Раздел III. Псевдонаука вчера и сегодня

радикально оторванной от фундаментальной, озабоченной исклю­чительно использованием имеющегося научного знания для ре­шения конкретных практических задач, а отнюдь не разработкой и совершенствованием рациональных представлений о мире как этот мир есть сам по себе. Собственно, в этом отрыве и радикальном сме­щении акцентов как раз и заключается суть претензии любой псев­донауки на статус науки альтернативной, оценивающей свои резуль­таты исключительно в измерении прагматической эффективности. Альтернативная наука мотивированна на прагматический эффект любыми средствами. И принципиальное значение для нее имеет тот факт, что потребителем и оценщиком результатов псевдонаучных исследований является как раз «объект» предсказания. Уже одно это обстоятельство переводит требования, предъявляемые к астрологи­ческому знанию, в социо-психологический план. Психологическая же убедительность, как и идеологическая, отнюдь не тождественна логической достоверности рационально обоснованного знания.

На природу связи земного и небесного миров непосредственно указывает в астрологии тезис о «всемирной симпатии». Именно к нему следует обращаться, если мы попытаемся уяснить точный смысл астрологической концепции, согласно которой Марс покровитель­ствует врачам. Что значит покровительствует? Между Марсом и вра­чами существует симпатическая связь. И такое уточнение отнюдь не бессмысленно. Оно погружает нас в совершенно иной мир — в мир, хорошо знакомый гуманитариям.

Оно погружает нас в своеобразный астрологический космос — жи­вой, «целиком построенный на скрытых соответствиях, тайных сим­патиях, всюду пронизанный духами; где все есть преломление зна­ков, заданных потаенным смыслом; где всякая вещь, всякое сущее, всякая сила — как единый голос, еще не услышанный, единое слово, разлитое в воздухе; где звезды подают знаки нам и друг другу, взира­ют друг на друга и следят за нами, внимают одна другой и прислуши­ваются к нам; где сам Универсум — это нескончаемое многоразличное и варьирующее собеседование, то тихое, то фомкое, то на тайном языке, то в ясных словах — посередине же находится человек...»¹. И уже само это погружение делает бессмысленным наш вопрос, что значит «Марс покровительствует врачам»².

1 Гарэн э. Проблемы итальянского Возрождения. М., 1986. С. 334.

² Между прочим, как показали статистические исследования, частота рождения врачей под знаком Марса весьма высока. Однако нужно отметить, что выборка сделана в Европе, т. е. в том регионе, где население прекрасно знает, что значит родиться под знаком Марса и кому он покровительствует. Вполне возможно, что это знание и определяет выбор профессии.

365

Но если астрологические гипотезу не могут быть ни подтверж­дены, ни опровергнуты эмпирически в силу их принципиальной теоретической неоднозначности и если фактическим способом их астрологического обоснования являются неявные ссылки на тра­дицию, если попытки их уточнения блокируются практической ориентацией астрологии (ибо принципиально важно для предска­зательной практики, чтобы смысл покровительственного действия Марса уточнялся прямо в ходе составления гороскопа этому кон­кретному врачу), то, очевидно, сомнения в научном статусе астро­логии имеют достаточно серьезные основания — строгие критерии научности знания просто несопоставимы с ее рыхлым содержанием и аморфной структурой.

У представителей респектабельной науки, заботящихся более или менее сознательно о соблюдении методологических критери­ев, астрология может вызвать только раздражение. Правда, с точ­ки зрения тех же строгих критериев реальность респектабельной науки также вызывает массу вопросов, ибо реальная наука не до­тягивала до рафинированных стандартов научности. Но до поры до времени констатация этого обстоятельства лишь стимулировала попытки реконструировать науку, очистить ее от всего псевдона­учного, а также, с другой стороны, заставляла методологов совер­шенствовать концептуальный аппарат методологии науки (т. е. со­вершенствовать формулировки критериев научности).

Дело в том, что убеждение методологов в существовании абсо­лютно четких и однозначных критериев научности имело объектив­ные основания в самой реальности науки. К XIX столетию наука действительно приобрела очень четкие очертания и ее методоло­гическое сознание также стремилось к четкости. Конечно, внутри различных методологических направлений очень по-разному трактовались основания идентификации науки: различия в фило­софских интерпретациях природы познания вообще и научного познания в частности вели к весьма значительным расхождениям в трактовке относительной значимости тех или иных критериев на­учности, в определении сферы их действия и т. д. Тем не менее до середины прошлого столетия практически все методологические про­граммы (а отнюдь не только позитивистские, как это иногда изобра­жают сегодня) допускали возможность однозначной, раз и навсегда устанавливаемой идентификации «подлинной» науки.

Но уже к середине 70-х годов XX в. такая позиция представа­ла в глазах подавляющего большинства методологов как анахро­низм. Современное методологическое сознание формируется в со­вершенно иной ситуации, нежели методологическое сознание даже