Психологическое значение коллективного бессознательного

Медицинская психология, выросшая из профессиональной врачебной практики, настаивает на личностном характере психики. Здесь я имею в виду воззрения Фрейда и Адлера. Это психология личности и ее этиологические или причинные факторы рассматриваются почти полностью как личностные по своей природе. Тем не менее, даже эта психология основана на определенных всеобщих биологических факторах, например, половом инстинкте или потребности в самоутверждении, которые ни в коей мере не являются чисто индивидуальными особенностями. Она вынуждена делать это, потому что претендует на роль науки, объясняющей явления.

Ни одно из этих представлений не отрицает существования априорных инстинктов, общих для человека и животных, или что они оказывают важное влияние на психологию личности. Однако инстинкты являются безличностными, повсеместно распространенными факторами динамического или мотивационного характера, которые настолько часто не воспринимаются сознанием вовсе, что перед современной психотерапией стоит задача помочь пациенту в их осознании.

Более того, инстинкты по своей природе являются не расплывчатыми и неопределенными, а особым образом оформившимися мотивационными силами, которые преследуют свои собственные цели задолго до какого-либо осознания, а затем независимо от степени осознания. Следовательно, они образуют очень близкий аналог архетипам — настолько близкий, что дают весомые основания предположить, что архетипы суть неосознанные образы самих инстинктов или, другими словами, что они являются моделями инстинктивного поведения.

Таким образом, гипотеза коллективного бессознательного является не более смелой, чем допущение существования инстинктов. Обычно люди готовы допустить, что человеческая деятельность весьма подвержена влиянию инстинктов совершенно независимо от рациональных мотиваций сознающего разума.

Если же предположить, что наше воображение, восприятие и мышление в равной мере подвержены влиянию врожденных и универсально существующих элементов, то при вдумчивом рассмотрении, я полагаю, в этом предположении можно усмотреть не более мистицизма, чем в теории инстинктов. Хотя мою концепцию не раз упрекали в мистицизме, я должен еще раз подчеркнуть, что концепция коллективного бессознательного является не умозрительной, не философской, а чисто эмпирической. Сущность данного вопроса проста — существуют или не существуют подобные бессознательные универсальные формы? Если они существуют, тогда имеется область психики, которую можно назвать коллективным бессознательным.

Правда, определить коллективное бессознательное не всегда просто. Недостаточно указать на зачастую очевидный архетипический характер проявлений бессознательного, ибо они могут быть обязаны своим возникновением обретениям языка и образования. При этом должна быть исключена криптомнезия, что в некоторых случаях почти невозможно.

Несмотря на все эти трудности, имеется немало примеров, иллюстрирующих аутохтонное возрождение мифологических мотивов, что выводит данную проблему за рамки рациональных сомнений. Но если бессознательное существует, то психология обязана принимать его в расчет и подвергать более острой критике этиологические теории, целиком опирающиеся на личность.

Мою мысль лучше всего пояснить на конкретном примере. Читатель, наверное, знаком с анализом Фрейда картины Леонардо да Винчи "Святая Анна с Девой Марией и Христом". Фрейд интерпретирует эту знаменитую картину исходя из того факта, что у самого Леонардо было две матери. Причинная связь в данном случае имеет личный характер. Мы не будем останавливаться на том факте, что картина эта далеко не уникальна, да и Святая Анна приходилась Христу бабушкой, а не матерью, чего требует фрейдовская трактовка.

Отметим лишь, что очевидно личностный фактор здесь переплетается с безличностным мотивом, хорошо известным и в других областях. Речь идет о мотиве двойной матери — архетипе, встречающемся во многих вариантах в мифологии и религии, и составляющего основу многих "коллективных представлений". Необходимо остановиться и на мотиве двойного происхождения, то есть происхождения от человеческих и божественных родителей, как в случае с Гераклом, обретшим бессмертие благодаря усыновлению Герой. То, что было мифом в Древней Греции стало, в сущности, ритуалом в Древнем Египте: по своему происхождению фараон был и человеком, и божеством. На стенах родильных палат храмов египетских фараонов сохранились фрески тех времен, изображающие святое зачатие и рождение. Из них следует, что фараон рождался дважды.

Именно эта идея лежит в основе всех таинств рождения, включая и христианство. Сам Христос является "дважды рожденным": через крещение в Иордане он был воскрешен и вновь рожден из "воды и духа". Вот почему в католической литургии купель символизирует "лоно церкви", и именно так она именуется по сей день в современном католическом воспевании "Благословении купели", которое мы слышим в святую субботу перед Пасхой. Более того, согласно раннехристианским и гностическим представлениям, дух, явившийся в виде голубя, толковался как София-Сапиенция — Мудрость и мать Христова. Благодаря этому мотиву двойного рождения у детей есть теперь крестные отцы и матери, вместо добрых или злых фей, которые при рождении магически признавали их "своими" с помощью благословений или проклятий.

Идея о втором рождении встречается повсюду и в любые времена. При зарождении медицины она была магическим средством исцеления; в крупнейших религиях — основным мистическим опытом; основополагающей идеей средневековой оккультной философии. Наконец, она появляется в форме детских фантазий у многих детей, считающих, что их родители — не настоящие, а приемные. Бенвенуто Челлини рассказывает в своей биографии, что в детстве думал точно так же.

В настоящее время не может быть и речи о том, что люди, которые верят в двойное происхождение, на самом деле всегда имеют двух матерей, или, напротив, что люди, разделившие судьбу Леонардо да Винчи, заразили человечество своим комплексом. Скорее мы согласимся с предположением, что повсеместное явление мотива двойного рождения наряду с фантазиями о двух матерях, отвечает насущной человеческой потребности, которая и отражается в этих мотивах.

Если Леонардо да Винчи действительно изобразил на картине своих двух матерей в образах Святой Анны и Марии, что вызывает у меня большие сомнения, то он, в таком случае, изображал лишь нечто, во что верили миллионы людей до и после него.

Символ грифа, также рассмотренный Фрейдом в упомянутой работе, добавляет правдоподобия этой точке зрения. В одном из объяснений Фрейд ссылается на источник символа — книгу Гораполло "Иероглифика", которая была широко распространена во времена Леонардо. В ней сообщалось, что грифы бывают только женского рода и символизируют материнское начало. Зачинают они от ветра (пневмы) — это слово приобрело значение "духа" главным образом под воздействием христианства. Даже во времена описания чуда в день Святой Троицы слово "пневма" все еще имело двойное значение — ветра и духа.

С моей точки зрения, этот факт прямым образом подводит нас к мысли о Марии, бывшей девственной по природе и зачавшей от пневмы, подобно грифу. Более того, согласно Гораполло, гриф также символизирует Афину, выпрыгнувшую прямо из головы Зевса без мучительных родов. Она была девственна и знала лишь духовное материнство. Все это — иносказание о Марии и мотиве воскресения. Нет и намека на то, что Леонардо хотел выразить своей картиной нечто иное. Если и предположить, что он отождествлял себя с Христом-ребенком, то, скорее всего, он выражал мифологический мотив двойной матери, но не свою личную ситуацию. А взять многих других художников, которых вдохновляла эта же тема? Очевидно, далеко не у каждого из них было две матери.

Давайте рассмотрим случай Леонардо с точки зрения невроза и допустим, что пациент с материнским комплексом страдает от заблуждения, что причина его невроза заключается в том, что он действительно имел двух матерей. С частной точки зрения можно было бы признать, что он прав, и, тем не менее, это совершенно не так. Ибо в действительности причиной его невроза была бы реактивация архетипа двойной матери, причем независимо от того, имел ли он одну мать или две. Ведь, как мы уже увидели, этот архетип действует индивидуально и в историческом плане не имеет какой-либо связи с редкими случаями двойного материнства.

