Раздел III. Псевдонаука вчера и сегодня

Попытки рационального исследования даже такого рода зыб­ких предметов, каковыми, очевидно, являются демоны, приводи­ли к их, так сказать, натурализации, к выявлению отдельных свя­зей естественной причинности в структурах колдовских практик. Правда, происходило это главным образом уже в рамках интереса к магии как интеллекгуализированной форме колдовства, посколь­ку магия была схожа или переплеталась, а иногда прямо являлась формой реальной деятельности (медицинской, например, особен­но фармакологии, некоторых видов сложных технологий и пр.). Экспериментально-поисковые усилия в рамках такого рода ви­дов деятельности чаще всего принимали тогда форму магии. Надо сказать, что и вообще колдовская (магическая в широком смысле) деятельность всегда и в весьма значительной мере была ориентиро­вана на хозяйственное воздействие на природу.

«Для того чтобы наступило новолуние, следовало “помочь луне восстановить ее сияние”, и с этой целью устраивались сборища и со­вершались магические обряды. При затмении луны испуганные люди старались “защитить себя” криками и колдовством. <...> “Нечестивые люди” — свинопасы, пахари, охотники — распевая дьявольские пес­нопения над хлебом, травами или какими-то узлами, очевидно с ма­гическими формулами, и затем разбрасывая их на перекрестках двух или трех дорог, избавляют своих животных и собак от моровой язвы или другой напасти, а чужих губят. <...> Подобно этому, крестьянки при помощи наговоров лишают соседей молока и меда: они “пере­манивают” изобилие к своим коровам и пчелам и словами, взглядом или иным способом вызывают порчу чужого приплода домашней птицы, свиней и других животных»⁶. В средневековых источниках также описываются «магические заклинания и действия женщин над ткацкими станками и тканями, которые, очевидно, должны были спо­собствовать их работе»⁷. Причем, как отмечает А. Я. Гуревич, «соз­дается впечатление, что в эпоху неразвитости техники и безразличия к ней магия представляет собой своеобразный ее субститут»⁸.

В подобных ситуациях, а именно такой и была ситуация на про­тяжении практически всего Средневековья, на уровне хозяйствен­ной магии плотнейшим образом переплетались, с одной стороны, присутствующее в магической практике обращение к естествен­

⁶ Гуревич А. Я. Проблемы средневековой народной культуры. М., 1981. С. 138, 140.

⁷ Там же. С. 140.

⁸ Там же. С. 141.

325

ным причинам и, с другой — составляющие самую суть магии ритуально-символические попытки ~ непосредственного воздей- ствия на природу. Интеллектуализация магии означала фактически усиление внутри нее интереса к естественной причинности, что не могло не привести к конфликту с установками, порождавшими и обосновывающими ведьмоманию. В рамках нашей дискуссии по­зицию интеллекгуализированной магии с поразительной для того времени откровенностью занял Иоганн Вейер.

Однако прежде чем мы попытаемся определить суть позиции Вей- ера, следует отметить одно важное в данном случае обстоятельство. В основе интеллектуализации магии лежали идеи неоплатонизма (боль­шинство великих гуманистов Ренессанса были неоплатониками, т. е. считали, что магическое действие не может осуществляться без помо­щи естественных средств). Неоплатонизм служил в данном случае ми­ровоззренческой базой д ля фактического осуществления естественно­научных установок — в отличие от аристотелизма, который настаивал на чисто духовных основаниях магии и тем самым способствовал распространению в схоластических кругах веры в ведовство. Таким образом, интеллектуализация магии превращала ее в исторической перспективе в форму становления естествознания, причем масштабы этого процесса позволяют даже говорить о соответствующем этапе в становлении научного познания. Но не следует забывать при этом, что для формирующейся науки такая форма была, вообще говоря, чужой, способствовавшей сохранению налета сакральности на обретенных в ее рамках элементах действительного знания о природе (алхимия, астрология и пр.) и, что, пожалуй, еще важнее, этот налет сакрально­сти присутствовал и в самосознании ученых той эпохи, в понимании ими специфики собственной деятельности, особенно там, где эта дея­тельность носила прикладной характер.

Большинство великих гуманистов той эпохи считали себя в сво­их интеллектуализированных практиках именно магами, т. е. прак­тикующими особые формы колдовства. И, по крайней мере внутри этих ориентированных на практику дискуссий, превалирующими для них оказывались как раз элементы сакрального самосознания, фактически стирающие различие аристотелизма и неоплатонизма. Распространение ведьмомании не только не тормозилось неопла- тонистскими установками интеллектуальной элиты Ренессанса, но более того, вполне согласовывалось с подъемом ренессансной магии. Тонкие теоретические различия аристотелизма и неоплато­низма терялись в бурлящем котле кризисного сознания той эпохи, как только соприкасались с реальной жизнью. Инквизиторы таких различий просто не замечали — как, впрочем, и их жертвы.