223

психоаналитической культуры в России»⁵. Другое дело — те пробле­мы, которые весьма сложно было предвидеть в начале 1990-х гг.

Что же, собственно, вызывает беспокойство в современном со­стоянии отечественного психоанализа? Есть ли вообще для этого основания на фоне непрерывно растущего массива публикаций в историко-теоретической области, на фоне очевидных результатов в образовательно-просветительской деятельности, бесспорных успехов в сферах организационной, издательской и пр., и пр.? Нет смысла пу­скаться в долгие рассуждения по поводу частных неудач и издержек, которые, конечно, присутствуют во всех этих областях. Однако пред­ставляется, что за частными издержками и отдельными недостатка­ми нынешнего отечественного психоанализа стоят принципиальные проблемы, которые необходимо как минимум осознать. И связаны они прежде всего с утерей в методологическом самосознании психоа­нализа понимания его прикладной сути. В данном случае речь пойдет о социокультурном статусе современного отечественного психоана­лиза, а ситуацию, которая в этой области вызывает беспокойство, мы определили бы как дефицит в нашем обществе ясно выраженной со­циокультурной потребности именно в психоанализе и, соответствен­но, — уже в самом сообществе отечественных психоаналитиков, — дефицит ясного сознания социокультурной функции психоанализа в современной России. Иными словами, беспокоящую нас проблемную ситуацию создают, с одной стороны, размытость или даже отсутствие в нынешнем российском обществе осознанного спроса именно на психоанализ, а с другой — отсутствие в деятельности нашего психоа­налитического сообщества четкой социокультурной адресности дела, которым это сообщество теперь и здесь, в нашей стране, занимается.

Представленное описание ситуации, очевидно, нуждается в уточ­нениях, хотя бы потому, что в силу своей краткости является излиш­не жестким, грубым. Тем не менее оно позволяет подчеркнуть, что речь идет именно о сегодняшней российской ситуации и что если мы говорим об отсутствии у нашего психоаналитического сообще­ства сознания социокультурной адресности дела, которым оно за­нимается, то речь идет не о сознании общегуманитарной функции психоанализа вообще, а о четком понимании социокультурной роли психоанализа в нынешней России. Именно это обстоятель­ство создает проблемную ситуацию. Ибо ясное осознание психоа­налитиком именно конкретного социокультурного контекста, в ко­

5 Автономова н. С. Археология перевода: европейский опыт и современные задачи российского психоанализа// Культурология: Дайджест/ ран. Инион. 2009. № 1. С. 146.

Раздел II. Прикладная наука как эпистемологический феномен

тором выстраивается его психоаналитическая практика, осознание своих аналитических и терапевтических возможностей в данном социокультурном контексте является необходимым условием эф­фективности и рациональности его психотерапевтических усилий.

Системообразующая, принципиальная цель психоаналитической терапии, да и вообще психоанализа в целом состоит, как известно, в том, чтобы помочь пациенту поставить под контроль сознания не­подконтрольные разуму спонтанные влечения. Но эта, так сказать, внутренняя цель психоанализа предполагает и очевидную внешнюю, лишь в обрамлении которой становятся осмысленными усилия психо­аналитика, — в конечном итоге контроль разума нужен д ля того, чтобы пациент обратился к реальным жизненным проблемам, породившим данные неконтролируемые импульсы и влечения, с целью их рацио­нального решения или трансформации. Сегодня общепризнанно, что излечение через осознание, о котором говорил Фрейд, — утопия. Но совсем не утопичным является шанс, который психоаналитик дает па­циенту — осознать и изменить реалии, инициирующие болезнь.

Задача психоаналитика — сделать психику пациента более адекват­ной реальности. Но психоаналитик при этом должен отчетливо пред­ставлять себе не только структуру психики, психические механизмы и психические процессы, порождающие болезненное состояние паци­ента, но и ту конкретную жизненную реальность, прежде всего социо­культурную, которая образует фон ситуации болезни. Он неизбежно адаптирует возможности психоаналитической терапии также и к кон­кретным социокультурным аспектам ситуации болезни. А общество, данное конкретное общество, в свою очередь, должно обнаруживать хотя бы желание учесть конкретные социокультурные возможности психоаналитической терапии. Вот это взаимонаправленное движение мы и называем социокультурной потребностью общества в психоана­лизе, социокультурной значимостью психоанализа и его адресностью.

В ходе подготовки этой главы я просмотрел целый ряд материа­лов, опубликованных в отечественных периодических психоанали­тических изданиях, и еще раз убедился в том, насколько отчетливо в клинических картинах болезни проступают типовые социальные и культурные схемы межличностных отношений — сложившееся рас­пределение семейных ролей, межпоколенческих отношений и пр. Скажем, типичная ролевая схема поведения женщины-страдалицы, по которой очень похожим образом развивается болезнь и в том случае, если муж — пьяница, и в том — когда он изменяет, и еще во множестве других ситуаций. Очевидно, что эта социокультурная роль является важнейшим фактором, стабилизирующим болезнь и поддерживающим сопротивление усилиям психотерапевта. Во вся­

225

ком случае, рассмотрение всех этих .случаев ясно показывает, что характерные для России семейные отношения не могут быть вне поля зрения практикующего в России психоаналитика. Психоана­литик не может не принимать в расчет эту социальную реальность, не принимать в расчет то, насколько данное общество готово к об­суждению такого рода тем, т. е. готово реально обсуждать и решать возникающие здесь проблемы, или оно предоставляет пациенту возможность лишь прятаться в болезнь. Между тем наше общество сегодня, как и общество 1990-х и даже самого начала 2000-х, занято другим, разница только в содержании этого «другого».

Если в 1990-х гг. наиболее активная и динамичная часть нашего общества в значительной мере была ориентирована на внешний ри­скованный успех, скажем так, то сегодня, в эпоху кризиса, она оза­бочена тем, как удержаться на плаву. Но и в том и в другом случае, ее не интересует душевная (в том числе психическая) плата за те не­человеческие усилия, ценой которых происходит достижение внеш­них целей (будь то успех или удержание социальной стабильности). Но сближает эти социокультурные ситуации тот факт, что и тогда и сейчас у нас мало внимания уделяется психотерапии и много — пси­хологическим технологиям: тогда мы раскупали книги на тему «как достичь финансового успеха», сейчас — «как выйти из кризиса». Та­ков общий социально-психологический фон в интересующем меня плане. Важно лишь констатировать, что достижение благополучия сопровождается все возрастающими физическими и психическими нагрузками и срывами. И можно уверенно сказать, что именно со­временные деловые люди в первую очередь являются потенциаль­ными пациентами психоаналитика. Однако и в 1990-е гг., и сегодня они не готовы анализировать причины своих психологических про­блем сквозь призму психоанализа. Причины внутренних срывов, фо­бий, комплексов, неврозов они ищут только во внешнем поведении и окружающей реальности — в обществе в целом, в семье, в работе, в друзьях и т. д. и т. д. И я полагаю, что именно социокультурная атмо­сфера нашей жизни не дает оснований для поиска причин всех этих неприятных и непонятных явлений в самом себе, в своих вытеснен­ных желаниях, запретах, переносах. Подчеркну только — речь идет о фактически сложившейся социокультурной ситуации.

В верности последнего положения как раз и убеждает обращение к истории психоанализа в России. Именно для того, чтобы оценить, насколько верны утверждения о том, что психоанализ есть нечто ор­ганически чуждое русской социокультурной среде вообще, мы с соав­тором в 1990-е гг. обратились к истории психоанализа в России. Вы­вод, повторяю, был вполне оптимистический — психоанализ почти