Раздел I. Методологическая рефлексия над наукой: функции и структура

терминов теории познания, как «отражение» или даже «копирова­ние». Именно в «выходе знания из себя» заключается положитель­ный эпистемологический смысл этих философских метафор, а от­нюдь не в онтологизирующих их, зачастую довольно примитивных трактовках.

Не могу не дополнить последнее замечание. Сегодня в адрес теории отражения, сводившей все содержание духовной жизни человека к «презентации» объективной реальности, произносит­ся столько гневных филиппик, что за всеми этими упреками как-то упускается из виду одно простое обстоятельство: знание по самой своей сути определяет себя как феномен вторичный. И теория от­ражения, даже в том виде, как ее сформулировал В. И. Ленин, есть лишь один из возможных вариантов осознания соответствующих характеристик знания. Вариант этот весьма уязвим с точки зрения современной эпистемологии¹⁶, но тем не менее конституирующую характеристику знания схватывает зачастую лучше, чем многие нынешние «продвинутые» концепции. Аналогичным образом рас­суждает Ч. С. Пирс, далеко не сторонник «теории отражения»: «Для того чтобы разрешить наши сомнения, необходимо, следователь­но, найти метод, в соответствии с которым наши верования были бы определены не чем-то человеческим, но некоторым внешним постоянным фактором, чем-то таким, на что наше мышление не оказывает никакого воздействия (но что, в свою очередь, обнару­живает тенденцию оказывать влияние на мысль; иными словами, чем-то реальным)»¹⁷. Знание есть всегда указание на нечто, суще­ствующее принципиально иным образом, чем знание, но тем не менее, так или иначе познанное, в знании представленное... Если этого указания нет — нет и знания. Другой вопрос, как это указание трактуется, как это иное существование, на которое указывает зна­ние, понимать. На эти вопросы и пытается ответить эпистемология и философско-методологическая рефлексия над наукой.

Моя собственная эпистемологическая позиция в этом вопро­се близка к «научному реализму». Подчеркну — близка, а не со­впадает. Тем не менее, как и научные реалисты (Дж. Дж. Смарт, И. Ниинилуото, С. Псиллос и др.), я полагаю, что научные терми­ны, даже в том случае, когда они указывают на непосредственно не наблюдаемые, непосредственно не воспринимаемые нами сущно­

¹⁶ Анализ и критическую оценку теории отражения см.: Лекторский В. А. Теория по­знания // Новая философская энциклопедия. В 4 т. Т. 3. М., 2001. С. 178—180; Лектор­ский В. А. Эпистемология классическая и неклассическая. М., 2001. С. 151—154.

17 Пирс ч. С. Закрепление верования // Вопросы философии. 1996. № 12. С. 113.

45

сти, все же имеют референцию, т. е. обозначают нечто реальное, существующее независимо от знания. И потому, между прочим, на­учные теории могут оцениваться на истинность¹⁸. При этом мне как неизменному стороннику деятельностного подхода наиболее близ­ка позиция Дж. Гибсона¹⁹ в интерпретации В. А. Лекторского: «По­знание с этой точки зрения — это не что-то, происходящее “внутри” познающего существа, а динамический процесс, в котором психи­ка, тело познающего существа и окружающий реальный мир — это лишь три аспекта некоей единой деятельности. Идущее от Декарта резкое противостояние “внутреннего” и “внешнего” снимается. По­знание со всеми своими конструкциями имеет дело с реальностью. Вместе с тем познающее существо “вырезает” из реальности имен­но то, что соотносимо с его деятельностью»²⁰.

Помимо всего прочего, трактовка знания как отображения йодчеркивает тот факт, что знание есть отношение. Дан ли в зна- !ии объект или задан, но так или иначе объект познания знани- ём пред-полагается, и знание с ним как-то соотносится. Этим знание отличается от некоторых схожих, но иных форм духовной кКтивности. Для знания как когнитивного феномена данная ха­рактеристика является специфицирующей. Его стержневой пара- ЙЬтр — истинность — как раз и есть прямое выражение того типа бтносительности, который конституирует знание. Это обстоятель­ство, между прочим, очень ясно фиксирует семантическая теория истины А. Тарского²¹. Его концепция истины потому и называется семантической, что описывает отношения, существующие между Сражениями языка и объектами, на которые эти выражения ука­чивают. При этом сам А. Тарский имел в виду классическую (кор- $ёспондентную) аристотелевскую позицию, суть которой в том, что истина предложения состоит в его согласии (или соответствии)

'

¹⁸ Smart J. J. С. Philosophy and Scientific Realism. London: RKP, 1963; Psillos S. Scien­tific Realism: How Science Tracks Truth. London: Routledge, 1999; Niiniluoto I. Critical Scientific Realism. Oxford: Clarendon Press, 1999. — В отечественной литературе ана­лиз научного реализма см.: Макеева Л. Б. Научный реализм и проблема истины // Й^тория философии. N9 13. М., 2008; Научный реализм и проблемы эволюции Йаучного знания. М., 1984.

с 1ибсонДж. Экологическая теория зрительного восприятия. М., 1988.

® Лекторский В. А. Дискуссия антиреализма и реализма в современной эпистемо­логии // Познание, понимание, конструирование. М., 2008. С. 25.

*1'Tarski A. The Semantic Conception of Truth and the Foundations of Semantics // Phi­losophy and Phenomenology Research. V. 4 (1944). Русский перевод этих работ см. в ^н.: Философия и логика Львовско-Варшавской школы. М., 1999; Аналитическая Философия: становление и развитие (антология) (ред. А. Ф. Грязнов). М., 1998.