5. Специфика элит в полиэтнических и поликонфессиональных регионах

Возрождение этнического и религиозного сознания народов РФ не могло не учитываться элитами регионов. Однако такой учет (иногда вынужденный, часто – используемый своекорыстно для шантажа Центра) зависит от очень разновекторного сочетания интересов этнических и конфессиональных общностей в регионах, можно выделить пять категорий регионов (и элит в них):

1) в основном православные, но полиэтнические регионы – Якутия (крупнейшая община – русские, затем идут якуты), большинство республик Поволжья (Чувашия: чуваши, русские; Мари-Эл: русские и марийцы; Мордовия: русские и мордва-мокша и эрзя; Удмуртия: русские, удмурты) и Севера (Карелия: русские и карелы; Коми: русские и коми), а также С.Осетия: разделенный народ осетин и русские;

2) регионы с сочетанием ламаизма и православия – в Калмыкии (калмыки и русские), Туве (тувинцы, русские), Бурятии (русские, буряты), Алтае (русские, алтайцы – шаманизм, православие, ламаизм);

3) регионы с сочетанием ислама и православия – большинство республик Кавказа и часть – Поволжья с большими различиями между пограничными и центральными республиками;

4) национальные округа (вышедшие из состава краев, а позже, как правило, растворившиеся в прежних «краях» – в большинстве с преобладанием русских); во многом близка к ним Еврейская АО (русские, украинцы, евреи);

5) «русские» (по преимуществу) регионы (области, края, столицы), но имеющие родственников по всей территории «ближнего зарубежья». Югославского варианта (один язык и происхождение, но поликонфессиональность и расходящаяся история) в России практически нет.

Наибольшую политическую роль среди «этноконфессиональных» регионов играют «исламо-православные» республики. Интерес к ним определяется и конфликтами между исламской и христианской правящими элитами в мире, что, вроде бы, предполагает коллизии внутри элит исламо-православных регионов РФ. Среди них следует выделить:

а) «монотитульные» регионы:

- с преобладанием «титульного» этноса, в свою очередь, подразделяющиеся на республики с компактным проживанием «титульного» этноса (Чечня: 95% населения – чеченцы; Ингушетия: ингуши, чеченцы, русские) и на регионы с превалированием диаспоры у такого этноса (Татарстан: татары и русские),

- с би- и триэтническим населением (Адыгея: русские, адыгейцы; Хакасия: русские, хакасы; Башкортостан: русские, татары, башкиры);

б) двухтитульные регионы: Кабардино-Балкария (кабардинцы – ок. половины, русские, балкарцы), Карачаево-Черкесия (русские, карачаевцы, черкесы);

в) мусульманские полиэтнические в прямом смысле (Дагестан – ок.20 национальностей, из них 6 средних по размеру этносов).

Отсутствие реального межэтнического конфликта внутри элит или между элитами и населением в большинстве из этих республиках и, как следствие, застойность местных элит во многом объясняется этнической и исторической спецификой таких регионов: почти во всех из них диффузно проживает тюркско-славянское население. Вместе с тем такие республики разделяются на две группы: (а) кавказские, те, в которых низкий уровень социоэкономического развития и доходов населения, зато наивысший – его естественного прироста, адат во многом основан на горских традициях, соответственно, не было сильной межэтнической диффузии и преобладает титульное население и которые расположены на границе РФ, в регионах межцивилизационного разлома, и (б) поволжско-уральские, в которых высокий уровень социоэкономического развития и средние доходы, но отрицательный естественный прирост, ислам не играет столь значительной роли, адат веками приспособлен к славяно-православному окружению, как правило, преобладающему даже в республиках, в силу чего высок уровень смешанных браков в старых и крупных городах, и которые находятся в срединной части РФ. Первая группа республик имеет разнонаправленные тренды экономического и демографического развития: резкий прирост населения ведет не к экономической модернизации, а к росту безработицы, а вторая группа при развитых производственных и квалификационных ресурсах не может ни подняться над уровнем экономики 1990 г., ни сохранить хотя бы нулевой рост населения. В первой группе региональная элита способна добиться успеха в противостоянии Центру из-за опоры на широкий сегмент населения, а во второй мобилизация правящей элитой тружеников сырьевых и аграрных секторов экономики на решение сходных задач, достигнув предела к середине 1990-х гг., далее неуклонно шла на спад. Так, в Казани рейтинг Путина всегда был гораздо выше рейтинга Шаймиева (обгонявшего всегда Ельцина). Поэтому нельзя согласиться с суждениями о том, что «в Татарстане решающую роль играет исламский фактор в сочетании с крайне высоким уровнем конформизма».