Удовлетвориться таким простым и чисто личным объяснением было бы в данном случае весьма заманчиво, однако, эта гипотеза является не только неточной, но и абсолютно неверной. Конечно, врачу, имеющему только медицинскую подготовку и первый раз слышащему о мотиве двойной матери, трудно понять, как этот мотив мог обладать настолько большой силой, чтобы вызвать эффект травматического состояния. Если рассмотреть огромные силы, скрытые в мифологической и религиозной сфере человека, этиологическое значение архетипа покажется менее фантастическим. Во многих случаях невроза причина расстройства заключается в недостатке взаимодействия этих движущих сил в психической жизни пациента.

Тем не менее, личностная психология, сводящая все только к личностным проблемам, лучше всего использует свои наработки для отрицания существования архетипических мотивов, и даже пытается их уничтожить посредством личностного психоанализа. Я рассматриваю это как довольно опасную тенденцию, которую невозможно оправдать с медицинской точки зрения. Сегодня намного лучше, чем двадцать лет назад, видна природа задействованных сил. Мы являемся свидетелями того, как целая нация возрождает старинную символику, древние религиозные ритуалы, и того, как эти массовые настроения катастрофическим образом влияют на жизнь отдельно взятой личности, "революционизируя" ее ( Имеется в виду, конечно, гитлеровская Германия. —Авт.). И сегодня человек прошлого жив в нас в такой степени, какая нам и не снилась до войны; ведь, в конечном счете, в чем заключается судьба великих народов, как не в суммарном результате индивидуальных психических перемен?

Когда невроз является лишь частной проблемой, корни которой упираются исключительно в индивидуальные причины, архетипы в данном случае не играют никакой роли. Но если проблема заключается во всеобщей несовместимости или других опасных обстоятельствах, ведущих к появлению невроза у сравнительного большого числа индивидов, возникает предположение о действии архетипических созвездий.

Поскольку в большинстве своем неврозы являются не просто предметом личной озабоченности, а социальным феноменом, приходится допустить, что и в данном случае действуют созвездия архетипов. Активизируется соответствующий ситуации архетип, и наружу вырываются скрытые в нем разрушительные и опасные силы, что порой ведет к непредсказуемым последствиям.

Люди, ставшие жертвой воздействия архетипа, способны на любое безумие. Если бы тридцать лет назад кто-нибудь осмелился предсказать, что наше психологическое развитие направлено к возрождению средневековых преследований евреев, что Европа вновь содрогнется перед римскими фасциями и поступью легионов, что люди вновь будут отдавать честь по римскому обычаю, как два тысячелетия тому назад, и что архаическая свастика вместо христианского креста будет увлекать вперед миллионы воинов, готовых на смерть, — такой человек был бы освистан как несостоявшийся мистик.

Что же происходит сегодня? Как это ни удивительно, но весь этот абсурд является страшной действительностью. Частная жизнь, частная этиология и сугубо индивидуальный невроз превратились почти в фикцию в современном мире. Человек прошлого, живший в мире архаических "коллективных представлений", возродился вновь в самой видимой и болезненной реальности, причем произошло это вовсе не среди кучки неуравновешенных индивидов, а среди миллионов людей.

Архетипов существует столь же много, как и типичных ситуаций в жизни. Бесконечное повторение запечатлело эти опыты в нашей психической системе не в форме образов, наполненных содержанием, а вначале лишь в формах без содержания, представляющих просто возможность определенного типа восприятия и действия.

При возникновении ситуации, соответствующей данному архетипу, он активизируется и появляется побуждение, которое, как и инстинктивное влечение, прокладывает себе путь вопреки всем доводам и воле, либо приводит к конфликту патологических размеров, то есть к неврозу.

Вопрос№49

Основные идеи социобиологии

 Основные идеи социобиологии. Чел-к – сущ-во социобиологичекое (биосоциальное). Вне чел-кого общ-ва, ч-к не может стать ч-ком в полном смысле слова (дети – маугли, воспитыв. в общ-ве зверей пропустив отведенный природой на гинетич. уроане срок социолизации, уже никогда не смогут стать людбми. Социобиология возникла в 1975г. с выходом книги Уилсона «Социобиология»: новый синтез («Социобиол. изучает биологич. основы всех форм общ-ного поведения»). Социоб. – наука социальн. организация, выявл. сходство между соц. поведен. ч-ка и животных и мех-мы гинетич. детерминации соц. поведения ч-ка. Осн. идея социоб. – в том, что ч-к разумны, обычный биологич. вид с гинитич. разнообр. поведениями. Социоб. отрицает способность к-ры изменчивости поведения ч-ка, его приближения к альтруистич. совершенству. Тем самым социоб. отрицает способность обществ. ценностей переходить на гинетич. уровень. Однако у ч-ка есть гинетич. уровень, способн. к взаимопомощи и общительности (основа морали). Потому по видимому отдельные социальные факторы все же гинетич. наследуются.

Вопрос№50

О соотношении биологического и социального в генезисе преступного поведения

Признание того факта, что преступность как социальное явление имеет, прежде всего, социальную обусловленность, отнюдь не обозначает игнорирования индивидных свойств личности при изучении генезиса преступного поведения. Выявление роли и места психобиологических предпосылок, особенностей организма и психики в антиобщественном поведении затруднено тем, что в психологии в настоящее время не решена до конца проблема соотношения биологического и социального в личности. Эти вопросы при рассмотрении самых различных сторон личности, от природы способностей до природы отклоняющегося поведения, составляют предмет весьма острой, многолетней дискуссии ученых.

Дуалистический, альтернативный подход к пониманию соотношения биологического и социального в личности привел к выделению в психологическом знании двух взаимоисключающих подходов: социологизаторской и биологизаторской концепций, в которых природа различных психологических свойств и явлений, в том числе и природа асоциального, преступного поведения, объяснялась либо за счет неких врожденных, наследственных факторов и механизмов, либо только за счет социальных условий существования индивида.

Эта важнейшая методологическая проблема психологии занимает центральное место в работах ведущих отечественных психологов, таких как Б. Г. Ананьев, А. Н. Леонтьев, Б. Ф. Ломов, С. Л. Рубинштейн, К. К. Платонов и другие. Заслугой отечественной психологии является переход от дуалистического понимания природы личности, по выражению Б. Г. Ананьева, к монистическому пониманию человека, за которым стоит единство истории и природы в развитии человека.

Как пишет Б. Г. Ананьев: "Не отделение человека как субъекта и объекта истории от природы, не игнорирование человеческой природы как биологического начала в человеческой организации, а диалектическое единство истории и природы, преобразование природы историческим путем - такова традиция марксизма".

Однако наметившийся монистический подход определяет лишь общие принципы рассмотрения биологического и социального в личности" отнюдь не давая непосредственного прямого ответа на важные вопросы превентивной теории и практики: какие индивидные особенности, с какого периода, в каком сочетании с другими условиями жизнедеятельности, воспитания, обучения способны привести к тем или иным отклонениям в сознании и поведении ребенка и взрослого человека? В результате сложности, многомерности, взаимообусловленности связей социального и природного в личности данные вопросы представляют для исследователя весьма сложно разрешаемую проблему. На это указывает, в частности, Б.Ф. Ломов: "Относительно связей биологического и психологического вряд ли целесообразно пытаться формулировать некоторый универсальный принцип, справедливый для всех случаев. Эти связи многоплановы и многогранны. В одних измерениях и при определенных обстоятельствах биологическое выступает по отношению к психическому как его механизм - физиологическое обеспечение психических процессов, в других - как предпосылка, в третьих - как содержание психического отражения (например, ощущение состояний организма), в четвертых - как фактор, влияющий на психические явления, в пятых - как причина отдельных фактов поведения, в шестых - как условие возникновения психических явлений и т.д.).

