Раздел III. Псевдонаука вчера и сегодня

образом непосредственно наносит гносеологической стороне подлин­ной научно-познавательной деятельности. Ведь на самом деле мало на кого из реально работающих сегодня ученых могут произвести серьез­ное впечатление (и в идейно-содержательном, и в методологическом плане), скажем, биофизические и математические конструкции, лежа­щие в основе гороскопа, или, например, методика социологического опроса, лежащая в основе рейтинга «раскручиваемого» политика. Ис­тинную цену всему этому ученые в рамках своей компетенции хорошо знают. Правда, оговорюсь: я имею в виду влияние, которое эти псев­донаучные конструкции оказывают на соответствующую профессио­нальную деятельность ученых, а не персональные увлечения. Впрочем, в любом случае отвлекаемый от науки интеллектуальный ресурс не столь уж велик (а иногда такого рода увлечения могут быть даже и по­лезными для индивидуального научного творчества: когда б мы знали, из какого сора растут научные идеи...).

Значительно большего внимания заслуживает ущерб, который псевдонаука наносит общественному, социальному статусу нау­ки — социальной репутации науки и авторитету научного познания в обществе. Но и здесь, чтобы добраться до истоков действитель­но серьезной проблематики, очевидно, необходимы уточнения. Плохо, конечно, когда обществу под видом научных знаний пред­лагаются представления, к науке отношения не имеющие. Но надо признать, что ничего необычайного в этой ситуации нет, как нет в ней никакой особой философской глубины. С тех пор как наука стала делом социально признанным, ее именем пользуются дале­ко не только ученые, а за последствия этого пользования зачастую приходится расплачиваться и подлинной науке. К тому же надо признать, что псевдоученые превозносят возможности науки зна­чительно громче и убедительнее, чем ученые. И если в этой ситуа­ции есть сегодня нечто привлекающее внимание, то заключается это нечто, пожалуй, лишь в следующем: как бы ни возмущалась се­годня подлинная наука, как бы громко ни предупреждала общество по поводу псевдонаучности тех или иных конструкций, современ­ное общество отнюдь не склонно принимать такого рода предупре­ждения как руководство к прямому действию. У общества явно об­наружился свой собственный взгляд на этот счет, и считается оно с научными оценками псевдознания только в той мере, в какой оно само считает эти оценки уместными. Вот такой поворот темы, как мне представляется, и приближает нас к действительному источни­ку беспокойства по поводу нынешнего бума псевдонаук, а тем са­мым к реальной проблеме идентификации науки и ее демаркации, имеющей также и философское измерение.

339

Примерно три последних столетия, вплоть до последней трети XX в., общественное доверие к результатам научно-познавательной деятельности и солидарность общества с ней нарастали, крепли, утверждались, а наука, так сказать, естественным путем вытесняла из общественного сознания псевдознание в его различных формах. Конечно, реальность всегда была много сложнее идеологизирован­ных схем, но когда в конечном счете наука выносила свой вердикт относительно тех или иных псевдознаний, общество (цивилизо­ванное, образованное) в целом полагалось на науку и разделяло ее оценки. Ибо доверие общества к науке основывалось не только на весьма убедительных и постоянно повторяемых демонстрациях ре­альной, практической мощи науки, ее практической эффективно­сти, но и на ее культурном авторитете. Наука приносит истинное знание о мире. Вот здесь, надо полагать, и произошел «сбой» в ра­боте механизмов, поддерживающих социокультурный статус науки. Общество и сегодня не отказывается от науки и даже не спорит с наукой, а тем более с ее результатами. Но истинность этих резуль­татов, кажется, перестает волновать и саму науку как социальный институт. Истинность научного знания о мире как бы отступает на задний план, главным в результатах науки становится возможность их практического приложения, их эффективность. Это существен­но меняет положение дел. Общество и теперь широко использует результаты науки и в масштабных проектах, и в быту. Но общество также широко и открыто, не стесняясь обвинений в обскурантиз­ме, использует в своей повседневной практической жизни (Митте­ран пользовался услугами мадемуазель Тесье — приватного астро­лога², но никто его особенно за это не осуждал) рекомендации псевдонаук. И, между прочим, в сфере повседневной практики, псевдознание зачастую оказывается даже эффективнее научного знания — смотря по тому, какие, собственно, практические цели преследуются и в каких конкретных контекстах это происходит.

Не то чтобы науке сегодня перестали доверять, нет, ее авторитет и сегодня достаточно высок. Но это доверие скорее к ее технологи­ческим приложениям, нежели к разоблачениям и, так сказать, обще­культурному смыслу приносимых ею идей. Общество теперь пере­стало солидаризироваться с отношением науки ко всяким псевдо- и лженаучным построениям, полагая это внутренним делом самой на­уки, делом, не имеющим прямого отношения даже к ее практиче­ски значимым приложениям. В сфере этих приложений общество теперь, так сказать, на состязательной основе, по ситуации решает,

² См.: Де Либера А. Средневековое мышление. М., 2004. С. 210.