Раздел I. Методологическая рефлексия над наукой: функции и структура

истины. Оценивая процессы подобного рода или связанные с ними последствия, A. JI. Никифоров приходит к выводу, что если дела и да­лее пойдут таким образом, то социальные мотивы для бескорыстного поиска истины вообще исчезнут, а стало быть, исчезнет и наука как таковая. Е. А. Мамчур, однако же, полагает, что для такой печальной перспективы особых оснований нет. Сам процесс расслоения нау­ки она, естественно, не отрицает, но смотрит на факторы, стимули­рующие этот процесс, и на его последствия с трезвым, так сказать, оптимизмом. Ибо полагает, что в основе науки лежит неискорени­мое стремление человека к истине, а кроме того, сегодня наука еще и нужна социуму. С этих позиций она последовательно ставит под со­мнение пессимистические социальные доводы Никифорова.

Да, соглашается Е. А. Мамчур, не всегда лучшим для науки об­разом меняются социальные условия, в которых протекает по­знавательная деятельность. Да, социальная среда налагает на эту деятельность стесняющие, зачастую тормозящие ее ограничения. Но в основе науки, ориентированной на знание как таковое, на по­знание истины, лежит, по сути, антропологическая характеристи­ка человека — «любознательность». А это свойство человеческой природы не поддается «коммерциализации». Более того, это че­ловеческое стремление к знанию о действительности, как эта дей­ствительность «есть сама по себе», не имеет прямого отношения к технологиям, меняющим действительность. У фундаментальной науки, таким образом, есть свой, автономный от прагматических задач и потребностей источник мотивации, свое собственное, не­зависимое от социальной конъюнктуры основание, и потому се­годня, как и прежде, есть люди, превыше всего ценящие знание, люди, стремящиеся «смотреть в небо». И, стало быть, у науки есть будущее, независимо от того, как сегодня вокруг нее складывает­ся эта самая социальная конъюнктура. Демонстрируя это, Мамчур перечисляет очевидно фундаментальные достижения современной науки. Социум, как она полагает, может в принципе отказаться от фундаментальной науки, но только если полностью утеряет разум: «тем отраслям науки, которые выступают источниками техноло­гических новаций, без которых действительно не обойтись (как в случае с генной инженерией и молекулярной биологией), ничего не грозит. Их будут поддерживать всегда. Ну а во всех других случа­ях, где непосредственная польза не просматривается, приходится уповать на человеческий разум»²¹.

²¹ Мамчур Е. А. Нет, она будет жить! Дискуссия «Фундаментальная наука в XXI веке» // Вопросы философии. 2008. № 5. С. 66.

91

Одно замечание по поводу последнего аргумента. Лет десять на­зад я вступил в спор с М. В. Рацем²²,^гкоторый предлагал разрешить возникающие в связи с описанными процессами трудности (кон­цептуального и управленческого характера) путем переименования. Поскольку, с его точки зрения, именно прикладные исследования, так сказать, заказывают фундаментальные, то, стало быть, они и есть подлинно фундаментальные. Задача, таким образом, может быть ре­шена путем «исправления имен» (почти как предлагал Конфуций), и все встанет на место: общество будет получать ровно столько ис­тинных знаний о природе и о себе, сколько ему требуется в данный момент для реализации социально значимых проектов. И гармония, выраженная китайским иероглифом «ли», будет восстановлена.

Ни Е. А. Мамчур, ни A. JI. Никифоров такого решения, конечно, не предлагают, и именно потому, что не считают, что потребность об­щества в науке исчерпывается ее технологической полезностью. У на­уки действительно есть свои собственные основания, отнюдь не сво­димые к прямым материально-практическим потребностям общества, что я и пытаюсь актуализировать в рамках культурно-исторической эпистемологии. Но все, что было сказано в данной дискуссии об этих непрагматических основаниях, исчерпывалось одним словом — «лю­бознательность»! И никакой экзистенциально-культурной конкрети­зации. Как будто дискуссия совершенно не требует углубления в эту тему. Может быть, Никифоров и Мамчур полагают, что общество се­годня настолько прагматизированно, что противостоять этому праг­матизму на уровне культуры уже невозможно — только на уровне антропологических характеристик человека? Диспутанты это не по­ясняют. Но, так или иначе, мне представляется, что в данном случае такого рода отвлечение от экзистенциально-культурной значимости науки непродуктивно. Если основания феномена науки чуть ли не на­прямую сводятся к «ориентировочному рефлексу», то теряется сама суть феномена науки и, соответственно, всего происходящего сегодня и с ней, и вокруг нее. Между тем как раз в этом пункте диспутанты сходятся — «любознательность» и для Никифорова есть непосред­ственное основание фундаментального научного познания²³.

Надо сказать, такой взгляд на мотивы научно-познавательной Деятельности весьма распространен среди ученых и весьма устой­чив. В свое время Френсис Гальтон, пытавшийся исследовать «на­

²² См.: Рац М. В. К вопросу о фундаментальном и прикладном в науке и образовании // Вопросы философии. 1996. № 9. Пружинин Б. И. О пользе фундаментальности, или быть ли в России большой науке. См. Заключение.

²³ Никифоров А. Л. Фундаментальная наука умирает? Дискуссия «Фундаментальная наука в XXI веке» // Вопросы философии. 2008. № 5. С. 58.