Слайд 9. Возможности мозга по переработке информации превосходят возможности сознания…

Наконец в-третьих, чтобы измерить в эксперименте у испытуемого объем памяти на знаки, предъявленные для запоминания, необходимо предположить, что испытуемый помнит в этот же краткий момент времени не только эти знаки, но ещё многое другое: в частности, он должен помнить, что должен нечто воспроизводить, а не, скажем, плакать или объяснять экспериментатору, как надо удить рыбу; он должен помнить, что это именно он должен нечто воспроизводить, а не кто-нибудь другой; он должен помнить, что ему следует воспроизводить предъявленные знаки, а не детали костюма экспериментатора; он должен помнить язык, на котором он разговаривает с экспериментатором и т. д. до бесконечности...

Без решения этих и многих других возникающих проблем гипотеза об ограниченности измеряемых в эксперименте объемов кратковременной памяти логически весьма сомнительна, что, однако, напрочь игнорируется её приверженцами. Такое игнорирование, как отмечалось выше, служит признаком методологического дефекта исходного допущения.

Впрочем, работа мозга описывается в химических, физических и физиологических терминах, а информационное содержание этой работы является лишь более-менее правдоподобной интерпретацией. Из ограничений, наложенных на сознание, опасно выводить ограничения, наложенные на мозг. К тому же, многочисленные и самые разноплановые исследования доказывают одно и то же: возможности мозга по переработке информации явно превосходят возможности сознания. Следовательно, причина ограничений, наложенных на сознание, скорее всего не связана с мозгом. Для того чтобы решить проблему ограничений, необходимо вначале решить проблему сознания. Неудивительно, что теоретические построения когнитивистов зачастую сами противоречат представлениям о структурной ограниченности.

Слайд 10. Что же такое сознание для когнитивистов

Подведем итог. Сознание, которое изучают психологи когнитивного направления – нечто для них неведомое: то ли некий блок (этап) в системе переработки информации, то ли какой-то механизм, управляющий процессами переработки одновременно в нескольких блоках, или же, как полагает У Найссер, загадочный «качественный аспект психической активности». Дж. Миллер с соавторами заранее предупреждали: «предмет психологии трагически невидим, а наука с невидимым содержанием станет, по всей вероятности, невидимой наукой». Их пророчество отчасти сбылось. Их детище – когнитивная психология – стала всё более походить на нечто не слишком видимое.

Сама любовь когнитивистов к блокам стала вызывать нескрываемую иронию. Их оппоненты заявляют, например, что из когнитивистских блоков-кубиков можно построить разум только в виде громадной бюрократической системы. По мнению немецкого специалиста в области психологии мышления В. Маттеуса, эти блоки ведут себя наподобие бюрократов с точно определенными, строго ограниченными знаниями и обязанностями и валят свои служебные дела в служебном порядке друг на друга.

Воспитанная бихевиоризмом небрежность к разгадке тайны сознания в конце концов погубила когнитивную психологию. Триумф когнитивистов внезапно обернулся их поражением. Они опровергали свои собственные постулаты, хотя, пожалуй, даже не заметили этого. Число по-настоящему оригинальных экспериментов постепенно уменьшается. В работах начала 90-х гг. всё ещё пережёвываются давно экспериментально отвергнутые модели 60-х. Создается впечатление, что первые проникновения в микроструктуру познавательных процессов оказались для когнитивистов более счастливыми, чем последующие.

Таким образом, когнитивисты опровергли сами себя. Самоопровержение – великое достижение когнитивистов. До них этого не удалось никому. И всё же когнитивная психология славна не только этим.