Криминологический анализ социального и биологического в личности предполагает, прежде всего, рассмотрение соотношения этих факторов в процессе социального развития, формирования личности. Попытку сопоставить соотношение биологического и социального на разных иерархических уровнях структуры личности в процессе онтогенеза в свое время предпринял К. К. Платонов, показав, что соотношение этих факторов неодинаково на различных подструктурах. Если на нижней биологической подструктуре, куда автор включил такие особенности индивида, как пол, соматику, телесную организацию, тип нервной системы, патологии и задатки, то есть все то, что человек получает при рождении, биологические факторы - наследственные и врожденные - выступают ведущими, то высшая подструктура, представленная направленностью, важнейшей личностной социально-нравственной характеристикой человека, включающей его ведущие мотивы и ценностные ориентации, в основном, обусловлена социальными факторами: средой и воспитанием.

То есть, в отличие от промежуточных подструктур, психологической (темперамент, способности, особенности познавательной и эмоционально-волевой сферы) и структуры опыта (знания, умения, навыки), где биологический и социальный фактор представлены в сложном соотношении, крайние нижняя и верхняя подструктуры, казалось бы, имеют вполне однозначно трактуемую природу, которая в одном случае определяется наследственными, врожденными факторами, в другом случае - обучением, воспитанием, средой. Но при более пристальном рассмотрении природы биологической подструктуры и подструктуры направленности становится ясно, что ни в одной из них ни социальный, ни биологический фактор не проявляют себя в чистом виде, и в одном и в другом случае имеют место свои более завуалированные и опосредствованные связи.

Косвенное опосредствованное влияние социального фактора на особенности биологической подструктуры не менее очевидно, как и косвенное опосредствованное влияние биологического на подструктуру направленности. Хотя пол, тип и структура нервной системы, патологии и задатки - природные свойства индивида, но это не значит, что на них никак не отражаются социальные факторы, например, образ жизни, определяющий состояние здоровья и психики матери во время беременности, условия протекания родов и беременности. Сегодня, к сожалению, известны такие явления, как "воскресные дети", "дети карнавала", то есть дети, зачатые пьяными родителями и появляющиеся на свете различными патологиями нервной системы, затрудняющими их социальную адаптацию. Так, по данным, приведенным Ф. Г. Угловым, наблюдения за 1500 женщинами-роженицами показали, что различные отклонения в организме детей наблюдаются у 2% непьющих матерей" У 9% умеренно пьющих и у 74% матерей, злоупотребляющих спиртными напитками.

Эксперименты над животными, проводимые в настоящее время физиологами, исследующими развитие эмбриона, показывают, как губительны для будущего организма животного стрессы и психотравмы, переживаемые матерью в период беременности. Потомство крольчих, подвергнувшихся сильным психотравмирующим стрессам в первой половине беременности, страдает серьезными дефектами организма и центральной нервной системы. У тех же, кто испытал подобные стрессы во второй половине срока, рождается физиологически ослабленное потомство, страдающее отставанием в развитии и часто подвергающееся различным заболеваниям.

Эти факты свидетельствуют о том, что даже биологическая подструктура, где речь идет о сугубо врожденных и наследственных свойствах индивида, не свободна полностью от влияния среды, воздействующей на него опосредованно, через организм матери.

Достаточно сложным оказывается также взаимодействие биологического и социального факторов на высшей подструктуре направленности, проявляющейся, прежде всего, в личностных качествах и поведении человека, в характере его социальной активности" где доминирующее, ведущее место отводится социальным, прижизненным факторам, воспитанию, обучению, среде.

Когда-то журналист В. Аграновский в своем очерке "Остановите Малахова", скрупулезно исследуя путь, приведший подростка на скамью подсудимых, обратил внимание, что трудности во взаимоотношениях с одноклассниками у Антона Малахова начались еще в первом классе из-за дефекта речи - шепелявости, И поскольку не были приняты своевременные меры ни по исправлению речи, ни по коррекции его отношений с одноклассниками, на основе этих конфликтов возникла изоляция подростка в классе, что и послужило одной из причин падения Малахова.

Изучая причины изоляции на выборке из 300 "изолированных" учащихся" мы установили, что около 10% оказались в изоляции в связи с различными дефектами и недостатками сугубо соматического характера (толстый, рыжий, заика и т.д.). Еще 8% в числе изолированных оказались из-за отставания в интеллектуальном развитии (слабо учились, не способны были усваивать учебный материал, имели ограниченные интересы и т.д.). Однако необходимо отметить, что в числе изолированных выявилось также 24% хорошистов, отличников, активистов, противопоставляющих себя классу и не пользующихся уважением одноклассников из-за эгоизма и зазнайства.

Тем не менее, этот анализ показывает, что индивидные качества детей и подростков (по А. Г. Асмолову: половозрастные, конституционные и нейродинамические свойства, включая телосложение, биохимические свойства и такие интегральные, индивидные характеристики как темперамент и задатки при отсутствии дополнительной медико-педагогической коррекции способны оказывать свое негативное влияние на социальную ситуацию развития, а соответственно, и на процесс социального развития личности).

Таким образом, когда речь идет о неблагоприятных индивидных особенностях, выступающих в качестве психобиологических предпосылок асоциального поведения, необходимо иметь в виду весьма широкий круг природных свойств человека, далеко выходящих за рамки физиологии, а также нервно-психического здоровья и развития, чем иногда ограничиваются исследователи при изучении данного вопроса.

Важным методологическим положением при изучении места и роли индивидного фактора в генезисе отклоняющегося поведения является положение об изначальной "безличности", "нейтральности" органических предпосылок по отношению к социальному развитию личности, которые играют ту или иную роль в процессе социализации лишь в зависимости от социальных факторов, воспитания, среды, определяющих в конечном счете социальную ситуацию развития.

Как справедливо отмечал А. Н. Леонтьев, "парадокс в том, что предпосылки развития личности по самому существу своему безличны. Личность как и индивид есть продукт интеграции процессов, осуществляющих жизненные отношения субъекта. Существует, однако, фундаментальное отличие того особого образования, которое мы называем личностью. Оно определяется природой самих порождающих его отношений: это специфические общественные отношения, в которые он вступает в своей предметной деятельности".

Выявление так называемых психобиологических предпосылок асоциального поведения, тех неблагоприятных свойств психики и организма, которые затрудняют социальную адаптацию индивида, является отнюдь не самоцелью, а имеет свой смысл, прежде всего, в связи с превентивной практикой, так как позволяет строить воспитательно-профилактическую деятельность системы органов ранней профилактики с учетом всех, в том числе и индивидных факторов, обусловливающих отклонения в поведении и сознании личности. Отсюда понятен тот интерес, который проявляют к данному вопросу представители различных отраслей психологии, криминологии, медицины, исследующие проблему отклоняющегося поведения и преступности.

Существует ряд серьезных проблем. Это такие проблемы, как акселерация и ее связь с отдельными преступлениями несовершеннолетних, хронобиология и биоритмология и их проявления в поведении человека" особенно существенна их роль в дорожно-транспортных нарушениях, высокий уровень невротизма, психопатий и психопатоподобных состояний преступников, что должно быть учтено в воспитательно-профилактической и пенитенциарной практике,

Г. А. Аванесов, останавливаясь на данной проблеме, отмечает определенные трудности в ее исследовании, связанные с тем, что "все биологическое в личности в большей или меньшей степени социализировано. Это делает задачу изучения влияния биологических факторов чрезвычайно трудной, однако реально решаемой".