Специфику региональной элиты в поволжско-уральских республиках ярко являет практика Татарстана, чья территория с XVI в. оказалась в центре России. В 1980-1990-е гг. в рядах элиты Татарстана происходил конфликт между правящими агроэтномаргиналами и полиэтнической городской контрэлитой. Однако правящей элите удалось минимизировать и геттоизировать оппозицию, поэтому основное внимание следует уделить правящей элите. Ее поведение, легкость, с которой она совершила три трансформации (этнизацию, рурализацию и непотизацию) и неуспехи демократической оппозиции во многом определяются особенностями менталитета населения. Часть из этих черт присуща ряду региональных элит и потому показательна.

В Главе 3 выделены такие особенности сознания населения РТ, как: геодемографические, исторические и экономические факторы, влияющие на сознание; культурная, социопсихологическая и конфессиональная специфика менталитета, способная амортизировать как межэтнические противоречия, так и коллизию между властью и народом. Первый класс специфических черт населения, заимствованный и используемый правящей элитой РТ, состоящей в основном из татар, – это весьма отличная, к примеру, от балтийского аналога этнопсихология и этнокультура населения. При этом на селе и среди горожан 1-го поколения преобладают татары: их доля выросла за 1979-1989 гг. в населении РТ с 47,6 до 48,5%. Фальсификация властями переписи 2002 г. привела к «преобладанию» татар. В первую очередь коренизация кадров была характерна именно для номенклатуры, в силу чего доминирование татар в составе последней имеет широкие исторические корни. В 1988 г. татары составляли 47,6% населения, 64,6% кадров неономенклатуры, а также 69,7% хозяйственных руководителей. В дальнейшем этнизация элиты проходила более неуклонно. В начале 1990-х гг. 37 из 43 глав местной администрации были татарами, доля татар среди высшей номенклатуры (аппарата правительства, парламента и Президента РТ) выросла с 55-60 до 85-90%, в гуманитарном отделе АН РТ, среди творческих работников радио и ТВ, членов Союза писателей РТ – почти 100%. По М.Фарукшину, в 1994 г. 78,1% местной правящей элиты составляли татары. А.Салагаев и С.Сергеев в 2004 г. уже пишут о более чем 80% [11]. В Госсовете РТ после выборов 1995 г. татар было 73%, 1999 г. – 75%. Тот же тренд свойственен всем республикам: башкиры составляют 22% населения РБ и 43,7% депутатов Госсобрания в 1999 г. и 55% - Законодательной палаты, в 1997 г. 58,5% глав городов и районов, 65,5% членов Кабмина [12]. В Госсобрании Якутии в 1997 г. якуты составили 73,1% при 39% в составе населения. В силу этого и «мультикультурная политика» региональных элит не очень отличается от «предшествовавших ей сегрегации, геттоизации и ассимиляции» и ведет к росту русского национализма, и на правящих элитах сказывается специфика этнической культуры, более того, они ее используют как инструмент в целях монополизации власти и собственности: как пишет В.Суханов, этнокультура и язык стали той зоной, где интересы башкирского этноса и стратегия властной элиты республики совместились в наибольшей степени.

Наряду с особенностями культуры, самосознания и характера титульных этносов на этнизированную правящую в «центральных» республиках элиту влияют и последствия более серьезного, чем в большинстве экс-союзных республик, эволюционного объединения этнических культур, являющегося следствием многовекового их взаимодействия. Выделенные в Главе 3 черты этноменталитета населения РТ, пусть не всегда в столь же яркой форме, свойственны всем народам Поволжья-Урала, и потому объективно воздействуют на региональные элиты, вынужденные их учитывать. Правда, в 1990-е гг. правящим в регионе элитам удавалось во многом игнорировать эту специфику, но в 2000-е гг. соединение новой политики федеральных властей и интенции населения заставили эти элиты выбрать иной вектор развития: как пишет про Башкирию В.Суханов – на формирование региональной политической идентичности и отказ от сепаратизма.

