Раздел I. Методологическая рефлексия над наукой: функции и структура

генштейна” (Е. В. Борисов), 2) “Возможно ли постметафизическое мышление? (критика теории значения Хайдеггера — Витгенштей­на)” (В. А. Ладов). Докладчики представляли две традиции евро­пейской философии: Борисов — феноменологическую, Ладов — аналитическую. Спор шел, как уже видно из названий докладов, об “общих понятиях”, о том, как они возможны, о проблеме их онтоло­гического статуса и о способах их существования в различных гу­манитарных науках и современной философии. Идеи Шпета имели к этому обсуждению непосредственное отношение. Уже на Первых Шпетовских чтениях А. Ф. Грязнов — известный российский спе­циалист в области аналитической философии <...> попытался на­метить возможные способы соотнесения проблемы “смысла”, как она была поставлена Шпетом, и проблемы “значения” (в традиции аналитической философии). Затем эту траекторию проблемати- зации шпетовской мысли продолжил В. Г. Кузнецов, рассмотрев идеи Фреге, Рассела и Витгенштейна в контексте проблемы “пони­мания языковых выражений”¹⁵. На Вторых Шпетовских чтениях проблема соотношения феноменологии и аналитической фило­софии вновь прозвучала в обстоятельном докладе В. А. Суровце­ва¹⁶, а на Третьих — в докладе В. А. Ладова¹⁷ (и в том и в другом докладах речь шла, прежде всего, о возможностях сопоставления эпистемологических концепций Гуссерля и Фреге)¹⁸. Обращение к этой проблеме из конференции в конференцию свидетельствует в данном случае о том, что <...> оба направления испытывают впол­не определенные сложности и в спорах пытаются найти возмож­ности выхода на новый уровень саморефлексии. Но обсуждение этой проблемы с противоположных позиций: “возможно — невоз­можно”, опасно тем, что схематизирует мышление, отрывает его от исторической реальности, которая гораздо богаче любой — даже самой продуктивной — схематизации. <...> “Мир, — говоря слова­ми Шпета, перефразирующего Евангелие, — так и остался лежать во-зле...¹⁹”»²⁰.

¹⁵ См.: Кузнецов В. Г. Герменевтика и гуманитарное познание. М., 1991. С. 116, 118 и сл.

¹⁶ Суровцев В. А. Аналитическая философия и феноменология // Шпет Г. Г. / Сош- prehensio. Вторые Шпетовские чтения. Томск, 1997. С. 145—162.

¹⁷ Ладов В. А. Анализ языка и феноменологическая редукция // Г. Г. Шпет / Сот- prehensio. Третьи Шпетовские чтения. Томск, 1999. С. 88—93.

¹⁸ См. также подборку статей, посвященных этой тематике, в журнале JloroS (2001, №4).

¹⁹ См.: 1 Иоан. 5, 19.

²⁰ Щедрина Т. Г. Пятые Шпетовские чтения «Наследие Г. Г. Шпета в контексте со­временного гуманитарного знания» // Вопросы философии. 2009. № 6.

В столкновении позиций феноменологии и аналитической фи­лософии, Гуссерля и Фреге, мне важна не столько историческая сто­рона, фиксирующая реальные продвижения идей, мнений и споров, сколько сам факт логического противостояния философских тради­ций, позволяющий увидеть, что апелляция к «атомарным фактам» и «протокольным предложениям» фактически лишила эмпирический уровень статуса решающей инстанции, оценивающей знание как бы извне, со стороны объекта, т. е. представила знание как произ­вольную конструкцию, построенную во внутреннем мире человека. Каким, с этой точки зрения, предстает мир, хорошо описал Т. Кун. Позволю себе на этот счет длинную выписку:

«Ни один язык, ограничивающийся подобным описанием мира, известного исчерпывающе и заранее, не может дать нейтрального и объективного описания “данного”. Философские исследования к тому же не дают даже намека на то, каким должен быть язык, спо­собный на что-либо подобное.

В такой ситуации мы по крайней мере можем предположить, что ученые правы в принципе, как и на практике, когда истолковывают кислород и маятники (а возможно, также атомы и электроны) как фундаментальные ингредиенты их непосредственного опыта. В ре­зультате мир ученого, представляющий собой воплощенный в пара­дигме опыт расы, культурной группы и, наконец, профессии, должен быть заполнен планетами и маятниками, конденсаторами, сложными рудами и другими подобными объектами. В сравнении с этими объек­тами восприятия чтение показаний стрелки измерительного прибора и изображения на сетчатке глаза являются тщательно разработанны­ми конструкциями, к которым опыт имеет непосредственное отноше­ние только тогда, когда ученый для специальных целей своего иссле­дования приспосабливает что-то так, как оно должно быть в том или другом случае. Не следует полагать, что когда ученый наблюдает за качающимся камнем, то единственное, что он видит, так это маятник. (Мы уже отмечали, что члены иного научного сообщества могли ви­деть сдерживаемое падение.) Однако следует полагать, что ученый, смотрящий на качающийся камень, может не иметь опыта, который в принципе более элементарен, чем восприятие колебания маятника. Другая возможность состоит не в некотором гипотетически “закре­пленном” восприятии, а в восприятии с помощью другой парадигмы, которая что-то дополняет к восприятию качающегося камня.

Все это может выглядеть более обоснованным, если мы снова вспомним, что ни ученый, ни дилетант не приучены видеть мир по частям или пункт за пунктом. Исключая случаи, когда все концепту­