1. Соціологія молоді: виникнення та історія розвитку.

Развитие теорий молодежи в мире в целом и в России в частности происходит скачками. Три основных направления теоретического осмысления молодежи (по нашей группировке. См.: Ковалева, Луков, 1999) сложились в 1920-е — начале 1930-х годов. Были, правда, небольшие отклонения: например, книга американского социолога Г. Стэнли Холла «Юность» была издана в 1904 г., публикации немецкого психолога К. Грооса, содержавшие важные для становления теорий молодежи положения, появились в 1912 г., книга немецкого социолога К. Манхейма «Диагноз нашего времени», где развивались его ранее высказанные положения о смене поколений, опубликована в 1943 г. и т. д.

Первое направление характеризует молодежь как носительницу психофизических свойств молодости. Исследователи рассматривают не собственно молодежь, а молодость (юность) как период жизни индивида (Г. Стэнли Холл, Ш. Бюлер, В. Штерн, А. Фрейд, В. Райх и др.).

Второе направление трактует молодежь как культурную группу — через совокупность присущих ей культурных свойств и функций. (Э. Шпрангер, Р. Бенедикт, Б. Малиновский, М. Мид и др.).

Третье направление изучает молодежь как объект и субъект процесса преемственности и смены поколений, здесь на первый план выходит социальная функция молодежи (социологи марксистской школы, К. Манхейм).

Взлет социологии молодежи в 1960-е — начале 1970-х го­дов (тоже с небольшими отклонениями за пределы этого периода) идет по тем же путям, прежде всего по второму (Ш. Эйзенштадт, Ф. Тенбрук, Т. Роззак и др.) и третьему (Г. Шельски, Л. Розенмайр и др.) направлениям.

Мы связываем обстоятельства скачка в теоретическом осмыслении молодежи в эти два периода с тем, что именно тогда молодежь особенно ярко проявилась через самореференцию в формах молодежного движения. Теоретические предпосылки для выделения молодежи как объекта специального исследования имелись еще в XIX веке, тем не менее, они не реализовались в теориях молодежи. Теоретические возможности для развития представлений о молодежи имеются в современной социологии, существенно изменившейся с распространением феноменологической социологией и утверждением постмодернистских тенденций, но эти возможности остаются по большей части потенциальными. В этом мы видим особенности самореализации молодежи и ее самореференции. Видимо, то, что относят к современным молодежным субкультурам, недостаточно в качестве самореференции молодежи, в этих формах не достигается того, что было характерно для массового молодежного движения 1920-х и 1960-х годов.

Ранние российские исследования

По крайней мере, с начала ХХ века исследования проблем молодежи в России велись в режиме известной автономии в рамках складывавшихся тогда общественных наук — психологии, социологии, антропологии, криминологии и т. д. Таковыми, в частности, были социальные обследования студенческой молодежи в ряде университетов России, проведенные в 1910-х годах (К характеристике современного студенчества, 1911, и др.). Но и число исследований по молодежной проблематике, и их масштабность в то время были очень незначительными, а какой-либо теории молодежи в связи с ними не формулировалось.

Тем не менее, на эмпирическом уровне собирался материал, впоследствии давший толчок для построения оригинальных теоретических концепций, связанных с осмыслением феномена молодежи.

Основные направления исследований молодежи в России в начале ХХ века отражают новые процессы, которые разворачиваются в динамичных условиях революционных перемен. Молодежь — активный участник трех русских революций, а всякое революционное преобразование в масштабах всего общества ведет к обновлению правящей элиты за счет прихода молодых поколений политиков, общественных деятелей. Октябрьская революция 1917 г. — не исключение.

На новом общественном фоне исследования молодежи пошли по трем основным направлениям.

