Раздел III. Псевдонаука вчера и сегодня

рассмотрения подобных ситуаций представляется мне небесполез­ным, тем более что именно в процессах совмещения и взаимопро­никновения различных научных дисциплин могут легко зарож­даться псевдонаучные фантомы. В частности, при проектировании, имеющем значимые социальные аспекты, в процессе такого совме­щения могут возникать утопические проекты, утопии. Они меня и интересуют главным образом.

Как правило, проектирование предполагает обращение к разным по стандартам и по онтологиям дисциплинам и «увязы­вание» их под конкретную практическую цель. При этом само такое «увязывание» оценивается участниками проектирова­ния по-разному — с очень разных точек зрения его оценивают разработчики-исследователи и «заказчики» проектов. Оценки их зачастую могут не совпадать самым решительным образом. Заказчика интересует лишь практическая эффективность обра­щения к науке: его интересует путь к реализации желаемого ре­зультата, причем путь, учитывающий всю совокупность факторов и условий, делающих возможной реализацию проекта. Ему со­вершенно не важно, как и что при этом совмещается, какие зна­ния используются и по каким стандартам они соотносятся. Для исследователя-разработчика, напротив, это все — вопросы прин­ципиальные. Его задача — выявить или открыть объективные условия реализации проекта, и потому он должен отдавать себе отчет в том, каково качество знания об этих объективных усло­виях, на которое опирается проект, и ясно представлять себе, где кончается реальное и начинается желаемое, где и в какой степени научные стандарты соотнесения знания с реальностью наруша­ются и каковы эпистемологические последствия таких наруше­ний. Однако и заказчик, и исследователь не всегда осознают, что истинность и практическая эффективность — не одно и то же, и более того, что они фактически далеко не всегда совместимы. Ведь есть еще факторы, просто затрудняющие осознание этого обстоятельства. В конечном счете, основным результатом проекта становится реализация его целей, а отнюдь не знание о мире. Как замечает В. М. Розин, «знания для проектирования — это только средства, с их помощью (на основе описаний прототипов, функ­ций, конструкций, соотношений, норм и т. п.) проектировщик, с одной стороны, создает “предписания” для изготовления объекта в материале (проект как система предписаний), с другой — опи­сывает строение, функционирование и внешний или внутренний вид объекта, добиваясь, чтобы его структура удовлетворяла тре­бованиям заказчика и принципам проектирования (проект как

модель создаваемого объекта)»¹. Об эпистемологических и, кос­венно, о собственно проективных, практических следствиях под­чинения исследовательской установки, опирающейся на знание, установке заказчика проекта и пойдет речь в этой главе.

Теперь о том, что, собственно, придает социально значимым технологическим проектам черты утопии.

Феномен и понятие утопии столько раз становились предме­том философского анализа, включая эпистемологический², что в них, кажется, не осталось ничего неясного и неосвещенного. Тем не менее, специфика этого феномена такова, что за каждым но­вым поворотом истории, в каждом конкретном случае он обретает новые смысловые оттенки³. И при этом он всякий раз несет еще и следы культурной и национальной специфики⁴. Дело в том, что утопия выражает глубинную потребность человеческого духа. В ее основании лежит порожденная несовершенством реальной жиз­ни устремленность человека к иной — «совершенной» (с его точ­ки зрения) реальности. А стало быть, родники, питающие утопию, неиссякаемы. Это стремление к совершенному устройству жизни, понятно, может представать в различных формах (в виде мифа, ре­лигиозных представлений, художественных творений, идеологии и пр.). Утопия — способ структурной тематизации этого стремле­ния (в самом широком смысле) — может в той или иной степени присутствовать во всех этих формах. Критическое осознание несо­вершенства существующего миропорядка предполагает в рамках утопии рациональное проектирование его совершенного состояния, что определяет и специфику ее функционирования в социокуль­турной среде.

В реалистично-активной и рационалистичной по самой своей сути европейской культуре устремленность к совершенному может приобретать вид идейной конструкции, совмещающей в себе два

¹ Розин В. Л/. Проектирование // Новая философская энциклопедия. В 4 т. Т. 3. М., 2001. С. 360.

² См. об этом: Черткова Е. Л. Утопия как тип сознания // Общественные науки и современность. 1993. № 3; Черткова Е. Л. Специфика утопического сознания и проблема идеала // Идеал, утопия и критическая рефлексия. М., 1996; Чертко­ва Е. Л. Метаморфозы утопического сознания (от утопии к утопизму) // Вопросы философии. 2001. Nq 7; и др. В более широком плане анализ феномена утопии и соответствующей литературы см.: Чаликова В. А. Утопия и свобода: Эссе разных лет. М., 1994.

³ См.: Мартынов Д. Е. К рассмотрению семантической эволюции понятия «утопия» (XVI—XX вв.) // Вопросы философии. 2009. № 5.

⁴ О русском варианте этого «стремления» см.: Мильдон В. И. Санскрит во льдах, или Возвращение из Офира: Очерк русской литературной утопии и утопического сознания. М., 2006.