Раздел III. Псевдонаука вчера и сегодня

сматриваются как наивный кумулятивизм. Подчеркну — любые! В результате направленность конкретных познавательных усилий ученых теряет внутреннюю определенность, и, соответственно, те­ряют всякий смысл и попытки различать науку и псевдонауку с по­мощью формальных методологических норм. Ведь, повторю, само по себе нарушение этих норм в той или иной системе представле­ний о мире, вне контекста познавательного использования данной системы, ни о чем не говорит — познавательный статус их наруше­ния в каждой научной системе, программе, парадигме оценивается по-своему. В том числе и в парадигмах очевидно псевдонаучных.

Отчасти такого рода выводы — продукт усилий современ­ной философии науки. Однако самое тревожное в данной си­туации, на мой взгляд, заключается в том, что провозглашаемый (уже на протяжении полувека) постпозитивистской философи­ей науки отказ от идеи возрастания знания как основной цели научно-познавательной деятельности отнюдь не вызывает бурную ответную реакцию со стороны самих ученых. Ничего подобного ре­акции, которую можно было бы легко себе представить со стороны науки, скажем, XIX — середины XX вв., сегодня не обнаруживает­ся. Примерно такого же рода сдержанность со стороны науки мож­но наблюдать и по поводу нынешнего подъема псевдонауки. Вот это обстоятельство и представляет для меня наибольший интерес.

В ходе конкретной научной работы отличия псевдонауки от подлинной науки выявляются при обязательном непосредствен­ном включении фрагментов псевдознания в контекст научно­познавательной деятельности. По мере рабочего соотнесения этих фрагментов со сложившимся массивом научного знания и утвер­дившимися методологическими основаниями «подлинных» наук обнаруживаются и оцениваются те или иные нарушения требова­ний научности. Если «нарушитель» не может предъявить когни­тивные результаты, хотя бы как-то оправдывающие отклонения от методологических норм, то у научного сообщества появляются основания утверждать, что действовал он на самом деле не ради объективного познания мира, но с какими-то иными целями, и что, скорее всего, ради обслуживания этих непознавательных це­лей он и нарушал требования и нормы научного разума.

Как я уже отмечал, примерно до середины XX столетия в ка­честве общей причины имитаций науки научная критика псев­донауки указывала, с одной стороны, на заурядное невежество, а с другой — на незаурядное шарлатанство, т. е. указывала на мо­тивы главным образом личностно-психологические, иногда — социально-психологические, но никак не эпистемологически зна­

311

чимые. Видимо, по этой причине верь критический пафос ученых сводился, как правило, к бурным и резким этическим оценкам псевдоученых. И по той же причине в поле критического взгляда науки попадали обычно лишь отдельные, особо вызывающие по­строения тех или иных псевдонаук. Однако пик успешности та­кого рода критики псевдонауки силами самой науки приходится лишь на XIX в. Сегодня подобная критика весьма редко бывает эффективной. Распознать псевдонауку в сфере своей компетен­ции ученые могут довольно успешно и сейчас, но ныне, сколь бы радикальной, справедливой и убедительной в каждом конкретном случае их оценка ни была, она отнюдь не приводит к исчезнове­нию этой псевдонауки даже из области их научной компетенции, не говоря уж о более широком научном и околонаучном контексте. Традиционная научная критика приводит всякий раз лишь к об­новлению псевдонаук, которые, обновившись, остаются столь же беспросветно псевдонаучными, но все-таки остаются. Борьба нау­ки с псевдонаукой все более и более напоминает бой с собственной тенью. Причем, подчеркну особо, если прежде, еще в позапрошлом столетии, критические акции науки давали довольно продолжи­тельные результаты (т. е. хотя бы на время подавлялись астрология, алхимия, френология и пр.), то уже в начале XX столетия процессы регенерации псевдонаук резко ускорились. Что же касается совре­менных псевдонаук, то они, как правило, обновляются практиче­ски немедленно, демонстрируя поразительную готовность «учесть все справедливые замечания», касающиеся любых частных методо­логических нарушений. Они не упорствуют, более того охотно и с благодарностью отказываются от «неверных и устаревших» пред­ставлений, даже если эти представления составляют девять десятых их содержания. Но при этом они очень быстро восполняют свои содержательные потери, заимствуя (чаще всего именно у наук, кри­тикующих эти представления) новейшие научные подходы и идеи.

Так, например, в свое время, не без критики со стороны физио­логов и психологов, была практически уничтожена френология — «наука о связи психических свойств человека и строения поверх­ности его черепа». Взамен, однако (можно бы сказать, на том же самом месте), теперь стали появляться «научно обоснованные и экспериментально апробированные» тесты, оценивающие пси­хические характеристики человека по его внешним параметрам, в частности, с помощью этих тестов мы можем судить об интеллек­туальных способностях человека по тому, выше или ниже глаз рас­положены у него уши. И все это — со ссылками на работы генети­