191

ет здесь лишь в качестве побочного продукта поиска этих решений. И поскольку знание, полученное в рамках прикладных исследова­ний, не рассматривается в прикладной науке в качестве плацдарма для дальнейшего проникновения в еще не познанные области мира, но фиксируется прежде всего как средство решения локальной прак­тической задачи, то знание это зачастую предстает в формах, не пред­полагающих его дальнейшее прямое познавательное использование (например, формулируется в виде инструкции или технологического рецепта). Кроме того, в планировании и экспертной оценке полу­ченных в прикладной науке результатов резко возрастает роль явного или неявного заказчика, не имеющего прямого отношения к научно­познавательной деятельности; а полученное знание, как правило, оказывается собственностью заказчика, который чаще всего вообще изымает его из свободного научного оборота. Впрочем, и субъектом прикладного познания сегодня по большей части оказывается имен­но организация (институт), с вытекающими отсюда социальными, прагматическими, а также эпистемологическими последствиями.

Все эти различия сами по себе отнюдь не исключают сочетания, взаимодействия и даже взаимопроникновения элементов фундамен­тального и прикладного в повседневной познавательной деятель­ности как отдельного ученого, так и научного сообщества в целом. Однако сегодня имеются весьма серьезные социально-культурные предпосылки для их дальнейшего обособления. Как известно, в Но­вое время в сферу внутренней мотивации научно-познавательной деятельности органично вошел конкретный практический интерес, так что исследования даже в весьма абстрактных областях науки ста­ли выступать зачастую в виде поиска решения конкретных практико­прагматических задач. Можно и сегодня указать на многочисленные примеры того, как прикладное исследование прямо «оборачивается» фундаментальным достижением, а фундаментальное — прикладным результатом. Поэтому и сегодня еще имеет основания традицион­ная точка зрения на фундаментальное и прикладное, согласно ко­торой «собственно исследовательский процесс — получение нового знания как основа научной профессии — в обоих типах исследова­ния протекает одинаково»¹. Однако определяющими в современной науке являются тенденции иного рода. Экономико-технологические и социальные параметры современной науки таковы, что развивать­ся она может, лишь включаясь в решение конкретных экономико­производственных задач. Экономика же мотивирует, прежде всего,

1 Мирский 9. М. Фундаментальные и прикладные исследования // Новая фило­софская энциклопедия. В 4 т. Т. 4. М., 2001. С. 281.

Раздел II. Прикладная наука как эпистемологический феномен

рост исследований, прямо ориентированных на прикладное (военное, промышленное, медицинское и пр.) использование их результатов, что как раз и ведет к размежеванию в науке двух относительно само­стоятельных типов научно-познавательной деятельности, каждый из которых, подчеркну, не способен существовать без другого, но тем не менее вынуждается структурно фиксировать свои отличия.

В прикладных науках (applied sciences, engineering sciences) ис­следование, как правило, начинается с построения (на основе име­ющейся системы научных знаний о мире — basic research) общей модели ситуации, требующей практического вмешательства. Но дальнейшее исследование сводится, по сути дела, к подбору фак­торов, необходимых для решения данной практической задачи. При этом решение конкретной практической задачи, как правило, предполагает учет факторов и параметров весьма различной при­роды (например, одновременно — и физических, и биологических, и социально-экономических), так что прикладное исследование в своей собственно прикладной части предстает как обращение к различным, весьма далеким друг от друга дисциплинам, концепци­ям, методам и методикам. Инструментально эффективное знание формируется здесь за счет прямого введения частных ограничений, вполне рациональных относительно внешних прагматических це­лей, но зачастую иррациональных с точки зрения исходной науч­ной модели. Рациональное же обоснование полученного эффекта путем «вписывания» его в существующую систему знания оказыва­ется вне мотивационной структуры прикладной науки. Отсюда — принципиальная локальность инструментального знания: его фраг­ментарность и содержательная несопоставимость его фрагментов. Соответственно, методологическое самосознание обособившейся прикладной науки вращается вокруг проблематики эпистемоло­гических разрывов, релятивности, локальности, несоизмеримо­сти знания, пытаясь представить все это как познавательную нор­му. Однако такое сознание не способно противостоять процессам, трансформирующим прикладную, но тем не менее научно-позна­вательную деятельность (инженерно-технические науки) в деятель­ность, направленную исключительно на разработку технологиче­ских сведений, необходимых лишь для достижения конкретных экономико-прагматических целей (что сегодня можно наблюдать в так называемых технонауках — technoscience, technology studies).

Иной тип познавательной деятельности обосабливается сегодня в виде фундаментальной науки (fundamental science). Уже к середи­не прошлого столетия любые научные исследования, от физики до лингвистики, в рамках которых наличное знание использовалось пре­

жде всего для производства нового знаком, стали противопоставлять­ся прикладным наукам в качестве «чистой науки» (pure science). При этом явно выраженная в таком противопоставлении методологиче­ская ориентация на преемственный рост рационального знания со­четалась здесь с традиционной «редукционистской» установкой науки на преемственность внутреннюю («чистая наука» требует сведения всей совокупности попавших в поле ее зрения феноменов к фунда­ментальным, основополагающим законам и объектам). В XX столе­тии к этому пониманию фундаментальности научных исследований, фиксирующему, по сути, противоположность таких исследований методологическим установкам прикладной науки, добавляется еще и ясное понимание того обстоятельства, что чистая наука теперь может сохранить себя как самостоятельный социокультурный феномен толь­ко в качестве основания (фундамента) для прикладного исследования. И именно этот смысл термина «фундаментальный» применительно к науке становится сегодня главным, указывающим также и на ее соот­ветствующие эпистемологические особенности. В фундаментальной науке точками роста знания оказываются теперь не «традиционные» столкновения теории и опыта как таковые, но целенаправленные по­пытки рационального обобщения локальных конструкций, возни­кающих в ходе решения прикладных задач. Между прочим, это озна­чает, что именно в фундаментальной науке сохраняется и реализуется культурная мотивация научно-познавательной деятельности как тако­вой. А Проблемы взаимодействия фундаментального и прикладного в познании становятся важнейшими для определения эпистемологиче­ских и культурных перспектив современной науки.

Очевидно, процессы, столь радикально меняющие облик науки, характер и условия научно-познавательной деятельности, предъяв­ляют серьезные требования к методологии — к области профессио­нальной деятельности, призванной прояснить самосознание науки, выявить смысл ее мотивационных установок и их социокультурные и когнитивные последствия. Наука сегодня нуждается отнюдь не только в описании складывающегося в ней и вокруг нее положе­ния дел. Я полагаю, проблема соотнесения, взаимодействия, един­ства, если угодно, фундаментальных и прикладных установок в научно-познавательной деятельности требует прежде всего обраще­ния к философской составляющей методологии, акцентирующей ее культурно-исторический пласт. Предпринимавшиеся мной попытки реализации этой перспективы и возникающие в связи с этим пробле­мы как раз и образуют дальнейшее изложение. Ни на какую полноту картины этих перспектив, ни на какую окончательность я, естествен­но, не претендую. Задача, которую я перед собой здесь ставлю, —