Раздел III. Псевдонаука вчера и сегодня

петенцию церкви — вопросы веры и компетенцию государя (свет­ской власти). И опирается он здесь не только на печальный опыт костров и пыток. Через все его зрелые работы проходит мысль о необходимости различать вопросы религиозные и вопросы госу­дарственные, мысль, инициированная в значительной мере опы­том европейских религиозных войн и вытекающая из принятой им идеи естественного права. Он не считает еретичество преступле­нием, достойным наказания со стороны государства, и не считает, что у государей есть право судить еретиков. Тем самым он выходит за рамки соответствующих идеологических установок и в вопросе о преступлениях магии и фактически снимает задачу рационализа­ции этих установок в рассмотрении природы колдовства.

Непредвзятый рациональный анализ процессов над ведьмами позволил Томазиусу констатировать правовую ущербность этих процессов. Тогда как, так сказать, в «нормальных» процессах име­ется факт объективного правонарушения и именно его наличие определяет решения судьи, в процессах над колдунами именно судья вынужден определять само наличие факта правонарушения. Кроме того, Томазиусу удалось вернуть в анализ колдовства исто­рический взгляд на его природу. Все это имело самые непосред­ственные практические последствия. Работы Томазиуса повлияли на Фридриха Великого, и из прусского законодательства в конеч­ном счете был изъят закон о еретиках и колдовстве.

Для нас, однако, важна не столько практическая, сколько мето­дологическая сторона вопроса. По работам Томазиуса можно уви­деть, как тонка грань между разумом, пытающимся понять, каким является мир как он есть, и разумом, обслуживающим прочие ин­тересы и цели. Критика самого Томазиуса, между прочим, направ­лена против католической церкви с точки зрения церкви проте­стантской, но это не должно вводить нас в заблуждение. В данном случае это не более чем только форма. Исследователи протоколов судебных процессов над ведьмами всегда отмечали почти полное отсутствие местной и конфессиональной специфики. То, что отста­ивает Томазиус, есть, по сути, попытка отнестись к ведовству как к феномену, который должен быть свободно и непредвзято рассмо­трен Разумом и понят как он есть. Оттого его рассуждения о кол­довстве более всего близки к объективному знанию об этом фено­мене. И в данном обстоятельстве заключается, быть может, самое важное для оценки становления научной рациональности той эпо­хи в контексте сегодняшнего обращения к дискуссиям XVI—XVII столетий о ведовстве.

_Р

ано или поздно пути науки и псевдонауки расходились, и расходились они, как я полагаю, прежде всего по степени ориентированности на немедленную прагматическую при- ложимость своих результатов. Наука вырывалась из непо- средственных нужд повседневности и обретала автоном-

ность (между прочим, опираясь на религиозное мировоззрение). Магико-прагматическая составляющая освоения мира от конкрет- ных задач повседневности оторваться, естественно, не могла и в этом качестве застывала в культуре. Считается, что случалось это расхождение перспектив науки и псевдонауки исключительно бла- годаря усилиям науки, избавлявшейся от элементов псевдознания и сознательно вырабатывавшей собственные научные формы по- стижения мира. Так этот процесс представляется с точки зрения утвердившейся позднее науки. Однако в действительности, пола- гаю, процесс развода был обоюдным. Более того, есть основания считать, что инициатором этого развода, по крайней мере на его первых стадиях (XIII—XIV вв.), выступала как раз псевдонаука. На- растающие элементы научности просто мешали эффективному ис- пользованию псевдонаучных конструкций в их прагматических (от некромантических до алхимических) приложениях.

Так, например, складывались отношения астрологии и астро­номии. Хотя в астрологии и кумулировались объективные, т. е. собственно астрономические, результаты наблюдений за «звез­дами», интересы астролбгов располагались все же в сфере астро­логической практики, и| соответственно, то, что мы сегодня мог­ли бы назвать собственно научным элементом астрологии, всегда было довольно жестко подчинено составлению астрологических прогнозов. Интерес астрологии к Звездам всегда был целиком и полностью на Земле, и в движениях небесных тел астрологи виде­ли исключительно земные смыслы. Так что объективное знание о «звездах», отлагавшееся в астрологии, в конечном счете всегда