Элиты Поволжья-Урала не могут не учитывать и сущностную общность мировоззрений-религий, исповедуемых населением и сосуществующих, как показано в Главе 3, посредством взаимопроникновения и резонанса: все три типа менталитета (евроисламский, православный и безрелигиозный) характеризуются, в отличие как от азиатского ислама, так и от лютеранства прибалтов, такими чертами, как стихийный экуменизм и единство самой ментальности этих религий. Последствиями первого является неразвитость религиозного фанатизма и диффузия обрядовости, а второго – опора на традиционалистские ценности (на коллективизм, общую собственность, артельный труд и справедливое перераспределение благ; амбивалентное отношение к труду; этатизм; патриархальное и харизматическое лидерство, потому население мирилось с 20-летним правлением и автократией президента; консерватизм, поэтому лозунг президента РТ «стабильность» выигрывал на фоне непредсказуемости Ельцина; опора на семью, используемая правящими элитами для оправдания непотизма; компенсаторный хилиазм, рождающий долготерпение жителей; аскетизм и сходные представления о праведном образе жизни). Такое единство не смогли разрушить предоставляемые преференции православию в России в целом (Рождество и др.) и исламу в Татарстане. Тем не менее названные особенности менталитета населения «исламских республик» Идель-Урала используются региональными элитами для сохранения их монополии на власть.

Поддержанию собственных границ путем противопоставления «избранного» маргинального слоя остальному населению и формированию отличного от остальной России менталитета жителей Татарстана служит и тщательно продуманный, активно пропагандируемый правящей элитой дискурс, который, помимо традиционных для любой постсоветской номенклатуры идей, лексических и стилистических оборотов и нарушений формальной логики, включает такие требуемые от членов кокуса правящей элиты и сторонников этнонационального движения компоненты, как: а) наличие татарского акцента в речи; б) знание и использование татарского языка, хотя бы на обыденном уровне, что позволяет превратить свое преимущество над моноглотами в привилегию; в) определенная «татаризация» русского языка (запрет на употребление термина «Татария» и др.); г) выпячиваемая мусульманская религиозность, проявляемая, как минимум, в нарочитом уважении к муллам, употреблении «божественных» выражений и посещении мечетей; д) сохранение сталинско-брежневского дискурса в области смешения понятий «этнос» и «нация»; е) дистанцирование от Москвы, проявляющееся в подчеркивании преимуществ Татарстана и его более высокого статуса, нежели у иных регионов России, опережении «моделью Татарстана» всей остальной России, переходе на латинскую графику и др.

Сказанное позволяет сделать вывод, что руководство субъектов РФ является реальными региональными элитами лишь в условиях мягкой федерации. Унитаризация превращает их в «приводной ремень» от Центра к населению региона, ограничивая функциями управления, лишая функций господства и выполняющего их кокуса, стирая различия между ними. Конфедерализация же делает их политической кликой с центробежным трендом. Ныне формирование региональных элит, в отличие от 1990-х гг., проходит в рамках системы ограничений сверху. Однако лишь реальная конкуренция правящей и контрэлиты в регионах способна поднять их квалификационный и моральный уровни.

Рекомендуемая литература:

1. Беляев В.А. Факторы и особенности интеграционной направленности менталитета жителей Татарстана // Социол.исслед. 2006. №10.

2. Властные элиты современной России в процессе политической трансформации. Р.-на-Д., 2004 (статьи М.Х.Фарукшина, Н.Ю.Лапиной, Р.Ф.Туровского).

3. Гаман-Голутвина О.В. Политические элиты России: Вехи исторической эволюции. М., 2006.

4. Дахин А.В. Система власти в России в 2000-х годах и модели политического управления регионами // Полис. 2009. №2. С.52-59.

5. Добрынина Е. Региональные элиты переходного периода // Политический класс. 2005. №10.

6. Козлов Н.Д. Политические культуры регионов России: уравнение со многими неизвестными // Полис. 2008. №4. С.8-26.

7. Подвинцев О.Б. Губернаторы-"варяги" и региональные политические элиты в современной России // Политэкс. 2009. №2.

8. Понеделков А.В., Старостин А.М. Региональные административно-политические элиты России: прошлое, настоящее, будущее // Полис. 2008. №6. С.86-97.

9. Приветствие Президента Республики Татарстан М.Шаймиева // Федерализм – глобальные и российские измерения. Междунар.науч.практ.конф. Казань, 1993.

10. Региональная элита в современной России. М., 2005.

11. Самые влиятельные люди России – 2003. М.: ИСАНТ, 2004.

12. Суханов В.М. Башкортостан: проблемы идентичности в мультикультурном пространстве // Полис. 2008. №4. С.55-65.

13. Туровский Р.Ф. Политическая география. Учеб.пособие. М.-Смоленск, 1999.

14. Его же. Региональные политические режимы в России // Полис. 2009. №2.

15. Чирикова А.Е. Вертикаль власти в оценках региональных элит: динамика перемен // Полис. 2008. №6. С.98-112.

16. Элитологические исследования. Ежегодник-2005. Р.-н/Д., 2006.