Раздел I. Методологическая рефлексия над наукой: функции и структура

используя язык как орудие, как инструмент организации мира под свои цели. Ибо смысл слова в поле сознания (в поле рефлексии) активизируется и говорящий получает возможность задавать номи­нацию. Сознательно задавать! А стало быть, говорящий о мире спо­собен и создавать смыслы.

Внутренняя форма слова — это мотивированность значения данного слова некоторым исходным значением того же слова. В таком виде термин «внутренняя форма слова» был введен в линг­вистический обиход А. А. Потебней. Вводя это понятие, он оттал­кивался от идеи языковеда В. фон Гумбольдта о наличии в языке «innere Sprachform» — глубинного строя, фиксирующего в себе «дух народа» и проявляющего себя в языковой деятельности как бы сти­хийно. Но лингвист Потебня сместил концептуальные акценты так, что через понятие внутренней формы слова проявились механиз­мы, обеспечивающие конкретное словоупотребление — проявилась внутриязыковая мотивация, в определенной мере доступная и для лингвиста-исследователя, и для говорящего (при некотором, конеч­но, рефлексивном усилии с его стороны). Потебня писал: «В слове мы различаем: внешнюю форму, т. е. членораздельный звук, содер­жание, объективируемое посредством звука, и внутреннюю фор­му, или ближайшее этимологическое значение слова, тот способ, каким выражается содержание. При некотором внимании нет воз­можности смешать содержание с внутреннею формою. Например, различное содержание, мыслимое при словах жалованье, аппиит, pensio, gage, <...> может быть подведено под одно понятие — пла­ты; но нет сходства в том, как изображается это содержание в упо­мянутых словах: аппиит — то, что отпускается на год, pensio — то, что отвешивается, gage <...> первоначально — залог, ручательство, вознаграждение и проч., вообще результат взаимных обязательств, тогда как жалованье — действие любви, <...> подарок, но никак не законное вознаграждение, <...> не следствие договора двух лиц»¹.

Таким образом, согласно А. А. Потебне, в языке присутствует момент целенаправленного, мотивированного словоупотребления, и язык должен изучаться лингвистикой с учетом этого обстоятель­ства. Следующий шаг в релевантном для меня направлении сделал философ — Г. Г. Шпет. Он акцентировал в понятии внутренней фор­мы слова рефлексивность мотивации словоупотребления, ее осо­знанность, ее осмысленную энергийность. Тем самым он, конечно, вышел за рамки лингвистики, рассматривающей языковую деятель­ность как естественный процесс. Но при этом Г. Г. Шпет, отнюдь не

1 Потебня а. А. Мысль и язык // Потебня а. А. Слово и миф. М., 1989. С. 160.

125

теряя лингвистику из поля зрения, отнюдь не игнорируя ее результа­ты и методы, экстраполировал ее семиотический потенциал на об­ласть философско-методологического анализа научного познания.

Мне, далеко не лингвисту, наиболее ясной и доступной лингви­стической статьей о внутренней форме слова показалась работа Анны Зализняк. Кроме всего прочего, показалась мне эта работа ясной еще и потому, что в ней автор предельно внятно обозначила с лингвистической точки зрения тот пункт, который как раз и при­влекает внимание методолога к этому понятию. «Неверно было бы думать, — замечает она, — что внутренняя форма — понятие, нужное лишь лингвистам: как раз лингвисты могли бы без него и обойтись, так как соответствующие факты легко могут быть интер­претированы в других терминах — этимологии, словообразователь­ной семантики и лексикологии. Объединение довольно разнород­ных явлений в рамках единого понятия “внутренней формы” нужно лишь потому, что оно имеет под собой вполне определенную психо­лингвистическую реальность. Дело в том, что представление о том, что “истинным” значением слова является его “исходное” значение, необычайно глубоко укоренено в сознании говорящих. Достаточно вспомнить, что с этимологии началась наука о языке, и еще в XIX в. слово этимология употреблялось в значении “грамматика”; при этом само слово этимология, обозначающее сейчас науку о про­исхождении слов, образовано от греческого слова etymon, которое означает “истина”.

Поиск этого исходного (и тем самым “истинного”) значения — наивное этимологизирование — является неотъемлемой ча­стью языкового поведения, и было свойственно человеку испокон веков»².

Для лингвиста эта тяга человека к этимологизированию (как пути к истине) есть факт психолингвистики. Но, как известно, вся­кий «естественный» антропологический (психологический) пара­метр человеческого поведения может приобретать определенный культурно-исторический смысл: подобно «любознательности», о ко­торой шла речь выше, или набору человеческих качеств, обнимае­мых понятием «дух капитализма», о которых здесь речи не будет. Г. Г. Шпет своей интерпретацией понятия «внутренняя форма сло­ва» фактически указал на характеристику языковой деятельности, которая, как я полагаю, и легла в основание научного познания как культурного феномена.

² Зализняк А. Внутренняя форма слова. Цит. по: http://www.krugosvet.ru/

articles/92/1009205/1009205а 1 .htm