Выделяя биологические предпосылки, играющие отрицательную роль в поведении человека, он отмечает, что речь отнюдь не идет "о специальных генах, фатально обусловливающих преступное поведение, а лишь о тех факторах, которые наряду с социально-педагогической требуют также и медицинской коррекции".

Так, в частности, Г. А. Аванесов среди таких предпосылок рассматривает следующие:

1. Патология биологических потребностей, что, в частности, нередко служит причиной половых преступлений, сексуальных извращений.

2. Состояние нервно-психического здоровья, нервно-психические заболевания, психопатии, неврастении, пограничные состояния, повышающие возбудимость нервной системы, обусловливающие неадекватную реакцию и затрудняющие социальный контроль за действиями.

3. Влияние наследственных заболеваний, а особенно наследственности, отягощенной алкоголизмом, которой страдает до 40% умственно отсталых детей.

4. Влияние психофизиологических нагрузок, конфликтных ситуаций, изменение химического состава окружающей среды, использование новых видов энергии, которые приводят как к различным психосоматическим, аллергическим, токсическим заболеваниям, так и служат дополнительным криминальным фактором [1. с, 226 - 230].

Таким образом, в понятие "психобиологические предпосылки асоциального поведения" включают различные патологии, отклонения в развитии организма и психики, имеющие как наследственный либо врожденный характер, так и возникающие под влиянием неблагоприятных условий жизнедеятельности индивида и затрудняющие процесс его социализации, процесс усвоения индивидом социальных программ. Чрезвычайно важным для правильного адекватного оценивания роли психобиологических предпосылок асоциального поведения является понимание того факта, что влияние этих предпосылок отнюдь не носит фатального характера и не ведет с неизбежной необходимостью к преступным проявлениям. Однако наличие неблагоприятных психобиологических предпосылок требует, как правило, дополнительных и психолого-педагогических, и медицинских корректирующих мер и воздействий. То есть общество может и должно предупреждать преступное поведение индивидов, имевших неблагоприятную органическую отягощенность, но при этом социально-воспитательные профилактические программы должны строиться с учетом этой части правонарушителей, имеющих неблагоприятный характер психобиологических особенностей.

Вопрос№ 51 и Вопрос№52

От классического к постклассическому образу

социальной реальности. Понятие интерсубъективности

Предметом социальной философии являются вопросы наиболее общего характера, касающиеся общественной жизни. Главный среди них – вопрос «что такое общество?» Его постановка обусловлена стремлением получить представление не только о частностях, отдельных сторонах общественной жизни, но и обществе в целом. Большинство современных исследователей сходятся в том, что общество не может быть понято как механическая сумма, простая совокупность составляющих его людей. Широкое распространение получил взгляд на общество как сложную систему. Система же, как известно, – это упорядоченное множество элементов, взаимосвязанных между собой. Причем это такое целое, которое не сводится к сумме своих элементов. Уникальность целого обеспечивается особым способом, порядком взаимосвязи и взаимозависимости его частей. Известный американский социолог Никлас Луман в книге «Теория общества» пишет: «Теория общества должна рассматриваться как теория всеобъемлющей социальной системы, заключающей в себе все остальные социальные системы. Эта дефиниция – почти цитата. Она соотносится с вводными положениями «Политики» Аристотеля, где городское сообщество определяется как наипрекраснейшее сообщество, которое заключает в себе все остальные. Таким образом, поскольку речь идет о понятии общества, мы присоединяемся к древнеевропейской традиции». Далее Н. Луман отмечает, что «в современном понимании общества можно обнаружить три взаимосвязанных и поддерживающих друг друга предпосылки: 1) что общество состоит из конкретных людей и отношений между ними; 2) что общества суть региональные, территориально ограниченные единства; 3) наконец, что общества, как группы людей или как территории, могут быть поэтому наблюдаемы извне». Даже поверхностное наблюдение за жизнью общества позволяет увидеть, что оно есть объединение многих людей для совместной деятельности, что в обществе существует некоторая организованность, определенный порядок, взаимоподдержка и взаимопонимание. Очевидно, что общественная солидарность людей покоится на определенных основаниях. Что лежит в основе общественной солидарности и, следовательно, целостности общества как такового, безотносительно к конкретным характеристикам данного общества? – так следует сформулировать одну из наиболее важных социально-философских проблем. В рамках классической философии предполагалось, что целостность общественной жизни гарантируется тем, что люди как разумные существа, так или иначе осознают необходимость и удобства совместной жизни. Неразумные действия людей, порождающие различные социальные катаклизмы (войны, революции и т. п.) рассматривались при этом лишь как эпизоды, не способные разрушить целостность общества. Господствовало представление, что общественная реальность есть то, что в своих основаниях не зависит от субъективного произвола. Вот почему для классического подхода к обществу было характерно стремление максимально исключить из теоретического рассмотрения субъективный мир отдельной личности. Философы стремились обнаружить такую основополагающую общественную структуру, которая в наибольшей степени не зависела бы от субъективного произвола и тем самым явилась бы определяющей для общества в целом. Одни мыслители связывали основу общественной жизни с духовной культурой (Гегель), другие обращали особое внимание на экономику (Маркс), но все они отстаивали приоритет общественного целого перед отдельной личностью. В социальной философии XX века складывается новый образ социальной реальности, в его основании лежит характерный для современной западной философии поворот к человеку. Речь идет о рассмотрении социальной реальности сквозь призму отдельной личности, отдельного индивида. Подвергается сомнению стремление философской классики максимально исключить при рассмотрении общественной жизни все субъективное (это оправдано и необходимо только в ограниченных пределах). При этом изменяется и само представление о субъективности, вводится понятие интерсубъективности. Понятие «интерсубъективность» ярко выражает одну из важнейших особенностей современной социальной философии. Его истоки восходят к феноменологии Э. Гуссерля, а дальнейшее развитие связано с именами таких философов как М. Хайдеггер, Г. Гадамер, Ж.–П. Сартр, М. Бубер и др. С помощью понятия интерсубъективности предпринимается попытка преодолеть в сфере социального познания традиционное для классической философии деление на субъект и объект. Интерсубъективность – это особого рода реальность, складывающаяся при взаимоотношениях людей. В своих истоках эта реальность есть взаимодействие «Я» и «Другого». Жизненный мир человека с необходимостью интерсубъективен. «Жизненный мир, – пишет Э. Гуссерль, – не является моим частным. К нему принадлежат другие, не только как тела и объекты моего опыта, но как субъективности, наделенные такой же активностью, как и я». Другой – это тот, кто наделен своим собственным духовным миром, своими собственными мыслями и переживаниями. В процессе жизни Другой может превратиться для меня в «Ты». Это превращение означает, что Другой стал для меня более привычным, повседневным. Я присутствую при его жизни, она «приоткрывается» мне. Вместе с тем в общении с Ты я все более убеждаюсь, насколько мне не по силам во всем объеме проникнуть во внутренний мир другого, ощущаю и понимаю невозможность отождествить себя с ним. Отсюда следует, что я не могу избавиться от настороженности по отношению к нему. Таким образом, интерсубъективность, раскрывающаяся через отношения «Я и Другой», обнаруживает то, что можно назвать экзистенциальным напряжением общественной жизни. Напряжение это не есть нечто производное от конкретных типов общественной организации, а обусловлено самой природой человеческих взаимоотношений и, следовательно, сохраняется в любом обществе. Своеобразным способом снятия присущего общественной жизни внутреннего напряжения являются праздники, особенно популярный во многих странах карнавал. Люди прячут свои лица под масками и одеваются в необычные костюмы, чтобы избавиться от своего «Я». Это по сути дела праздник людей, немного уставших от себя и других. Он позволяет человеку хоть на короткое время отдохнуть от себя, от своего «Я», побыть другим, на несколько часов позабыв о привычных «Ты» вокруг. Внутреннее напряжение межчеловеческих отношений также находит определенное смягчение в правилах вежливости. Очевидно, в последних не было бы никакой нужды, если бы люди не осознавали и не ощущали опасности со стороны Другого. Вежливость – не что иное, как совокупность социальных правил, позволяющих смягчать столкновения, борьбу, конфликты, а также дающих возможность постепенного сближения с Другим. Итак, понятие интерсубъективности задает образ социальной реальности, состоящий из множества «Я», каждое из которых не только уникально и неповторимо, но также субъективно и своевольно, и хотя бы отчасти остается тайной для другого «Я». Общество предстает передо мною множеством «Ты», в которых я должен признать их собственное «Я». А это значит, что мне не дано заставить других смотреть на мир моими глазами. Это также означает, что другие всегда сохраняют в своих мыслях и поведении то, что я не в силах предсказать и предвидеть и что может явиться для меня неожиданностью.

