Раздел II. Прикладная наука как эпистемологический феномен

ментах научности или ненаучности, присутствующих в этих тек­стах. Только поставить, ибо решение этого вопроса — прерогатива научно-познавательной практики в целом, лишь моментом кото­рой является философско-методологическая рефлексия над нау­кой. Вот почему при обсуждении методологических проблем науки не следует ограничиваться простым указанием на некую разновид­ность социокультурной практики, якобы гарантирующую позна­нию четкую демаркацию научного и ненаучного. Такого рода ука­зания методологически малоэффективны и чреваты размыванием собственно методологических параметров данной дисциплины.

В самом начале своей статьи Ф. Р. Филатов заявил: «На мой взгляд, важная теоретико-методологическая задача состоит в том, чтобы вы­делить и подвергнуть анализу утопические черты, присущие самому психоаналитическому способу мышления. На этих страницах я хочу показать, как ключевые положения фрейдовского учения, не утра­чивая научной и исторической ценности, приобретают форму ирра­циональных убеждений и утопических конструкций при отсутствии критической установки по отношению к ним и при игнорировании того социокультурного контекста, в котором они используются»⁸. По поводу методологической апелляции Ф. Р. Филатова к социокультур­ному контексту я уже высказался. Но, будучи читателем заинтересо­ванным, я надеялся все же, что найду в статье также и конкретный методологический анализ психоаналитических концепций, демон­стрирующий, как в этих концепциях нарушаются общепринятые стандарты научности, каким образом эти нарушения, при отсутствии рефлексивного контроля, открывают возможность для деформации «ключевых положений психоаналитического учения», а внешние со­циокультурные факторы превращают эту возможность в печальную действительность. Для философии науки такого рода реконструк­ции представляют значительный интерес. Однако методологическо­го анализа психоаналитических концепций я в статье Ф. Р. Филатова не нашел. Зато обнаружил любопытный ход, с помощью которого он переводит вопрос о научности психоанализа из методологического в социокультурный план, чем и достигает реализации своих демарка­ционных целей (а затем, уже без оглядки на методологию, получает возможность достаточно свободно давать квазиметодологические со­циальные, нравственные или психологические оценки прошлого и будущего психоанализа). Этот прием можно бы назвать персонализа­цией методологических требований и стандартов научности.

⁸ Филатов Ф. Р. Классический психоанализ сегодня: превратности метода и «ло­

вушки метаязыка» // Психоаналитический вестник. 2006. № 15. С. 221.

249

Вот, скажем, Ф. Р. Филатов упрекает Фрейда за «игнорирование или подавление научных альтернатив»: «Защищая свое учение от любых искажений и превратных толкований, уклоняясь от откры­той и плодотворной дискуссии, 3. Фрейд вывел классический пси­хоанализ за пределы того диалогического (полифонического) поля, в котором происходит встреча и столкновение научных альтернатив и где только и возможно продуктивное развитие конкретной науки»⁹. В данном случае обращенный к Фрейду упрек имеет вполне конкрет­ный методологический смысл. Поясняя свою позицию, Ф. Р. Филатов излагает известную методологическую идею Карла Поппера: «...при рассмотрении конкретной теории или концепции не подвергать ее критике (с идеологических и концептуальных позиций другой, “бо­лее адекватной” системы объяснений), но отыскать максимальное число альтернативных ей и обоснованных интерпретаций и под­ходов. Столкновение научных альтернатив позволяет установить границы корректного применения рассматриваемых концепций и выявить их неизбежные “дефекты”, превратности метода, необо­снованные экстраполяции и т. д. В каком-то смысле это один из ре­цептов, позволяющих предотвратить перерастание научной теории в миф, догмат веры или в идеологию, средство против мифологизации учения и онтологизации его концептов, противоядие, необходимое любому научному дискурсу, принимающему форму мировоззренче­ской системы»¹⁰. Фрейд же это методологическое требование нару­шал, поскольку, как известно, не проявлял склонности рассматри­вать альтернативные гипотезы и не желал дискутировать. Он всегда упорно настаивал на своих гипотезах и всячески, зачастую весьма некорректно, возражал оппонентам. Что, по мнению Ф. Р. Филатова, и привело к трансформации психоанализа в «то самое» (в утопию, в миф, в идеологию, в спектакль, в ритуал и пр.), от чего должен был бы его уберечь «метод альтернатив».

Что ж, положим, так не должен был вести себя идеальный уче­ный. Но ведь были же и другие психоаналитики, были же альтер­нативные гипотезы в психоанализе. И в этом общем контексте динамики психоаналитических исследований личные черты ха­рактера Фрейда теряли свое роковое значение (конечно, не для Фрейда лично и его биографов, а для психоанализа), поскольку психоанализ — наука. Соответственно, характер Фрейда оказы­вается малоинтересным и для методологии науки. «Идеальный ученый» — результат методологической идеализации науки как

⁹ Там же. С. 242.

¹⁰ Там же. С. 243.