161

ципе выйти за границы рефлексии над познанием, заданные Новым временем, и, стало быть, выйти за рамки теории познания вообще. В этом суть «радикального» разрыва с классикой эпистемологии.

Ориентированный новой радикальной неклассической тематикой, критический анализ классики позволил В. А. Лекторскому поставить вопрос о границах философской схемы, которая лежит в основе клас­сики, и тем самым о перспективах науки. Он фактически проблема- тизирует сложившийся в Новое время тип научно-познавательной деятельности. Но в отличие от подходов к этому вопросу в рамках не­классической эпистемологии он обсуждает вопрос о том, каковы на самом деле те границы и возможности, которые предоставляет для осмысления познавательного процесса концептуальная сетка субъекг- объектной трактовки познания. Считается, рассуждает В. А. Лектор­ский, что теории познания, их концептуальные контуры, сложились в Новое время ввиду становящейся опытной науки для обслужива­ния самосознания этой науки. Таков обычный взгляд на причины и обстоятельства формирования эпистемологии. Этот взгляд сводится к тому, что теории познания нужны исключительно для разработки методов науки. В. А. Лекторский этот тезис не оспаривает — да, эпи­стемология нужна для рациональной разработки методологического самосознания. Но у философии есть и собственные культурные цели, есть собственный культурный смысл, собственная культурная задача, и, пожалуй, не менее основательная, чем просто обслуживание нужд познавательной практики опытной науки. «Научная теория позна­ния, — подчеркивает он, — является особым видом рефлексии над знанием и имеет задачу выявить необходимые условия любого по­знания и выделить всеобщие познавательные нормы. Одна из важных специфических черт этой теории состоит в том, что в ней отражение характеристик реально существующего знания осуществляется в не­разрывном единстве с предписыванием определенных норм познава­тельной деятельности. Создаваемый теорией познания общий образ познания, науки сам включается в реальный ход познания и в извест­ном отношении перестраивает его»¹⁵. Именно для этих, более основа­тельных целей философия сама совершенствует себя, приводит себя в соответствие с новыми методами познания мира. «Известно, — пи­сал Лекторский в 1972 г., в том же, между прочим, сборнике, где была опубликована цитированная выше “статья трех авторов”, — что фи­лософия XVII в. выдвинула на первый план вопросы метода (Ф. Бэ­кон, Р. Декарт и др.). Это обусловлено не столько, по меньшей мере не только необходимостью дать науке определенные ориентиры ис­

15 Лекторский в. А. Субъект, объект, познание. М., 1980. С. 307.

Раздел I. Методологическая рефлексия над наукой: функции и структура

следования (отчасти путем рефлексии над наличной практикой, отча­сти в виде предвосхищения), сколько задачами перестройки именно метода философствования, стремлением привести его в соответствие с новым стилем научного мышления»¹⁶.

Такой ракурс обсуждения философско-методологической тема­тики обращает к собственным задачам философии в отношении по­знания и ее роли внутри него. И это обращение подвело В. А. Лек­торского к теоретически очень важной и сегодня весьма актуальной констатации. Он продемонстрировал, что исходной точкой появле­ния теоретического познания как феномена культуры и исходным классическим образцом эпистемологии является рефлексия над фи­лософией. Таким образом, В. А. Лекторский фактически расширяет понятие эпистемологической классики, ибо внутренняя логика раз­вертывания неклассической аргументации требует пересмотра уже не только культурного статуса науки, но теоретического мышления вообще. А это — самые основания европейской культуры. Но в от­личие от неклассического рассмотрения научно-познавательной деятельности, он превращает в проблему эпистемологии то, что не- классика (по всем правилам идеологического проецирования) пред­ставляет как раскрытую сущность и будущее науки — ее сквозную социокультурную обусловленность и историческую релятивность.

И вновь обращение к классике выступает в его работе как усло­вие деидеологизации и возможности эпистемологического анализа современной науки. С этого философско-методологического хода начинал В. А. Лекторский свою эпистемологическую биографию. Эффективность его он демонстрирует и сегодня. Ибо и сегодня для философии нет большей опасности, чем идеологизация — партий­ная, религиозная, постмодернистская или какая другая. Да, конеч­но, наука исторична и изменчива, но основания теоретического отношения к миру в европейской культуре неизменны, поскольку эта культура и сегодня остается европейской (несмотря на все «За­каты...»), т.е. возникшей в Греции где-то к VI в. до н. э. И философ­ский смысл проблем сегодняшней науки может быть понят лишь в отнесении к этим классическим основаниям.

Надо сказать, использование описанных выше мыслительных хо­дов, соотносящих новейшие течения западной философии с класси­кой в советской ситуации, в рамках догматизированного марксизма, позволяло избавиться от идеологических оценок, блокирующих само обращение к реальности, так или иначе представленной этими тече-

16 Лекторский в. А. Философия и научный метод (к истории и теории постановки во­

проса) // Философия в современном мире. Философия и наука. М., 1972. С. 181.

163

ниями. Для этого надо было увидеть_гв классике не идеологическую схему, по отношению к которой оценивалось любое из этих течений, а формулировку условий возможности исторически вполне определен­ного типа научно-познавательной деятельности в соответствующей историко-культурной среде и представить неклассику как выражение проблем, порожденных практикой познания в новых условиях, в но­вой среде. Ведь проблемность и есть признак реальности. Отмечу еще, что концептуальные каркасы такого рода исследований разрабатыва­лись, главным образом, в рамках философского анализа познаватель­ных процессов. Однако разработка собственно эпистемологической тематики обретала в наших тогдашних условиях значительно более широкое философское звучание. Во всяком случае, она давала возмож­ность отодвинуть идеологию и увидеть многое из того, что отечествен­ные философы вообще сумели тогда различить и оценить в тенденци­ях философии XX столетия, даже и в области социальной философии. В частности, отечественные философы весьма успешно включались в разработку проблематики философии, методологии и логики нау­ки, акцентируя, между прочим, социокультурные аспекты познава­тельной деятельности и вообще возможности деятельностного — в самом широком смысле этого термина, т. е. включающего культурно­историческую обусловленность, — подхода к анализу сознания.

Парадоксальность нашей сегодняшней ситуации, помимо все­го прочего, состоит еще и в том, что соотнесение классики и не­классики должно бы позволить нам опять преодолеть идеологиза­цию современных течений, в частности течений неклассической эпистемологии. В прошлом веке, правда, надо было их представить как имеющих какой-то положительный смысл. Сегодня — пробле- матизировать. Тем не менее задача вновь состоит в том, чтобы уви­деть в классике не идеологическую схему (пусть теперь ведущую не к Марксу, а к «наивному заблуждению»), но формулу условий культурно-исторической возможности науки. И на этом фоне не­обходимо снова осмыслить современные течения не как «передо­вые» прозрения истины, а как способы проблематизации наивного взгляда на очевидную реальность и осознания своей несвободы.

В сегодняшней повседневной философской исследовательской ра­боте подход, использующий категории «классическое — неклассиче­ское» как концептуальные инструменты, реализуется в рамках очень простого общеметодологического требования: философское исследо­вание должно стремиться выявить проблему (не задачу с техническим решением, а именно проблему) в том и там, где появляются феноме­ны, отклоняющиеся от образцов, воспринимавшихся в определен­ное время и в определенной области культурной деятельности как ее