Вопрос№53

Отказ от «логики проекта».

Критика «историцизма» К. Поппером

Признание интерсубъективности в качестве важнейшего свойства социальной реальности влечет за собой ряд следствий принципиального характера. Оно предполагает в частности, отказ от рассмотрения социальной реальности с точки зрения «логики проекта». Под «логикой проекта» многие современные философы имеют в виду идущее от Просвещения и характерное для многих мыслителей XIX в. стремление разработать и предложить обществу всеобъемлющий проект общественного переустройства. В рамках «логики проекта» сам смысл изучения общества как раз и виделся главным образом в том, чтобы познав закономерности общественной жизни, философ смог бы предложить некоторый радикальный проект будущего совершенного общества и направление пути, по которому «следует идти». В свете интерсубъективности подобная логика рассуждений не выглядит убедительной. Во-первых, сам философ, несмотря на все усилия быть объективным, не в состоянии отключиться от своей субъективности в полной мере. Всегда существует вероятность того, что в разработанный проект общественного переустройства может вкрасться ошибка, обусловленная особенностями личности автора или иными факторами. Во-вторых, всякие глобальные социальные проекты, независимо от того, к чему стремятся их авторы, на деле лишают людей права на проявление своей субъективности. Такие проекты «решают за других», а значит, рассматривают других лишь в роли послушных винтиков, чье поведение предсказуемо, вычисляемо, т. е. программируемо. Разумеется, сказанное не означает, что философ, как и любой человек, не вправе строить планы на будущее. Отказ от «логики проекта» не означает также отрицания общественного идеала – представления о справедливом общественном устройстве. Однако планы, которые мы намечаем, не должны быть чрезмерно масштабными, глобальными. Их основу могут составлять те процессы, которые поддаются наблюдению и охватывает круг людей, по отношению поведения которых возможно хотя бы относительно точное предвидение. Одним из ярких примеров критики «логики проекта» является борьба с «историцизмом» крупнейшего философа нашего столетия К. Поппера. Понятием «историцизм» он обозначил такой метод в социальных науках, когда ставится цель открыть некие «ритмы» или «законы», определяющие социальные изменения. Поппер отвергает мысль, что наука способна обнаружить законы движения общества, подобно тому как Ньютон открыл законы, управляющие движением физических тел. Ученый, изучающий общество, может только судить о тенденциях социального развития, в которых находит выражение некоторая статистическая регулярность, он должен стремится к эмпирической обоснованности любых социальных обобщений. К. Поппер вводит понятие «социальной инженерии». «Подобно тому, – пишет он, – как основной задачей инженера – физика является проектирование и эксплуатация машин, задача социального инженера состоит в проектировании и реконструкции социальных институтов, а также в управлении ими». Социальный инженер должен выбирать между «крупномасштабными» либо «поэлементными» действиями. Первые предпочитает сторонник историцизма, верящий в познанные им исторические законы. Но обоснованным всерьез может быть лишь поэлементный подход, поскольку лишь в его рамках можно адекватно контролировать социальную ситуацию, видеть реальные причинно-следственные связи. Поэтому реальные задачи социальных наук – не обоснование глобальных прогнозов и пророчеств об отдаленном будущем, а открытие и исследование зависимостей, имеющих место в тех или иных сферах общественной жизни. К. Поппер отвергает любые типы глобальных пророчеств, именуя их «утопиями». Он указывает на опасность утопического мышления, несущего в себе «запал фанатической веры в предзаданный финал развития общества». Пафос рассуждений британского философа можно понять, ибо в XX веке глобальные социальные конструкции зачастую становились идеологическим обоснованием кровавых тоталитарных режимов. ^Вопрос№54

