Глава 14 методика правки текста

Обойтись без редакторской правки текста подчас невоз­можно. По-видимому, еще долго будут нуждаться в прав­ке редактора те авторы, для которых литературный труд — занятие непривычное и, уж во всяком случае, не профес­сиональное. Так или иначе, но пока редактор сплошь и рядом правит авторский текст, вносит в него различные изменения.

Изучая эти изменения, видишь, что не всегда они нужны и далеко не всегда улучшают текст. Искажения авторской мысли при правке — вовсе не редкость, как кажется многим редакторам.

Им, прежде чем править авторский текст, полезно вспо­минать горькие слова М. М. Пришвина:

Причесывание произведений литературных вошло в повадку, и каждая ре­дакции стала похожа на парикмахерскую» ( Пришвин М. М. Незабудка. М., 1962. С. 110).

По словам Татьяны Бек, ее отец писатель Александр Бек:

...делил институт советской редактуры на две стадии: «выщипывать перышки» и «выклевывать глазки» (Бек Т. До свидания, алфавит. М., 2003. С. 26).

Научить хорошо править нельзя. Это искусство. А в ис­кусстве не учат, а творят.

Нельзя научить искусству, но можно предостеречь от дей­ствий, которые ведут к промахам или создают для них благо­приятные условия. Можно сформулировать, опираясь на практику, непременные методические условия, которые надо соблюдать, чтобы избежать исправлений неточных и невер­ных или свести их к минимуму.

Эти условия, подсказанные практикой, и составляют суть предлагаемой нами методики правки.

Им надо предпослать одно предварительное условие — пра­вить самому' только в том случае, если нет иного выхода, ста­раться использовать малейшую возможность для того, чтобы исправления внес автор.

Лучше всего указывать автору на ошибку или резервы, позволяющие улучшить текст, или в крайнем случае предла­гать вариант правки.

Примеров, подтверждающих справедливость этой реко­мендации, можно привести много, но все они покажутся ма­лоубедительными. Тысячи примеров неудачной редакторс­кой правки сами по себе ничего не доказывают. Ведь и ре­дакторы могут подобрать не меньшее число неудачных ав­торских поправок. Поэтому целесообразно привести доводы логические, отвлеченные, теоретические.

Во-первых, автор глубже редактора знает материал — пред­мет своего сочинения, тоньше разбирается во всех оттенках смысла и реже, исправляя одно, вносит искажения смысло­вого или иного характера.

Во-вторых, замечания редактора заставляют автора глубо­ко вникать в содержание своего текста, и он очень часто не юлько исправляет ошибку или улучшает текст благодаря под­сказке редактора, но и замечает промахи и упущения, редак­тором не увиденные, более того, обогащает свое произведе­ние, замечая под влиянием редакторской критики ранее скрытые возможности для этого. Новое чтение может стать импульсом продолжения творческого процесса, новых твор­ческих достижений.

Е. А. Баратынский, прочитав перевод П. А. Вяземского «Адольфа» Б. Констаиа, написал ему:

Я обременил тетрадь Вашу замечаниями. Ни за одно из них не стою, но все вместе отдаю на Ваше рассмотрение. Вы сами распознаете, которое дельно, кото­рое нет. Может быть, иное из них внушит Вам счастливую переправку. Противоре­чие возбуждает, а намеки заставляют угадывать. Ежели это правда, я оказал Вам истинную услугу, немилосердно испестрив Вашу рукопись (Письма А С.Пушкина, бар. А. А. Дельвига, Б А Баратынского и П. А Плетнева к князю П. А Вяземскому, 1824-1843 п. СПб., 1902. С. 47).

Достойный пример для редакторов.

Редактор книг серии «Жизнь замечательных людей» Г. Померанцева пишет о своей работе над книгой М. Ильина «Бородин»:

Ничего я не правила Ильину сама. Иногда, когда он задумывался, подсказыва­ла ему свой вариант. Он соглашался, и тут же, на коду слегка менял фразу - по- своему (Редакторы книги об опыте своей работы. М., 1960. Вып. 2. С. 43).

В-третьих, текст — это живой организм, и правка — хи­рургическая операция, с той лишь разницей, что хирург-ав­тор проводит ее инструментарием, при котором швы будут малозаметны, а организм-текст реже отторгнет вставленные взамен других слова. Добиться того же хирургу-редактору много труднее.

Очень выразительно и точно написал Вадим Андреев от­носительно даже авторской правки:

Написанное стихотворение, если только оно не мертворожденное, начи­нает жить своей собственной жизнью с тог о момента, когда автор сделал последнюю поправку. Поправка, сделанная позже, когда уже слала волна эмоционального подъема, породившего стихотворение,- нечто вроде хи­рургической операции на лице, уже прожившем некоторое время, на кото­ром жизнь положила следы. На стихотворении появились морщинки, коли­чество их связано с тем сроком, который прошел после того, когда автор почувствовал, что лучше сделать не может. Большой нос можно сделать ма­леньким, но тогда изменится только внешность человека, а не его психика. Исправленное стихотворение должно быть не столько исправленным, сколько написанным заново (Андреев В. Возвращение в жизнь //Звезда. 1969. № 6. С. 143).

