Раздел I. Методологическая рефлексия над наукой: функции и структура

определило нынешнее состояние современного философско- методологического сознания науки, — вопрос о том, существуют ли вообще рациональные критерии, позволяющие с достаточной степенью определенности различать науку, ненауку и псевдонауку.

Аналогичная дискуссия развернулась в России спустя четверть века, «на рубеже тысячелетий». В основном ход событий (и внеш­ний, и идейный) совпадал. Хотя «подъем» отечественной псевдо­науки стал у нас если не масштабнее, то, во всяком случае, «круче», чем в США семидесятых годов прошлого века, и соответствующая реакция наших ученых была жестче, чем у их американских кол­лег⁴. В 1999 г. решением Президиума РАН была создана «Комиссия РАН по борьбе с лженаукой и фальсификацией научных исследова­ний». В печати и в Интернете стали появляться работы председате­ля этой комиссии, академика Э. П. Круглякова, воспроизводившие, по сути, пафос упомянутого выше Заявления⁵. А затем в Интернете с критикой этих работ и вообще деятельности Комиссии выступил «эпистемолог» Сергей Белозёров⁶, фактически представивший по­зицию Пола Фейерабенда. Он утверждал, что нет и в принципе быть не может таких жестких рациональных критериев, которые могли бы четко отделить науку от псевдонауки; практически любой достаточно радикальный научный поиск переступает через любые стандарты и критерии и то, что сегодня воспринимается как псев­донаука, завтра может приниматься как ортодоксальная наука; и вообще, вопрос о научности решается с учетом социокультурных обстоятельств, поскольку наука — предприятие человеческое и не­сет на себе все следы человеческого, так что ригоризм здесь имеет чисто идеологические основания, а потому неуместен; и пр., и пр.

Однако были у этих двух дискуссий и отличия. Внешне не очень заметные, но для темы этой книги важные, ибо они достаточно ясно демонстрировали тенденцию изменений, произошедших в области философско-методологической рефлексии над наукой за прошед-

⁴ Впрочем, у многих американских участников конференции «Антинаучные и антитехнические тенденции в США и СССР» (май 1991, Массачусетский Техно­логический Институт. Кембридж, США) сложилось впечатление, по крайней мере на момент проведения конференции, что в США дело с псевдонауками обстоит много хуже, чем у нас. См. статьи: Холтон Дж. Что такое антинаука // Вопросы философии. 1992. № 2. С. 26—58; Вирт С. Почему люди стали бояться реакторов // Там же. С. 59—70.

⁵ См., например, Кругляков Э. П. «Ученые» с большой дороги. М., 2001. Кругляков Э. Наука — свет, а лжеученых — тьма // Компьютерра. 30.10.2001. № 41. http://www.x-libri. ru/elib/smi_l 86/00000001 .htm

6 Сергей Белозёров. Борьба с «лженаукой» как способ подавления научного инакомыслия // «МешЬгапа» 05.03.2002 (http://www.Membrana.Ru/articles/read- ers/2002/03/05/l 80800.Html)

21

щие десятилетия. Против Заявления цмериканских ученых выступал чрезвычайно «продвинутый» философ науки, профессионал, из­вестный своими проблемными радикальными заявлениями, а затем была предпринята серьезная попытка осмыслить возникшую ситуа­цию. У нас же против Комиссии выступил практически неизвестный в профессиональной философской среде человек, но зато с общеиз­вестной к тому времени аргументацией. И что самое примечатель­ное, происходило это все при практически полном отсутствии ин­тереса к дискуссии со стороны отечественного профессионального эпистемологического сообщества. Надо полагать, сформулирован­ный выше вопрос о возможности демаркировать науку и ненауку (в том числе псевдонауку) к тому времени представлялся профессио­налам уже решенным, причем решенным скорее отрицательно, чем положительно... Сегодня этот вопрос для большинства философов И методологов науки, по-видимому, потерял актуальность.

Исчезновение интереса к проблеме демаркации науки и псев­донауки не является свидетельством того, что концептуальные по­строения самого Пола Фейерабенда стали у нас общепринятыми — в позитивном плане на него вообще сегодня ссылаются довольно редко, ибо был он слишком радикален в своих заявлениях, чтобы быть адекватным чему бы то ни было конкретному. Дело в другом. Сегодня отечественные методологи и философы науки вообще из­бегают тематики, связанной с попытками методологически точно определить науку, сформулировать четкие критерии научности. Как, впрочем, и зарубежные. Можно сказать, в современной философии науки попытки обсуждать эту тему, в конечном счете, сошли на нет, а философы науки (и за рубежом, и у нас в стране) обратились как раз к тому, что и предлагал делать Фейерабенд (и другие постпози­тивисты), — они обратились к обсуждению социокультурных об­стоятельств, так или иначе определяющих ориентиры и стандарты конкретных научных исследований, причем определяющих каждый раз по-своему — по-разному в частных познавательных ситуациях, в различных областях науки в разное историческое время.

В поле такого обсуждения сегодня втягиваются социальные и психологические аспекты познавательной активности, многооб­разный и, по самой своей сути, частный социально-культурный (исторически-конкретный) опыт интерпретативного естественнонауч­ного и гуманитарного познания. Пожалуй, можно сказать, что центр тяжести такого рода исследований научно-познавательной деятель­ности сместился сегодня на область историко-научных изысканий и именно там идет наиболее плодотворная и содержательная работа.