«Критическая теория» общества Франкфуртской школы

Франкфуртской школой называют группу критически настроенных философ, социологов, экономистов, историков, объединившихся вокруг созданного в 1923 г. при Франкфуртском университете Института социальных исследований. В формировании идей, определивших лицо Франкфуртской школы, принимали участие, возглавивший в 1931 г. Институт М. Хоркхаймер (1895–1973) и его ведущий сотрудник Т. Адорно (1903–1969). С институтом сотрудничали такие известные мыслители как Г. Маркузе, Э. Фромм, Ю. Хабермас и др. Социально-философское направление нашего века, связанное с именами представителей Франкфуртской школы, получило название «критической теории общества». Главной теоретической сферой, где критическая теория нарабатывала свои основные идеи, оказалась критика духа, культуры, философии. Эта критика не была изобретением франкфуртцев, ее можно найти в работах А. Шопенгауэра, Ф. Ницше, М. Хайдеггера, О. Шпенглера и др. Такие понятия и выражения как «упадок», «закат», «кризис», «отчуждение» применительно к европейской культуре и цивилизации стали уже привычными. Философия Франкфуртской школы, впитав идеи прежней «философии кризиса», придала им весьма радикальное выражение. Первой систематизацией главных идей критической теории общества стала книга М. Хоркхаймера и Т. Адорно «Диалектика Просвещения» (1947). Каковы же эти идеи? 1. В этой книге Просвещение толкуется в расширительном смысле. Имеется в виду не столько философия просвещения XVIII в., а скорее совокупность идей, принципов, ценностей, идеалов европейской культуры нового и новейшего времени. Результаты многовекового развития европейской культуры авторы оценивают негативно. Находясь под влиянием молодого К. Маркса, Хоркхаймер и Адорно абсолютизируют идею универсального отчуждения, выражающую, по их мнению, основную черту деятельности человека Нового времени. 2. Различные негативные характеристики авторы как бы подводят к одному общему знаменателю. Им они считают «принцип господства и доминирования», который философия Нового времени поместила во главу угла. Его истоки уходят в те времена, когда люди, стремясь освободиться из под власти природы, поставили задачу подчинить природу через познание ее законов. Итог оказался прямо противоположным: использовав природу, человечество как бы восстановило ее против себя. Отчуждение от природы – вот парадоксальный результат намерения господствовать над природой, который красноречиво свидетельствует о крахе идеологии доминирования. Это лишь одно из проявлений неожиданной и трагической «диалектики просвещения». 3. Другая черта этой трагической диалектики: человечество с помощью просветительства намеревалось устранить мифы, сделать ясным и доступным знание, но в результате оно создало новые мифы. К таким мифам причисляются абсолютный рационализм и сциентизм, т. е. мифология разума и науки. Просвещение намеревалось с помощью разума и науки освободить, осчастливить человечество, но на деле разум, его понятия, концепции, нормы оказались не способами освобождения, а инструментами господства, причем не столько над природой, сколько над другими людьми. В итоге растет отчуждение человека, ведь люди, по замечанию Хоркхаймера и Адорно, «оплачивают расширение своей власти отчуждением от того, над чем властвуют». Таковы некоторые принципы критической теории общества, сформированные в 40–50-ые годы. В дальнейшем, даже в благополучные 60–70-ые годы, перед лицом несомненных успехов Западной Европы в экономической области и в создании правового государства, франкфуртцы не смягчали свою критику западной цивилизации и ее культуры. Они решительно выступили против апологетических концепций «государства всеобщего благосостояния», «общества всеобщего изобилия» и т. д., против таких социальных и духовных бед, как потребительство, духовное опустошение личности и т. д. Франкфуртская философия глубоко повлияла на сознание бунтующей молодежи, которая в конце 60 – начале 70-х годов оказалась в центре социальных движений протеста на Западе. Одним из самых популярных их идеологов стал Г. Маркузе (1898–1979). В мятежном и тревожном 1968 г. в Париже особым вниманием пользовалась книга Маркузе «Одномерный человек». В ней получили дальнейшее развитие критические идеи франкфуртской школы. Прежде всего Маркузе обобщает все основные обвинения, которые со времени Маркса были брошены в адрес системы капитализма. Рыночная экономика, правовое государство, демократические процедуры – все было подвергнуто решительной критике. «Великий отказ» должен стать, согласно Маркузе, главным нравственно оправданным способом отношения к такому обществу. Общий вывод Маркузе: индустриально развитое общество нашей эпохи по природе своей «одномерно». В экономике в нем все сводится к мотивам прибыли, потребительства; в политике – к «репрессивной терпимости», униформизму, манипуляторству; в культуре – к коммерциализации, выхолащиванию духовного и нравственного начал. Соответственно формируется «одномерный человек» как продукт и одновременно предпосылка одномерного общества. Всем нам не составит труда, рассуждает Маркузе, «опознать» в самих себе «одномерных» людей. Мы подавлены, подчинены внешними экономическими и политическими силами. Мы конформисты, ибо поддерживаем в конечном счете, то, в чем заинтересованы власти предержащие. Мы участвуем в погоне за материальными благами. Наши мысли и наши чувствами – это либо «счастливое сознание» обладателей материальных благ, либо «несчастное сознание» тех, кто устремлен в погоню за благами, услугами, престижем. В «прометеевской» погоне за эффективностью, – пишет Маркузе, – мы потеряли непосредственную «дионисийскую» радость жизни, общения, наслаждения искусством. Таким был начертанный Маркузе образ общества и индивида нашего времени. В 80-90-ые годы среди наиболее известных последователей идей Франкфуртской школы обычно называют Ю. Хабермаса (р. 1929). Главную особенность развития человека на рубеже XX в. XXI вв. он усматривает в том, что некоторое облегчение тяжести эксплуатации человека в экономической сфере (речь тут скорее идет о странах наиболее развитых в индустриально-техническом отношении) сопровождается «колонизацией» тех сфер жизненного мира, которые исконно считались заповедной «землей» человека – жизнь семьи, быт, отдых, досуг, мир мыслей, чувств, переживаний. По мнению Хабермаса, современная цивилизация – опираясь на новейшую технику, на средства массовой информации – устроила настоящую атаку на все эти, казалась бы, «частные» и неприкосновенные сферы. Манипуляция внутренним миром личности, направленное против него насилие становятся беспрецедентными – как беспрецедентны и вытекающие отсюда опасности.

Вопрос№55

Типология общественной организации. Концепция «постиндустриального общества»

Любое из известных истории обществ характеризуется своей организацией, т. е. определенным способом упорядочения общественной жизни, включающим в себя структуры общественного производства, социально-классовую и политическую структуры, формы организации власти и многое другое. Стремление охватить мыслью все многообразие существующих обществ, классифицировать их в соответствии с определенными признаками нашло свое выражение в попытках создать универсальную типологию общественной организации. В XX веке потребность в такого рода типологии обусловлена прежде всего нарастающей глобализацией общественной жизни. Особую роль в создании предпосылок для глобализации социальных процессов, в формировании общемировых тенденций играет научно-техническая революция. Достижения науки и техники, распространяясь по все миру, вызывают к жизни определенные социальные последствия, приблизительно одинаковые во всех странах и регионах. Поэтому не случайно, что универсальная топология общественной организации в большинстве случаев строится с учетом того, на какой стадии освоения передовых научно-технических достижений находится та или иная страна. Данный подход отчетливо представлен в получившей широкую известность теории постиндустриального общества, автором которой стал американский социолог Дж. Белл. В рамках этой теории выделяются три типа общественной организации, которые одновременно являются и тремя последовательными этапами мирового развития: доиндустриальный, индустриальный и постиндустриальный. Доиндустриальный тип господствует сегодня в большинстве стран Африки, ряде стран Латинской Америки и Южной Азии. Для него характерно преобладание земледелия, рыболовства, скотоводства, горнодобывающей и других видов промышленности, связанных с непосредственной эксплуатацией природных ресурсов. Индустриальный тип общественной организации характерен для ряда стран Европы, государств бывшего СССР. Он основан на развитии промышленности, в частности тяжелой индустрии, на которую расходуется значительная часть имеющихся в распоряжении общества энергии и ресурсов. Производство характеризуется преобладанием механизации над автоматизацией, его основная цель – обеспечение относительно невысокого уровня жизненных удобств и комфорта. Постиндустриальный тип общества, согласно Беллу, начинает складываться в последние десятилетия XX в. в США, Японии, ряде стран Западной Европы. Главным звеном в системе общественного производства здесь становится труд, направленный на получение, обработку и хранение информации. В силу широкого внедрения автоматизации в сферу материального производства в последней оказывается занятым значительно меньшая (по сравнению с индустриальной эпохой) доля работоспособного населения, но возрастает доля занятых в сфере услуг. Для постиндустриального общества характерно целенаправленное усовершенствование техники на основе развития фундаментальных наук. Одним из вариантов теории постиндустриального общества является концепция еще одного американского ученого О. Тоффлера. Рассматривая развитие общества как скачкообразный процесс, он оценивает рождение информационного общества как качественный прорыв человечества в новое историческое состояние. Динамика всемирной истории рисуется Тоффлером в форме следующих друг за другом волновых всплесков, каждый из которых подталкивает человечество на новый, более высокий уровень единства и взаимозависимости. Речь идет о своеобразной исторической триаде: к аграрному обществу – первая волна, к индустриальному обществу – вторая волна, к информационной эре – третья волна. Технологическая основа этой триады может быть представлена в следующем виде: соха – машина – компьютер. Подобно тому как индустриальное общество врывается в массовое сознание мечтой о машине, комфортабельном доме и прочих благах, являющихся продукцией промышленного производства, информационное общество формирует новый имидж, новые представления об успехе, ориентирующиеся на потребление продукции электронного производства. Технологическим фокусом, вокруг которого складывается новая надежда на избавление человечества от бед, выступает «святая троица» – коммуникационный спутник, кабельное телевидение, персональный компьютер. По мнению канадского социолога М. Маклюэна, – создателя еще одной разновидности концепции постиндустриального общества, – символическим актом рождения информационной эры является запуск искусственного спутника Земли. Автор коммуникационной теории общества с появлением спутников связывает формирование подлинно глобальной коммуникационной связи – нервной системы планетарной цивилизации. Обусловливая фундаментальные культурные сдвиги сменой господствующих видов коммуникаций, Маклюэн выделяет три ступени в развитии общества. Первая ступень – эпоха племенного индивида – характеризуется преобладанием устной речи в качестве средства коммуникации («человек слушающий»). Вторая ступень – эпоха индустриального индивида – наступает в XV в. после изобретения печатного станка и приводит к триумфу визуального мировосприятия («человек смотрящий»), к победе печатного слова над устным. Третья ступень – эпоха синтеза «человека слушающего» и «человека смотрящего» – наступает в условиях победы средств электронной коммуникации. В процессе радикальных сдвигов, намечаемых в обществе под влиянием компьютеризации, возникает уникальный исторический шанс – освободить творческий потенциал индивида от диктата техники, от шаблонов поведения и потребления, навязанных массовым производством индустриального общества. В этом контексте переход от машины к компьютеру воспринимается как символический акт скачка цивилизации из царств необходимости в царство свободы. Заключительным аккордом в намечаемой грандиозной культурной трансформации выступают ценностные изменения, в рамках которых устремления индивида из области обладания – «иметь» – перемещаются в область самовыражения – «быть». «Перед лицом возрастающего общественного богатства, – рисует будущее М. Маклюэн, – люди откажутся от моделей общества потребления, ибо жажда потребления присуща «голодным». При этом, как предполагается, наконец, осуществится рожденная еще ранними утопиями мечта – «человек работающий», в связи с возрастанием досуга – превратится в «человека играющего». Вопрос№56 и вопрос№57