А вот как отреагировал на просьбу Дениса Давыдова ис­править посланные им стихи В. А. Жуковский:

Ты шутишь, требуя, чтобы я поправил стихи твои. Все равно, когда бы ты ска­зал мне: поправь (по правилам малярного искусства) улыбку младенца, луч дня на волнах ручья, свет заходящего солнца на высоте утеса и пр. и пр. Нет, голубчик, не проведешь. Я и не поправлю и не возвращу тебе стихов твоих. Не отдать ли их в «Северные цветы»?.. (Соч.: в 3 т. М., 1980. Т. 3. С. 496).

Уместно здесь процитировать мнение К. Д. Ушинского:

Слово хорошо тогда, когда оно верно выражает мысль, а верно выражает оно то) да, когда вырастает из нее, как кожа из организма, а не надевается, как перчатка, сшитая из чужой кожи (Ушинский К.Д. Избр. пед. соч. М., 1945. С. 477).

Закончим афористичной фразой Е. А. Баратынского из его письма к И. В. Киреевскому.

Я очень хорошо знаю, что нельзя пересоздать однажды созданное (Бара­тынский Е. А. Стихотворения; Поамьг, Проза; Письма. М., 1951. С. 498).

В-четвертых, необходимость сделать обоснованное пись­менное замечание, которое заставило бы ангора прислушаться к мнению редактора, обязывает последнего более глубоко анализировать текст, четко формулировать то, что его в тек­сте не удовлетворяет. Эта необходимость способна удержать редактора от правки поспешной и неточной.

В-пятых, автор, исправляя текст, будет это делать в свой­ственном ему стиле, что редактору сделать трудно, а то и не­возможно.

Не случайно те писатели, которые разрешали редакторам сокращать свой текст, противились вставкам или вовсе их запрещали.

Лев Толстой писал к Н. А. Некрасову по поводу печати «Детства»:

Я вперед соглашаюсь на все сокращения, которые Вы найдете нужным сделать в ней, но желаю, чтобы она была напечатана без прибавлений и перемен (Полн. собр. соч. Т. 59. С. 193).

Он же просил И. И. Панаева:

Очень благод арю Вас за старание защитить *Ночь весною» от цензуры, пожа­луйста вымарывайте, даже смягчайте, но, ради бога, не прибавляйте ничего; это бы очень меня огорчило.

И. С. Тургенев, разрешая Комитету грамотности печатать свои «Записки охотника», «Муму» и «Постоялый двор», ого­варивал одно условие:

...ничего не прибавлять к моему тексту. Сокращать же самьм текст дозволяет­ся сколько угодно - и даже без предварительного спроса» (Полн. собр. соч. и писем. Письма. Т. 10. С. 210).

Сергей Довлатов, посылая Г. Н. Владимову свой рассказ для публикации в «Гранях», писал ему:

Я абсолютно спокойно отношусь к любым сокращениям, и уж Вам-то до­веряю в этом полностью, но вписывать что-либо нежелательно. Чем талант­ливее вписавшее лицо, тем инороднее будет эта фраза или строчка (Звезда. 2001. №9. С. 160).

Он же, излагая в письме к А. Арьеву такую же просьбу, парадоксально замечал:

Теоретически самое ужасное, если бы Достоевский что-то вписал в мое произ­ведение» (Там же. С. 161).

Нельзя пренебрегать и тем, что в редакторской правке тен­денция нивелировать стиль автора очень сильна. Изгоняется все незнакомое, нестандартное, заменяется привычным для редактора. Авторы обычно протестуют против такой правки, возмущаются.

Гордон Грэм образно выразился по этому поводу:

Авторы не желают цдти на компромисс по вопросу, решение которого удалит колбасу с их бутерброда.

Еще лучше писал об этом П. А. Вяземский к А. И. Турге­неву, познакомившись с его правкой:

Я в письме к Карамзину называю некоторые свои пятна родимыми пятнам. Этих стирать не должно, а не то сотрешь кожу и будешь ободранною рожею (Оста- фьевскш архив. Т. 2. С. 242).

И еще:

Отныне и во веки веков клянусь тебе, что никогда не буду доставлять тебе то, что назначаю к печати. Это уже слишком скучно! Конечно, если бы сорвалась у меня грубая ошибка, то дело твое было бы вступиться; но так, ни за что ни про что, увечить мой образ мыслей и извиняться - ни на что не похоже. Да сколько я вам раз, милостивые государи и безмилостивые деспо­ты, сказывал, что я не хочу писать ни как тот, ни как другой, ни как Карамзин, ни как Жуковский, ни как Тургенев, а хочу писать как Вяземский (Остафьевс- кий архив. Т. 2. С. 258).

Без меня не печатайте, если сделаете какие-нибудь поправки. Этот Жуковс­кий - злодей; он как медведь: чтобы муху согнать со стиха, стих наповал убье« (Остафьевский архив. Т. 1. С. 140).

Наконец, еще несколько соображений в пользу правки текста автором по замечаниям редактора перед редакторской правкой.

Делая замечания, редактор может написать, что у автора хорошо. Правя же, он сосредоточен только на отрицатель­ном.

Кроме того, достоинства и недостатки автора не частного характера редактор усилить или ослабить своей правкой не в силах.

Не следует забывать и о том, что правка произведения ре­дактором иного автора может развратить, приучить его от­носиться к своему тексту с меньшей требовательностью. Ре­дакторская правка снижает и воспитательную функцию ре­дактирования.

Даже тогда, когда редактор никак не может обойтись без правки, он непременно должен рассматривать ее лишь как предложения автору, которые автор волен принять или от­вергнуть.

Надеясь, что мне удалось убедить читателя в правомерно­сти общего положения редакторской деятельности: