Вопрос № 8

Критика П. А. Вяземского

• Любимый жанр – предисловие. Пишет предисловия к чужим произведениям. Стиль ироничен, динамичен.

• «Вместо предисловия к «Бахчисарайскому фонтану»»: по форме – диалог столичного издателя и провинциала, классициста. Под маской издателя скрывался сам Вяземский. Манифест русского романтизма. Читатель – участник авторского сочинения. Впервые в русской критике употребил термин народность. Выделяет 3 периода в русской словесности: 1) эпоха преобразования, сделанная Ломоносовым в русском стихотворстве; 2) эпоха преобразования в русской прозе, сделанная Карамзиным; 3) нынешнее романтическое волнение. Классицистов называет «стадом подражателей».

• «О «Кавказском пленнике» Пушкина»: занимательность в описании, но не в действии. Пишет о Пушкине как о гении, он умеет соединять гармонически отдельные явления. Характер пленника нов для русской литературы: Пушкин пытался воплотить в нём черты современного молодого человека, показать его «преждевременную старость». Этот тип у Пушкина не выдержан, не всегда обрисован «твёрдой рукой».

• «Цыганы. Поэма Пушкина»: на примере Алеко раскрыл особенности романтического героя (статичность характера, одиночество и разочарованность).

• «"Ревизор" комедия, соч. Н. Гоголя»: статья построена в форме полилога, защищает Гоголя от нападок. Считает «Ревизор» шедевром русской драматургии. «Мы признаем безнравственным сочинением только то, которое вводит в соблазн и в искушение. Равнодушное, беспристрастное изложение самого соблазна может не быть безнравственно». «В замысле Гоголя не было ничего политического». «В комедии есть тайный умысел».

• «Языков и Гоголь»: посвящена «Выбранным местам…». Этой книгой Гоголь порывает со своим прошлым. Поклонники и подражатели исказили творчество Гоголя, превратили его во «вредного» писателя. «Гоголь попал в руки шарлатанов». «Каждый видел в нем то, что хотелось видеть, а не то, что действительно есть». «Он за живое задирает не одни наружные и прививные болячки; он проникает вглубь, он выворачивает всю природу, всю душу и не находит ни одного здорового места. Жестокий врач, он растравляет раны, но не придает больному ни бодрости, ни упования. Нет, он приводит к безнадежной скорби, к страшному сознанию». Опровергает политичность Гоголя. Это не социальный писатель, а живописец. «Выбранные места…» - это суд Гоголя над самим собою. Это переворот: Гоголь здесь «из уезда переходит в открытый божий мир». Называет книгу «чистой, светлой храминой», из которой «выходишь с духом умиленным, с сознательностию и с чувством любви и благодарности к ее строителю и хозяину».

• «Взгляд на литературу нашу после смерти Пушкина»: яркие сравнения, метафоры: литература предшествующего периода – Пегас, современная литература – кляча Дон-Кихота Росинант. Литература на западе превратилась в орудие и средство политики: «Священнослужение обратилось … в спекуляцию и промышленность». Осуждает то, что современная русская литература пытается копировать литературу западноевропейскую. Писатели оторваны от жизни, в то время как «писатель светский должен быть и соглядатаем и бойцом». Русская литература находится еще в стадии детства, западноевропейская литература уже пережила свой расцвет, теперь она уже ветшает. Предрекает светлое будущее русской литературе. Идея избранности писателя, идея преемственности в литературе: «Пушкин – прямой и законный наследник Карамзина». Лермонтов – русский и слабый осколок Байрона. Ясность, трезвость и здравость ума Пушкина. Упадок в изящной литературе, но расцвет в духовной словесности и правительственной литературе. О Пушкине: «С одной стороны, он мог увлекаться или уклоняться от цели, поддавался мелочам жизни, внутренним колебаниям. С другой же стороны, в нем глубоко таилась охранительная и спасительная нравственная сила». Говорит о том, что литература наша вот уже десять лет после смерти Пушкина носит вдовий траур. Но смотрит в будущее с оптимизмом.