Теория модернизации. Ценности либерализма

В 70-ые годы XX столетия возникла «теория модернизации», оживленные дискуссии вокруг которой продолжаются и сегодня. Так же как и концепции постиндустриального общества, теория модернизации направлена на выявление последовательных стадий общественного развития, однако она в значительно большей мере стремится учесть всемирное разнообразие. Акцент делается на характеристике одновременно сосуществующих, но находящихся в разных фазах эволюции современных обществ. Более пристально здесь рассматриваются особенности стран незападного мира. В рамках теории модернизации выделяются в первую очередь два типа общества: традиционное и современное. Процесс перехода от традиционного к современному обществу называется модернизацией. Согласно рассматриваемой теории, модернизация в странах Запада заняла длительный период – приблизительно от первых десятилетий XIX в. до 50-ых гг. XX. Эпоха модернизации в определенной мере совпадает с тем, что в концепции Дж. Белла названо индустриальным обществом, т. е. обществом с преобладанием тяжелой, в большинстве случаев экологически вредной индустрией, ориентированной на массовый выпуск продукции и на обеспечение относительно приемлемого комфорта и качества жизни. Согласно теории модернизации традиционное общество характеризуется следующими основными чертами: зависимость организации общественной жизни от религиозных или мифологических представлений; цикличность (а не поступательность) развития; коллективистский характер общества и невыделенность персонального (личностного) начала; авторитарный характер власти; преобладание традиции над инновациями (нововведениями). Характеристики современного общества в значительной мере противоположны тем, которые присущи традиционному. К ним относятся: преобладание инноваций над традициями; светский (нерелигиозный) характер общественной жизни; поступательное развитие; выделенная персональность; либерально-демократическая система власти. Следует учитывать, что в рамках теории модернизации понятие современного общества не равнозначно хронологической современности. Не все существующие в настоящий момент общества могут быть отнесены к современным, таковыми им предстоит стать в процессе модернизации. Процесс модернизации складывается из двух основных составляющих: освоения достижений современного научно-технического прогресса и утверждения в обществе ценностей либерализма. В наши дни под либерализмом в широком смысле слова понимают учение, обосновывающее в качестве главного принципа организации общественной жизни приоритет прав и свобод личности. Это учение настаивает на таком общественном устройстве, которое способно максимально обеспечить свободу индивида. По мнению известного австрийского экономиста и социолога Ф. Хайека, либерализм исходит из допущения (как выяснилось, излишне оптимистического), что огромное большинство людей в условиях свободы устремит свою энергию не на разрушительные, а на созидательные цели. Что же касается деструктивного меньшинства, то от него оградить общество должно государство. Вместе с тем, важнейшим положением либерализма является принцип ограничения вмешательства государства в частную жизнь граждан. Государство не может нарушать права и свободы личности, по отношению к личной и общественной жизни граждан оно должно выступать в роли «ночного сторожа», т. е. вмешиваться только в исключительных и самых опасных случаях. Согласно либерализму, в обществе свободных и самостоятельных людей установится острое соперничество между индивидами, но это соперничество будет не ослаблять общественное целое, а, напротив, укреплять и усиливать его, обеспечивая динамичное общественное развитие. Каждый человек будет стремиться наиболее целесообразным путем реализовывать свои собственные интересы, но совокупность усилий отдельных индивидов дает в качестве итога мощный импульс для плодотворного развития общества в целом. Сторонники теории модернизации считают, что первыми прошли по пути модернизационных преобразований страны Запада. Для утверждения принципов либерализма, как и для реконструкции экономики и развития науки и техники им потребовались значительные усилия и время. Обращается внимание на то, что модернизация западных стран была продиктована внутренними импульсами, поскольку и принципы либерализма, и научно-технические достижения явились продуктами культурного творчества самого Запада. В отличие от этого модернизационные процессы в незападном мире осуществлялись в основном как ответ на вызовы Запада. Поэтому модернизацию незападных обществ характеризуют как отраженную, или вторичную. В этой связи такая модернизация, как правило, оказывается догоняющей, т. е. предполагает следование по тому пути, который западными странами уже пройден. Теория модернизации имеет не только сторонников, но и противников. По мнению последних, с помощью этой теории западная культура, декларируя свои политические принципы и ценности, навязывает их остальному миру в качестве универсальных и общечеловеческих. Особое внимание обращается на то, что эта теория предлагает народам следовать европейским моделям модернизации, не доказав, насколько они фундированы культурологически, т. е. способны вписываться в культурный код незападных цивилизаций. Известный американский антрополог Б. Малиновски прямо обвиняет Запад в «невежественном непонимании того, что каждая черта культуры, каждый обычай и верование представляют некую ценность, выполняют социальную функцию, имеют положительное биологическое значение. Уничтожьте традицию, и вы лишите социальный организм его защитного покрова и обречете его на медленный неизбежный процесс умирания». Ученый приходит к выводу, что «на практике следствием модернизации на всех континентах стало систематическое разрушение незападных культур».