Первое направление — разработка проблем рабочей молодежи. Эта категория в дореволюционный период российской истории фактически была вне поля научных интересов (некоторое внимание к отдельным аспектам — прежде всего в связи с анализом проблем детского труда — уделяли российские марксисты, но это все же скорее фрагменты, чем собственно исследования). В 1920-е годы формируется обширная литература по изучению рабочего подростка, молодых рабочих в аспекте психологии, педагогики и социологии. Среди работ этого рода и сегодня интерес представляют книги И. А. Арямова «Рабочий подросток» (Арямов, 1928), В. А. Зайцева «Труд и быт рабочих подростков» (Зайцев, 1926), Б. Б. Когана и М. С. Лебединского «Быт рабочей молодежи» (Коган, Лебединский, 1929) и др. Нередко рабочая молодежь в этих трудах изучалась вне четких дисциплинарных рамок, что, в частности, характерно для педологических исследований, где переплетались педагогические, психологические и социологические аспекты изучения молодых рабочих. С учетом интегральных тенденций в области современного социального знания междисциплинарность многих работ 1920-х годов представляется актуальной.

Второе направление — исследование учащейся молодежи. В 1920-е годы здесь также обнаруживается стремление к интегральным обобщениям чаще всего на основе педологических концепций. При всей спорности этих концепций в их рамках сложились важнейшие для последующих исследований молодежи теоретико-методоло­гиче­ские позиции таких крупных ученых, как П. П. Блонский (1925), Л. С. Выготский (1928). Развернувшаяся в СССР критика «педологических извращений» и запрет педологии в 1930-е годы сместили акценты в изучении учащихся и студентов. Не все из этих смещений были в научном смысле бесплодны (хотя очевидно, что в условиях жесткого идеологического контроля и политических репрессий определенная часть исследований носила характер имитации и реализовала задачу выживания научного сообщества). Из наиболее продуктивных для последующих десятилетий теоретических и социально-проектных конструкций, сохраняющих и сегодня свое эвристическое значение, следует назвать концепцию детского и юношеского коллектива А. С. Макаренко (Ма­каренко, 1983). Сегодня в российской науке она воспринимается неоднозначно. Нападки на Макаренко как на разработчика концепции воспитания, ведущей якобы к тоталитарному подчинению личности, особенно характерны для начала 1990-х годов. Период нападок прошел, однако нового осмысления концепции Макаренко в связи с задачами работы среди детей и молодежи в изменившихся российских условиях (в том числе воспроизводящих беспризорность в среде детей и подростков) пока не возникло, что надо признать серьезным упущением и в научном, и в практически-прикладном аспектах (Луков Вл., Луков Вал., Ковалева, 2006).

Третье направление — исследование молодежного движения. В 1920-е годы отмечается необыкновенное внимание к этому вопросу. Это, разумеется, не случайно. Во-первых, именно тогда зачатки молодежных движений обретают ясную организационную форму на разных полюсах идейно-политического спектра. Быстро развиваются политические молодежные организации, другие организованные формы молодежной активности. Идет рост контактов молодежных организаций на международном уровне, формируются международные молодежные объединения. Во-вторых, в ранний период советской истории социальная субъектность молодежи обладает огромным потенциалом возможностей и имеет многообразные формы воплощения. Активность как черта личности и коллектива востребована, является важнейшей идеологической установкой, она не может быть на обочине и научного осмысления.

В целом исследования молодежи 1920-х, частью 1930-х годов — обширное поле для различного рода научных экспериментов, поисков, теоретических новаций. Некоторые темы вводятся в круг научных предметов под явным воздействием фрейдизма, психоаналитический уклон в изучении молодежи в то время очень заметен (Залкинд, 1925). Широко применяются идеи психотехники, ставятся педагогические эксперименты. Научные преувеличения (вульгарный социологизм, педология) — обычное явление тех лет, как и жесткая дискуссия в научном сообществе.

С начала 1930-х годов в научную полемику все больше вмешивается власть, приверженность к той или иной научной теории все чаще оценивается с позиций политической лояльности и благонадежности, а анализ научных достижений в исследовании молодежных проблем, имевшем место в СССР после 1934 г. (года убийства С. М. Кирова и последовавших массовых репрессий в среде ученых-обществоведов), может сегодня вестись только с учетом реальных условий сталинской эпохи для научного творчества в сфере общественных наук.