Раздел I. Методологическая рефлексия над наукой: функции и структура

временных точек могут рассматриваться в качестве достаточной под- тверждающей базы некоторого физического языка. Затем можно от­казаться от цветового зрения, фиксируя лишь различия в яркости, а далее можно ограничиться различением в визуальном поле вспыш­ки и темноты (отсутствия вспышки). Но, отмечает Карнап, вывод об этой элементарной подтверждающей базе нельзя получить a priori. Редуцируемость покоится на верности системы физических законов, и упомянутые факты являются характеристиками структуры этой си­стемы или, иными словами, характеристиками каузальной структуры реального мира. Только после создания системы физики можно опре­делить, какая база является достаточной в отношении этой системы²⁵.

В контексте моих рассуждений важно подчеркнуть, что неопо­зитивизм как методологическая программа никогда не претендовал на то, чтобы установить самостоятельным, независимым от анализа теории способом некоторое непосредственно истинное чувственное знание. Он требовал лишь, чтобы все условия определения эмпири­ческих значений терминов и следовательно, чувственно качественных оснований знания могли быть эксплицированы внутри теоретической системы. Иначе говоря, в качестве основного условия теоретическо­го знания он требовал логической эксплицируемости таких условий, и не более. Но и эти требования оказались слишком «сильными» для их осуществления внутри самозамкнутой системы сложившего­ся знания. Программа оказалась нереализуемой. Центр тяжести ис­следований переместился благодаря критике У. ван. О. Куайна в 50-е годы прошлого века²⁶ на поиск правил логического синтаксиса языка науки, т. е. формализованных правил построения научного языка. По суш, эти поиски должны были дать правила «указания» на смыслы. Следующим шагом, естественно, стало включение в анализ языка науки семантики, как-то описывающей отношение значений слов к реальности, представленной в смыслах. А затем перешли к прагма­тике, описывающей обстоятельства использования языка науки, вы­ходящие за рамки собственно познавательного его использования. Привлекая для анализа языка науки раздел семиотики, изучающий отношения между знаковыми системами и субъектами, которые вос­принимают, интерпретируют и используют их, аналитическая пози­тивистски ориентированная философия науки фактически разрушала свои исходные установки на выработку логических критериев знания. Реально же приходилось констатировать, что для исследования праг-

²⁵ См.: CamapR. Testability and Meaning//Philosophy of Science. \Ы. 3. October. 1936. № 4. P. 469-471.

26 См. Его работу «Две догмы эмпиризма» (1951) по изданию: Куайн у. Ван о. Слово и объект. М., 2000.

магических свойств и отношений, существенных для адекватного вос­приятия и понимания текстов, чисто лингвистических и логических методов оказывалось недостаточно и приходилось прибегать также к методам психологии, психолингвистики, этологии. Философия науки очевидным образом двигалась к постпозитивистскому этапу.

. Важным моментом в этом движении была развернутая внутри аналитической же философии критика догм эмпиризма и идея целостности теории, согласно которой с эмпирическим уровнем сопоставляется вся теоретическая система, а не отдельные ее эле­менты (тезис Дюгема-Куайна²⁷). Такой «холистический» взгляд вы­являет особенности взаимоотношения научной теории и эмпири­ческого опыта, не укладывающиеся в исходную позитивистскую установку «философии науки» на поиск четких рациональных кри­териев отбора готового знания. В целом тезис отвергает возмож­ность как окончательной верифицируемости научной гипотезы, так и ее окончательной фальсифицируемости. В результате дальнейшие изыскания в области философско-лингвистического анализа сме­щаются на естественный, исторически сложившийся язык, со все­ми его релятивизирующими коннотациями. Этот лингвистический «сдвиг» (или, как принято сегодня говорить, «поворот») намечен в известных работах позднего JI. Витгенштейна, Н. Гудмена, У. Сел­ларса, К. Г. Гемпеля, Дж. Остина, Г. Райла и др. Но никаких точных Методов анализа языка эти исследователи уже не предлагали. Путь к постпозитивистскому этапу философии науки был расчищен, w Что сегодня в этой многократно описанной эволюции кажется мне важным? Практически никто из только что перечисленных филосо­фов науки внятно не оспаривал, что язык науки должен быть в идеа­ле точным и однозначным, что наука должна быть ориентирована на строгие требования и стандарты его употребления. Но при этом их ин­тересы смещались на параметры языка, отнюдь не предполагающие точность и однозначность его употребления. Для логики, используе­мой не в качестве инструмента анализа, а как наука о языковой реаль­ности, такого рода аспекты языка, конечно, интереснее, как и вообще

В формулировке П. Дюгема: «Физик никогда не может подвергнуть контролю опыта одну какую-нибудь гипотезу в отдельности, а всегда только целую группу гипотез. Когда же опыт его оказывается в противоречии с предсказаниями, то он Может отсюда сделать лишь один вывод, а именно, что, по меньшей мере, одна из этих гипотез неприемлема и должна быть видоизменена, но он отсюда не может ^еЩе заключить, какая именно гипотеза неверна». У. Куайн усилил этот тезис: «Лю­бое утверждение может рассматриваться как истинное, несмотря ни на что, если Мы сделаем достаточно решительные корректировки в каком-то ином фрагменте системы». Дюгем П. Физическая теория, ее цель и строение. СПб., 1910; Quine W. Prom a Logical Point of View. Cambridge (Mass.), 1961.