Вопрос№58

Стадиальный и цивилизационный подходы к исследованию общества

Рассмотренные нами теории постиндустриального общества, модернизации, как и целый ряд других, относятся к теориям стадиального типа. В них ставится задача выделения таких способов общественной организации, которые одновременно являются и стадиями всемирно-исторического развития. Однако в XX в. немалое распространение получил и другой подход к изучению развития общества – цивилизационный. Последний существенно отличается от стадиального по способу подхода к всемирной истории, по взгляду на соотношение истории человечества и истории отдельных регионов и стран. Пытаясь мысленно охватить весь путь, который прошло общество с момента появления человека до нынешних дней, мы можем пойти двумя различными путями: «по вертикали» и «по горизонтали». Если мы пойдем по «вертикали», то должны будем мысленно пройти путь развития человечества от животного состояния к современной культуре. Если выберем путь по «горизонтали», то должны двигаться среди множества племен, народов и стран, заполняющих реальное историческое пространство на каждом отрезке общественного развития. В первом случае исторический процесс представляется в виде лестницы, каждая ступень которой – это стадия поступательного развития, открывающая перед человечеством новые возможности и перспективы. И все народы постепенно восходят по ней, хотя и не одновременно. С этой точки зрения, сегодня все ступени лестницы исторической эволюции заняты какой-то частью населения. В рамках этого взгляда на развитие общества понятие «цивилизации» понимается как синоним высших достижений человечества, цивилизация противопоставляется ранним эпохам дикости и варварства. В книге «Идея истории» известный английский историк и философ Дж. Коллингвуд (1889–1953) пишет, что «экономическое процветание, закон и порядок – вот система основных ценностей, обладание которыми делает общество цивилизованным». По его мнению противоположностью цивилизации является «варварство», сущность которого составляет «установка на подчинение силой». Нетрудно заметить, что с позиций стадиального подхода на звание «цивилизованных» может претендовать лишь небольшая группа наиболее развитых стран современного мира. Но существует и другая система взглядов на всемирную историю. В ее основе лежит идея уникальности социальных явлений, своеобразия путей, пройденных отдельными народами. С этой точки зрения исторический процесс есть смена целого ряда цивилизаций, существовавших в различное время и в разных регионах планеты и одновременно существующих в настоящее время. В рамках этого подхода принято другое понимание понятия «цивилизация». Под ней понимается более или менее крупное, территориально и хронологически определенное сообщество с собственными культурными, социально-экономическими, государственно-политическими, мировоззренческими, психологическими чертами. Когда изучение развития общества связывают с анализом отдельных, локальных цивилизаций, то это называют «цивилизационным подходом» к исследованию общества. В его основании лежит идея самоценности каждой цивилизации, которая есть не просто ступенька на лестнице прогресса, «навоз для будущего», а значимая коллективная личность. Теория «локальных цивилизаций» родилась в России, в 70-х годах XIX в., это не было случайностью, так как к этому времени здесь уже существовала плодотворная, основанная славянофилами, традиция осмысления самобытного пути развития русской культуры. Одним из первых на пороки европоцентризма указал русский ученый, социолог, публицист Н. Я. Данилевский (1882–1885). ОН считал гибельным для человечества «установление единоличного господства какого-либо одного культурного типа». «Прогресс состоит не в том, – писал Данилевский, – чтобы всем идти в одном направлении, а в том, чтобы все поле, составляющее поприще исторической деятельности человечества, исходить в разных направлениях». Следовательно, «ни одна цивилизация не может гордится тем, что она представляет высшую точку развития в сравнении с другими». Каждый культурный тип вносит свой вклад в общую сокровищницу человечества, и в этом единстве многообразия и осуществляется прогресс. Расцвет теории локальных цивилизаций приходится на 20–50-ые годы XX столетия, он связан с именами немецкого философа О. Шпенглера (1880–1936) и английского историка А. Тойнби (1889–1975). В 1918 г. вышла знаменитая книга Шпенглера «Закат Европы». Сильное впечатление от сочинения Шпенглера объяснялось во многом тем, что после I-ой мировой войны окончательно развеялись рационально-оптимистический взгляд на историю, иллюзии о бесконечном поступательном развитии европейской цивилизации. Шпенглер продолжил традицию «философии жизни». Рождение, рост и гибель – вот удел, который уготован не только растениям и животным, но и человеку, и тем культурным организмам, которые создаются его творческими усилиями. Свою точку зрения на всемирно-исторический процесс Шпенглер сравнивал с открытием Коперника, он открыто отбросил идею единства человеческой истории: «Человечество не имеет никакой идеи, никакого плана совершенно так же как их не имеет какой-нибудь вид бабочек или орхидей. Человечество – пустое слово. Стоит только исключить этот фантом из круга исторических проблем, и на его месте перед нашими глазами обнаружится неожиданное богатство форм... Я вижу феномен множества мощных культур с первобытной силой вырастающих из недр породившей их страны, к которой они строго привязаны на всем протяжении своего существования и каждая из них налагает на свой материал – человечество – свою собственную форму, и у каждой своя собственная идея, собственные страсти, собственная смерть». Попытку примирить теорию локальных цивилизаций с идеей единства человеческой истории осуществил А. Тойнби. По его мнению, через исследование отдельных локальных цивилизаций и связей между ними возможно постижение истории как определенной целостности. В 12–томном труде «Исследование истории», на основе систематизации огромного фактического материала, Тойнби выделяет в истории 21 типологически различающихся цивилизаций. Каждая локальная цивилизация понимается Тойнби как «ответ» на «вызов» социально-природного окружения. Это может быть «вызов» природно-географической среды; «вызовы» социального плана – угроза со стороны исторических соседей, религиозная дискриминация и т. д. Генезис цивилизации Тойнби связывал с деятельностью «творческого меньшинства», которое способно принять «вызов» и дать на него подобающий «ответ». Выработка адекватной реакции на изменение ситуации есть социальная функция творческой элиты, которая выдвигает новые идеи и самоотверженно проводит их в жизнь, увлекая за собой остальных, выступая двигателем общественного развития. Вслед за рождением цивилизации следует ее рост в процессе культурного творчества. Надлом цивилизации Тойнби связывал в первую очередь с утерей силы и появлением самоуспокоенности у элиты. Появляется «зачарованность» продуктами собственной деятельности, над творческой активностью берет верх «слепое копирование прошлого». Финальная стадия развития цивилизации – процесс ее дезинтеграции, может затянуться на долгое время. Однако на этом этапе создаются и новые объединительные тенденции, предпосылки распространения плодов этой цивилизации на другие культурные миры. Поэтому, по словам Тойнби, «нить истории не прерывается». Итак, развитие общества, история человечества выглядят совершенно по-разному в зависимости от того подхода, который мы используем в процессе исследования. Согласно стадиальному подходу история человечества представляется единой, поэтому все страны и народы в той или иной форме проходят одни и те же стадии исторического развития. Цивилизационный подход исходит из противоположного тезиса: истории человечества как изначально единого процесса не существует, а есть лишь история возникновения, развития и упадка отдельных локальных цивилизаций. История человечества складывается из своеобразной истории отдельных цивилизаций. В последние годы внимание многих отечественных обществоведов привлекает цивилизационный подход. Объяснить это можно разными причинами. Прежде всего – это естественная реакция на длительное господство в марксистском обществознании стадиальной («формационной») теории развития общества. Но главное в другом. Сегодня обращение к цивилизационной теории развития общества частью отечественных ученых рассматривается как своеобразное средство защиты собственной национальной и государственной самостоятельности от американской экспансии. Другая часть остается на позициях европоцентризма, заменив в лозунге о светлом будущем человечества «коммунизм» на «капитализм». Представление о России как самостоятельной цивилизации имеет немало сторонников, причем не только внутри самой России. Тезис о том, что Россия, наряду с Индией, Китаем, исламским миром, Западной Европой, принадлежит к числу великих цивилизаций мировой истории отстаивали О. Шпеглер и А. Тойбни. По мнению исследователей, российская цивилизация обладает целым рядом характеристик, принципиально отличающих ее облик от западноевропейской цивилизации. Одним из таких отличий выступает стойкость общинных архетипов. Кстати, сторонники западного пути развития России именно в этом видят главное препятствие на пути капитализации страны, поэтому именно на разрушение коллективистских стереотипов направлены их основные усилия. Высказывается мнение, что с позиций цивилизационного подхода, то что сейчас происходит в России – это не просто слом коммунистических производственных отношений и реставрация капитализма, а уничтожение цивилизации, особой, ни на что не похожей культуры. Уничтожение это менее всего связано с социальным строем, поскольку исторически противостояние Запада и России возникло в XIII в., когда папа римский объявил крестовый поход против схизматиков. Данная точка зрения, конечно, не является бесспорной, но бесспорно другое: современные модернизационные процессы в России не следует путать с превращением страны в общество, целиком идентичное западному. Модернизацию нельзя смешивать с вестернизацией. При нормальном протекании процессов модернизации Россия останется Россией, занимая свое собственное место в составе мирового сообщества и целиком не сливаясь ни с западной, ни с какой-либо иной цивилизацией.

Вопрос№59