общем, это более или менее ясно осознаваемое умонастроение, представ­ляющее способность человека к соответствующему способу кон­струирования в любом типе деятельности в качестве специфиче­ского выражения самой сути этой деятельности.

Для эпистемологии, особенно для ее логико-методологических направлений, это умонастроение в принципе не ново. Оно было внесено в философско-методологическую рефлексию, как я уже отмечал, номинализмом вместе с идеей активности научно­познавательной деятельности, а далее оно так или иначе обнару­живало себя у Беркли, Юма, Канта и неокантианцев, у Шопенгауэ­ра и Больцано, у Витгенштейна, Куайна, Поппера и др. Мощные импульсы, поддержавшие в прошлом столетии это умонастрое­ние, пришли в эпистемологию и логику от математики, затем и от физики, что стимулировало становление таких философско- методологических направлений, как инструментализм, конвенциа- лизм и пр. Но тем не менее собственно «конструктивизм как мето­дология» находил себе тогда лишь локальное выражение — как некая более или менее явно выраженная концептуальная тенден­ция внутри концепций, так или иначе ориентированных на поиск неких оснований общезначимости знания. Такое положение дел не смог изменить даже постпозитивистский переворот в филосо­фии и методологии науки в середине прошлого столетия. Лишь к 80-м гг. XX в. конструктивизм, как отмечалось выше, приобрел статус самостоятельного философско-методологического направ­ления и сфера действия конструктивистских идей уже в качестве вполне определенной философско-методологической программы стала расширяться буквально на глазах. Причем это расшире­ние касается прежде всего методологии социально-гуманитарных

наук. Конструктивизм сегодня кладется во главу угла многими ме­тодологами социологии и психологии, его методологическая экс­пансия на другие науки социально-гуманитарного цикла весьма значительна.

Для эпистемологического конструктивизма характерен ряд осо­бенностей, отличающих его от предыдущих типов этого глубоко укорененного в истории направления. В. А. Лекторский формули­рует их следующим образом: «Во-первых, он <эпистемологический конструктивизм> прокламирует свой релятивизм, а релятивиста­ми не были не только старые конструктивисты, но и практически все не-реалисты в эпистемологии: феноменалисты-эмпирики, ин­струменталисты, операционалисты и др. — Во-вторых, он являет­ся не просто результатом внутреннего развития эпистемологии, а во многом вызван к жизни современной проблематикой в науках о человеке (психологии, социологии, истории науки и др.) и совре­менной социальной и культурной ситуацией в целом. Отсюда его популярность не только в философии, но и в ряде современных на­учных дисциплин и даже в культуре в целом. — В-третьих, ряд его современных сторонников склоняется к мнению о том, что в дей­ствительности познавательной деятельности речь идет не о полу­чении знания, а о создании определенных конструкций, имеющих чисто социальный смысл и выражающих отношения между разны­ми группами исследователей. С этой точки зрения, в принципиаль­ном отношении знание не отличается от мифа, и лучше вообще не говорить о знании, истине и реальности»⁴.

Инициатором в этом процессе становления самостоятельной конструктивистской методологии стала так называемая «интерпре­тативная (или понимающая) социология» (или «феноменологиче­ская социология»). Первоначально она была ориентирована на ин­терпретацию и понимание социальных действий и взаимодействий людей в историческом прошлом (М. Вебер), а затем через микро­социологию И. Гофмана, А. Шюца, потом П. Бергера и Т. Лукмана, обратилась к интерпретативному конструированию реальностей мира сознающих себя агентов («акторов») социального действия. Труд Бергера и Лукмана (1966, рус. пер. 1995) «Социальное кон­струирование реальности» резко усилил интерес к практической стороне этой идеи. И она почти сразу была подхвачена и ориен­тирована на практическое приложение в рамках так называемой

⁴ Лекторский В. А. Предисловие // Конструктивизм в эпистемологии и науках о человеке. М., 2009. С. 3.