105

минализма, формулировал свои правила для руководства ума, то он уже просто полагает одно из внутренних состояний сознания человека (ясность) критерием истинности знания. Ибо речь идет о внутренней конструкции. Человек строит ее внутри себя как знак того, что сделал Бог, и может надеяться, что эта конструкция адекватна творению Бога.

«Однако, — писал Декарт, — я не хотел из всего этого сделать вывод, что наш мир был создан описанным мною образом, ибо бо­лее вероятно, что Бог с самого начала сотворил его таким, каким ему надлежало быть. Но достоверно (это мнение общепринято у богословов), что действие, каким он сохраняет теперь мир, тож­дественно тому, каким он его создал; так что, если бы даже он дал миру первоначально форму хаоса, чтобы затем, установив законы природы, содействовать ее нормальному развитию, можно по­лагать без ущерба для чуда творения, что в силу одного этого все чисто материальные вещи могли бы с течением времени сделать­ся такими, какими мы видим их теперь; к тому же их природа го­раздо легче познается, когда мы видим их постепенное возникно­вение, нежели тогда, когда мы рассматриваем их как вполне уже образовавшиеся»³.

В номиналистской трактовке процесса научного познания несложно увидеть все те линии развертывания философско- методологической рефлексии над наукой, которые реализовались в нынешней «философии науки», и в частности в самых современ­ных «радикальных» концепциях эпистемологического конструкти­визма (с той только разницей, что для Бога у них места нет). Коль скоро познавательная деятельность мотивирована стремлением приобщиться к воле Бога, стремлением уподобиться Ему в качестве сотворца, знание о мире предстает в рамках рефлексии не как кон­статация так или иначе данного человеку объективного положения дел в мире, но как знаковая конструкция, построенная во внутрен­нем мире человека, а само познание — как творческий процесс свободного конструирования знаковых систем. По мере становле­ния науки Нового времени этот момент знаковости нарастает, пре­жде всего в математическом и теоретическом познании, а затем в активном экспериментальном конструировании. Так что уже для Галилея становится позволительным саму физику рассматривать как ветвь математики. Соответственно, сопровождающая научное познание рефлексия все более явно фиксирует его конструктивно­

3 Декарт р. Рассуждения о методе // Декарт р. Сочинения. В 2 т. Т. 1. М., 1989. С. 276.

Раздел I. Методологическая рефлексия над наукой: функции и структура

знаковую, активную природу, но и все более ясно осознает субъ­ективность пространства, в котором познание развертывается, и в силу этого все острее осознает проблемность эпистемологического статуса его результатов. Контролируемая рефлексией система норм и процедур конструирования знания во внутреннем мире человека призвана наделить статусом достоверности результаты познания, дать гарантии «всеобщности и необходимости знания», на которые претендует наука. Учение о методе и, позднее, методология строи­лись для этих целей. Что искомой гарантии они не дают и дать не могут, было понято уже самими основоположниками учений о методе. Эту проблему прекрасно осознает Р. Декарт, апеллируя к Богу, который ведь, в силу своего всесовершенства, не может быть обманщиком. Осознавал эту проблему и XX в. — тем не менее но­вой попыткой решить ее, исходя из логического анализа процедур конструирования научного знания, и была «философия науки». Венцом же этой философско-методологической программы стали постпозитивизм и, весьма популярный сегодня «радикальный кон­структивизм».

Но, кроме того, в методологическом плане, и мне это важно подчеркнуть, номиналистская трактовка познания как знаково­конструктивной по своей природе деятельности была связана с рефлексивным осознанием необходимости волевого творческо­го усилия человека познающего. Творчество становится для новой науки движущим мотивом. И в той мере, в какой этот мотив внятно звучит в самосознании ученого и в профессиональной философско- методологической рефлексии над наукой, принципиальная субъек­тивность знания компенсируется приобщением творчества ученого творчеству водящего Бога. Постулируется нечто, что предполагается знанием как таковым, т. е. предполагается нечто, знанием чего зна­ние стремиться стать. Когда же прагматические моменты в оценках знания фактически заслоняют его творческую мотивацию, а ссылки на Бога становятся неуместными, проблема объективности знания, проблема его оценки в методологической традиции, восходящей к Оккаму, становится неразрешимой и разрушительной для методо­логии и науки, что очень отчетливо демонстрирует нам как раз со­временный «радикальный конструктивизм».

В середине 1960-х годов XX в. в методологии социальных наук стало утверждаться представление, что реальность — это набор мыслительных конструкций, что она в конечном счете есть текст (П. Бергер, Н. Лукман). К началу 1980-х складывается уже особое философско-методологическое течение — «радикальный конструк-

107

тивизм» (П. Ватцлавик, Э. фон Глазерсфельд, X. фон Фёрстер и др.). Усиливая трактовку реальности как системы значений, пред­ставители этого течения подчеркивают аспект «сделанности» этой реальности. «Изобретенная действительность» — название сбор­ника, подготовленного этими авторами в 1981 г. X. фон Фёрстер утверждает, например, что окружающая среда в том виде, как мы ее воспринимаем, — это наше изобретение. По мнению П. Ватцла- вика, единственное, что существует, — это множество различных версий реальности, которые могут входить в противоречие друг с другом.

Термин «конструктивизм» используется обычно для обозначения целого ряда похожих друг на друга идейных тенденций, обнаружи­вающих себя в различных областях культурной деятельности — от математики до живописи, от психологии до архитектуры. В общем, это более или менее ясно осознаваемое умонастроение, представ­ляющее способность человека к соответствующему способу кон­струирования в любом типе деятельности в качестве специфиче­ского выражения самой сути этой деятельности.

Для эпистемологии, особенно для ее логико-методологических направлений, это умонастроение в принципе не ново. Оно было внесено в философско-методологическую рефлексию, как я уже отмечал, номинализмом вместе с идеей активности научно­познавательной деятельности, а далее оно так или иначе обнару­живало себя у Беркли, Юма, Канта и неокантианцев, у Шопенгауэ­ра и Больцано, у Витгенштейна, Куайна, Поппера и др. Мощные импульсы, поддержавшие в прошлом столетии это умонастрое­ние, пришли в эпистемологию и логику от математики, затем и от физики, что стимулировало становление таких философско- методологических направлений, как инструментализм, конвенциа- лизм и пр. Но тем не менее собственно «конструктивизм как мето­дология» находил себе тогда лишь локальное выражение — как некая более или менее явно выраженная концептуальная тенден­ция внутри концепций, так или иначе ориентированных на поиск неких оснований общезначимости знания. Такое положение дел не смог изменить даже постпозитивистский переворот в филосо­фии и методологии науки в середине прошлого столетия. Лишь к 80-м гг. XX в. конструктивизм, как отмечалось выше, приобрел статус самостоятельного философско-методологического направ­ления и сфера действия конструктивистских идей уже в качестве вполне определенной философско-методологической программы стала расширяться буквально на глазах. Причем это расшире­ние касается прежде всего методологии социально-гуманитарных