Раздел II. Прикладная наука как эпистемологический феномен

Ф. Р. Филатов смешивает. «Не создают ли современные аналити­ки, — пишет он, — “видимость” эффективного метода и сильной гно­сеологической традиции, воспроизводя сформулированные почти сто лет назад правила и принципы в качественно новых социокультурных условиях, в которых они попросту перестают работать? Быть может, терапевтический эффект достигается теперь уже иными способами, а “верность учению и методологии” есть всего лишь выражение по­требности профессионалов в определенной научной идентичности или групповой принадлежности?»⁷. Так что если психоаналитики су­меют преодолеть эту групповую слепоту и примут, наконец, во внима­ние новую, указанную Ф. Р. Филатовым социокультурную среду с ее запросами, то подлинные открытия Фрейда обретут импульс к даль­нейшему развитию. А нет, значит — нет. Как отмечалось выше, такой средой, по Ф. Р. Филатову, является клиническая практика. Пусть так, но все же, почему? С методологической точки зрения — почему?

Как и во всех гуманитарных науках, элементы психоаналитиче­ского знания вплетены в практическую гуманитарную реальность, а она всегда исторична, изменчива. И, конечно же, нельзя отрицать, что психоанализ в определенной мере и сегодня ориентирован ре­ликтовым социокультурным контекстом. Контекстом, по сути, теперь уже не существующим, теперь уже не имеющим места, уте­рявшим свое место, и потому — ставшим утопией и порождающим утопию. Но при этом надо быть еще и последовательно историчным. Ф. Р. Филатов совершенно прав, когда настоятельно подчеркивает социокультурную контекстуальность фрейдовского психоанализа, его обращенность к вполне конкретной социокультурной среде, лишь для которой экскурсы Фрейда казались убедительными и слу­жили предпосылкой эффективности соответствующих психотера­певтических практик. Сегодня уже мало кто приходит в восторг от культурологических экскурсов Фрейда. Но при этом не следует за­бывать об исторической относительности любого социокультурно­го контекста, в том числе и того, который предлагается Ф. Р. Фила­товым, — клинической практики. Хорошо бы критически оценить методологические принципы функционирования психоанализа в ее рамках, критически оценить статус элементов знания, привлекае­мых из фундаментальных наук (естественных, социальных, гумани­тарных — от физиологии до филологии) для построения психоана­литических моделей, кладущихся в основу анализа и психической терапии. В противном случае мы просто получим новую утопию, ко-

⁷ Филатов Ф. Р. Классический психоанализ сегодня: превратности метода и «ло­

вушки метаязыка» // Психоаналитический вестник. 2006. № 15. С. 231.

247

торая, надо полагать, тут же и начнет деформировать доставшиеся ей элементы научного знания, порождая, быть может, нечто куда более худшее, чем наивная сексуальная утопия буржуазной Вены.

Конечно же, нельзя не признать: научные перспективы психо­анализа предполагают перманентную критическую ревизию его со­держания по мере смены ориентиров, в том числе и социокультур­ных. Однако, во-первых, это замечание можно отнести к любому претендующему на научность идейному образованию. А во-вторых, его следует сразу же уравновесить: критическая ревизия и смена ориентиров в науке — это форма также и сохранения ее содержа­ния. Между прочим, из этого моего тривиального дополнения сле­дует далеко не общепризнанный, если судить по статье Ф. Р. Фила­това, методологический вывод: в любом случае очищение науки от ненаучного — дело сложное, требующее не пафоса, а анализа, при­том конкретного. Никаких простых универсальных критериев (типа погружения исследования в клиническую практику) здесь нет.

Поясняя это утверждение о конкретности методологических оценок, можно, например, привести массу конкретных случаев из истории науки, демонстрирующих когнитивную амбивалентность внешних социокультурных установок, когда, скажем, упорная не­чувствительность к критике оборачивалась научным открытием, а последовательная чувствительность — заблуждением. И в этой связи можно поставить вопрос: почему, если Ф. Р. Филатов прав в критике ортодоксального психоанализа, именно психоанали­зу так не везло до сих пор с социокультурным контекстом? Поче­му психоаналитики так легко поддавались внешним соблазнам, а не ограничивались клиникой? Почему они уже столетие упор­но трансформируют внешние влияния в антинаучные факторы и превращают психоанализ в миф? В других же областях научного познания бывало по-разному. Может быть, психоанализу изна­чально присущ какой-то внутренний методологический дефект? Или у него есть когнитивные особенности, которые следовало бы прояснить? Или Ф. Р. Филатов не совсем, скажем так, прав в сво­ей критике? Очевидно, чтобы ответить на эти вопросы, необхо­дима логико-методологическая и философско-методологическая реконструкция реальных психоаналитических текстов, необходим их методологический анализ, на базе которого мы можем выявить (как результат анализа!) эпистемологические, социальные, куль­турные и (в десятую очередь) личностные (психологические) пред­посылки, действительно положенные в основание этих текстов. А затем, и опять-таки лишь опираясь на эти результаты методо­логического исследования, мы сможем поставить вопрос об эле-