19. Роман нового времени как особый жанр. Отличия романа нового времени от средневекового эпоса и рыцарских романов.

Роман для эпохи Возрождения - что-то вроде пародии на героический эпос, например, как Рабле пишет свой роман «Гаргантюа и Пантагрюэль». Она становится постепенно все более универсальной и захватывает все более глубинные уровни - сначала содержание (т. е. само понятие рыцарства), а под конец, в "Дон Кихоте", и целиком жанровую форму. Именно на этом пути, как считают многие авторитетные исследователи (в частности, М. М. Бахтин), и рождается роман Нового времени - освобождаясь в смехе и отрицании от средневекового эпического наследства. На место мифологическому сознанию приходит научное.

Элементы автопародии в рыцарском романе Возрождения действительно присутствуют, но они, во-первых, присущи роману как таковому, начиная с его первых, античных разновидностей в качестве некоего существенного жанрового признака, а во-вторых, они далеко не столь универсальны, как это представляется, если взять за точку отсчета "Гаргантюа" или "Дон Кихота". Пародия в ренессансном рыцарском романе никогда не приводит к полной дискредитации объекта и, тем менее, пародии самого романа.

Проблема значения ренессансного периода в истории европейского романа как нового жанра. Ситуация, сложившаяся во французской литературе XII в., ситуация жесткой оппозиции эпоса и романа больше никогда в пределах Средневековья не повторялась. Напротив, дальнейший ход эволюции жанров вел их к сближению и к растворению в общей, достаточно аморфной модели. Роман утрачивал прежнюю композиционную упорядоченность и растворялся в циклах, сводах и суммах, где интерес к индивидуальной судьбе, решающий для жанровой идентификации, оказывался подавлен авторитетом общей идеи - религиозной, этнической или сословной. С другой стороны, эпос (т. е. прежде всего "песни о деяниях") все охотнее допускал в себя вымысел, фантастику, сказочные сюжеты, все шире открывался навстречу авантюрному духу, все чаще ставил рыцарское приключение на место борьбы родов, народов и конфессий. Процессы эти шли повсеместно, но с особенной интенсивностью в Англии и в Италии. В итоге в литературе позднего Средневековья оппозиция эпоса и романа сохранилась лишь в форме оппозиции каролингова и бретонского циклов, причем сошло на нет изначальное разграничение между историчностью каролингова цикла и вымышленностю бретонского.

Сервантес, поставив своей целью свергнуть рыцарский роман с пьедестала, тем не менее сообщил огромный запас позитивных значений не только своему безумному герою, но и тому литературному жанру, с которым боролся - наделив его, быть может, более высоким, серьезным и чистым идеализмом, чем тот в реальности когда-либо обладал. Именно с этой точки зрения "Дон Кихот" может быть прочитан как последний рыцарский роман и, возможно, единственный в полной мере соответствующий некоторой высшей, ни разу до Сервантеса не реализованной идее жанра. Именно здесь, в двойственном отношении Сервантеса к рыцарскому роману, в неполном его неприятии, лежат самые глубокие и самые личные истоки смысловой бесконечности его романа, первого романа Нового времени и первого романа в полном смысле этого слова.

Если согласиться с тем, что "Дон Кихот" возник не на пустом месте, а в более или менее насыщенной жанровой среде, то появляется возможность несколько по-иному взглянуть на всю историю рыцарского романа в эпоху Возрождения. Совершенно ясно, что на исходе Возрождения определяются два пути, ведущие к роману Нового времени, и проходят они, как пишет Е. М. Мелетинский, "через Сервантеса как автора "Дон Кихота" и параллельно через синхронный Сервантесу испанский плутовской роман" [1]. Причем, продолжим цитату, движение по ним осуществляется по-разному: "Плутовской роман формируется главным образом в процессе самодвижения жанров <...> Что же касается "Дон Кихота", то - это совершенно уникальное произведение, глубинным образом связанное с кризисом ренессансной культуры" и с процессом самодвижения жанров, как следует из контекста, не соотносимое или соотносимое в минимальной степени.

Уже французский и каталонский роман XV в. свидетельствовал о готовности жанра перейти в некое совершенное новое состояние. "Маленький Жан из Сантре" Ла Саля и "Тирант Белый" Мартореля отходят от традиционного рыцарского романа на значительно большее расстояние. Но время отсрочки рано или поздно истекло, и то, что должно было свершиться, свершилось: родился плутовской роман. С его точки зрения Ренессанс и ренессансный период в истории романа представляется разрывом в исторической цепи, уклонением с главной магистрали. Но есть еще точка зрения "Дон Кихота".

Роман Сервантеса невозможен без эпохи "Амадисов". Именно из нее он взял материал для своей антирыцарской и антироманной пародии. "Дон Кихот" невозможен и без "Неистового Орландо" с его попыткой универсального жанрового синтеза и с его поэтикой свободы. Действительно, к новому роману, ведут два пути. Путь плутовского романа дает новый образ действительности. "Дон Кихот", намечая основные пути парадокса личности, дает нового героя и главную отныне проблему. Путь "Дон Кихота" длиннее, но иным он быть не мог: он проходит через ренессансный рыцарский роман, который роман Сервантеса навсегда похоронил и навеки прославил.