55. Черновик

— это рукопись, создаваемая в процессе непосредственной работы, сочинения вещи; пишется она для себя и в той последовательности, в которой творческий процесс протекает, и поэтому в своей внешней форме отражает особенности этого процесса. Никаких забот о внешности (особой разборчивости, последовательности в записи и т. д.) у пишущего черновик нет. Он пишется для себя, с расчетом на то, что в дальнейшем будет расшифрован, перебелен. Беловик же отражает не процесс работы, а конечный результат ее; пишется он почти всегда для других и потому с заботой о внешности — о ясности, передаче с расположением и последовательностью графических приемов (абзацев, строк, больших букв, знаков препинания и т. д.), — композиционных замыслов писателя. В то же время, в противоположность творческому характеру черновика, беловик является результатом чисто механической работы — списывания (если не считать вносимых в текст в процессе перебелки отдельных исправлений). Эта принципиальная разница настолько значительна и несомненна, так явно отражается на внешнем виде рукописей Пушкина, что для различения этих двух типов автографов не нужно обращаться ни к содержанию их, ни к другим «возможным документам». Черновик Пушкина покрыт помарками, поправками, написан иной раз в разных направлениях, почерк его быстрый, неразборчивый, слова не дописаны и т. д., в беловике же почерк, в меру возможности, ясный, текст распределен аккуратно, идет сплошь, в нужной последовательности. Если при этом рассеянный автор, переписывая, сделает ошибку и потом зачеркнет и переправит неверно написанное слово, фразу, даже если такого рода помарки попадутся несколько раз на страницу, от этого беловик (т. е. механическая работа) не сделается черновиком (творческой работой). Внешний формальный признак — наличие или отсутствие помарок и поправок (как у Томашевского в «Писатель и книга») — есть признак совершенно несущественный. Бывают случаи, когда рукопись пишется прямо набело(Пушкин делал так довольно редко). По происхождению эту рукопись можно считать черновиком (т.к. пишется она в процессе сознания), а по назначению беловиком (для других, со старанием быть понятым). Такая рукопись все же должна быть, конечно, отнесена к беловым, но с указанием на ее особый характер. Другой случай, наоборот, на каждом шагу встречающийся в рукописях Пушкина, когда готовый, законченный беловик потом снова перерабатывается: покрывается помарками, поправками, значками перестановки, словом, превращается в типичный черновик, требующий новой перебелки. Такую рукопись тем не менее нельзя ни в коем случае безоговорочно отнести к числу черновиков. Нужно точно различать в ней две стадии работы, два типа автографа: прежний, основной беловой текст и черновик, отражающий его переработку. Кстати, на практике это никаких затруднений и не представляет, так как аккуратный почерк основного белового текста обычно резко отличается от позднейших черновых наслоений. Так же встречается другой способ работы над текстом ( у Пушкина) - Перенесение на другой листок недоделанного текста — просто технический прием, освобождающий чистое место на бумаге для записи новых вариантов. Характер процесса не меняется, никакого этапа в этом процессе по большей части такая полуперебелка, такая сводка не отмечает. Следует только отделить в рукописи первоначальный слой — переписанный, перенесенный с другого черновика — и дальнейшую, чисто черновую работу (такие рукописи относятся к черновикам).

Нередок, наконец, у Пушкина еще такой усложняющий определение рукописи случай. Начало произведения — одна, две строфы стихотворения, часть прозаического текста — переписано набело с другой черновой рукописи, где работа была доведена до данного места, а дальнейшее — следующие строфы, продолжение повести — на этом же листе сочиняется, т. е. пишется как черновик. И этот случай (где нужно точно различать границы белового и чернового текста, главным образом для целей датировки) не является на практике особенно затруднительным, так как граница эта сразу бросается в глаза (см. мою книгу «Новые страницы Пушкина», с. 158—162).

К этому (если иметь в виду рукописи не только Пушкина) можно прибавить еще несколько промежуточных или смешанных случаев.

Первый, когда черновик перебеляется другим лицом, создается копия, на которой автор снова делает свои поправки и помарки. Эта рукопись снова переписывается копиистом, снова исправляется и т. д. (метод, которым работал Л. Толстой).

Другой случай — когда рукопись представляет собою стенограмму, испещренную поправками автора.

Третий — корректура с поправками и вставками автора и т. п.

Все эти промежуточные и смешанные случаи еще раз подчеркивают, что на практике нет резкой границы между черновой и беловой рукописью; однако это обстоятельство нисколько не уничтожает важности, принципиальности различия между черновиком и беловиком; больше того, сами эти промежуточные и смешанные случаи становятся ясными и легко анализируемыми лишь с точки зрения этого различия. Различие это крайне существенно для текстолога, редактора; дело в том, что черновик и беловик дают совершенно различный материал: текстологу, отвечают на совершенно различные вопросы.

Текст законченный (хотя бы и не вполне, но для данной стадии работы над ним) дает только беловик, потому что, беря последний, окончательный текст из черновика, даже вполне доработанного, мы никогда не можем быть уверены, что автор остановился на этой стадии работы (а не просто бросил ее); между тем самим фактом переписки текста набело он определенно фиксирует известную законченность его.

Только беловик решает вопросы внешнего графического оформления вещи: большие буквы, расположение строф, абзацев, пробелы и иные знаки композиции (например, строчки точек, черточек и т. д.), вся пунктуация и т. п. В черновике искать этого бесполезно.

С другой стороны, беловики ничего не могут нам сказать об истории создания вещи, которую отчетливо показывают черновики.

Для датировки вещи значение беловиков и черновиков совершенно различно: в то время как дата на беловике далеко не всегда дает дату создания вещи (а может быть, гораздо более позднюю дату переписки ее или записи в альбом и т. п.), наоборот, зная точно дату данного черновика (по авторской пометке или косвенным образом добыв ее — по бумаге, по положению в тетради и т. п.), мы тем самым знаем дату работы автора над этим произведением.

Наконец, совершенно различен характер надежности текста черновика и беловика. Хотя черновик гораздо менее разборчив и текст его менее закончен, но зато, так как он писался в процессе работы над вещью, мы в нем почти не найдем, например, пропущенных (по ошибке) слов или строк. Пропуски и недописки его большей частью сознательны, осмысленны и довольно легко дополняются из контекста (подробнее об этом — ниже). Точно так же дело обстоит с многочисленными описками черновика: они легко объяснимы в процессе творческой работы и без большого труда исправляются.