Хантер Стоктон Томпсон Ангелы ада (в сокращении)

Но хотя бы одно по‑настоящему полезное знакомство я Ангелам Ада обеспечил. Я свел их с Кеном Кизи, молодым писателем, тогда жившим в лесах рядом с Ла Хондой, к югу от Сан‑Франциско. В течение 1965–1966 годов Кизи был дважды арестован за хранение марихуаны и в конце концов вынужден был покинуть страну, чтобы избежать солидного тюремного срока. Связь с Ангелами Ада, разумеется, не могла наладить его отношения с властями и заставить его соблюдать нормы приличия. Тем не менее, он все равно искал этого знакомства и ко всему прочему с чрезмерным усердием.

Я встретил Кизи одним августовским днем в студии KQED, образовательной телевизионной станции в Сан‑Франциско. В близлежащей таверне мы быстро выпили пива, а потом мне пришлось уехать, потому что нужно было отвести запись бразильских барабанов в магазинчик «Каталажка». Кизи пообещал подойти туда позже. Во время встречи с четырьмя или пятью работавшими там Ангелами он произвел настоящий фурор. Несколько часов мы ели и пили, после символического обмена травой Кизи пригласил Ангелов из Фриско к себе домой в Ла‑Хонду на субботнюю вечеринку. В распоряжении Кизи и его шайки Проказников было почти шесть акров земли, глубокий ручей между домом и дорогой. Тотальное безумие толпы захватило частное владение Кизи.

Так вышло, что судебное разбирательство в отношении Кизи закончилось в пятницу. В субботу заметки надлежащего характера вышли во всех газетах, которые только существовали в Ла Хонде. Примерно в это же время Кизи вывешивал на своих воротах огромный плакат с крупной надписью «Веселые Проказники приветствуют Ангелов Ада». При виде красно‑бело‑синего плаката длиной пятнадцать футов и три фута шириной занервничали соседи.

К середине дня я добрался до дома Кизи. Недалеко от ворот было припарковано несколько машин шерифов округа Сан‑Матео. Примерно десять Ангелов уже находилось в сохранности на территории участка. Еще двадцать Ангелов, по их словам, были en route . Примерно так закипала вода в этом котле.

Со мной были моя жена и сын; мы решили сходить на пляж, немного поесть перед тем, как присоединиться к Веселухе. Проехав несколько миль, мы остановились у главного магазина Сан‑Грегорио, местечка, где нет жителей – это перекресток двух дорог, служащий тусовочным центром для местных работяг. У стоек с инструментами, упряжью и продуктами было тихо, но около бара шел оживленный спор. Местные жители выражали недовольство по поводу происходящего на дороге.

– Этот чертов наркоман, – сказал фермер. – Сначала его мариванна, теперь его Ангелы Ада. Видит Господь, он просто тычет нас мордами в грязь!

– Битники! – добавил еще один. – И фунта мочи не стоят.

Зашел было разговор о том, чтобы разобрать сейчас все топоры в магазине и пойти к Кизи, «чтобы вычистить местечко добела». Но кто‑то сказал, что копы уже принялись за работу: «Посадят каждого на долгие времена, каждого сукина сына!» Так что топоры остались лежать на полке с инструментами.

К ночи анклав Кизи был заполнен людьми, музыкой и разноцветными огнями. Полиция внесла свою лепту, оставив машины с работающими мигалками <...> Красные и оранжевые всполохи освещали деревья и грязный отвесный склон у дороги. Прошлой весной во владения Кизи вторгся отряд из семнадцати копов с полудюжиной собак. Ими руководил печально известный федеральный наркоагент Вилли Вонг. Кизи и его двенадцать друзей были арестованы по обвинениям, связанным с марихуаной, но большинство из них рассыпалось по причине некоторых странностей в ордере на обыск. Вскоре после этого рейда Агента Вонга перевели на службу в другой округ. Местные же полицейские не рискнули ворваться во владения Кизи. Их вполне устраивало сидение в засаде на дороге за ручьем и наблюдение за всеми входящими и выходящими за ворота. Иногда помощники местного шерифа останавливали колледжских преподавателей, бродяг, юристов, студентов, психологов и суперстильных хиппарей, выходящих из‑за ворот, чтобы выпытать у них, что же там происходит. Короче говоря, полиция не много могла сделать в сложившейся ситуации – разве что проверить по радио, заплатили ли «Проказники» дорожные штрафы. Правда, это полицейские делали с поистине неослабевающим упорством. Время от времени они ловили какого‑нибудь в хламину пьяного или тотального убитого типа, однако за несколько месяцев такого пристрастного дежурства они смогли поймать разве что полудюжину парней, не заплативших дорожные штрафы.

Тем временем вечеринки становились все громче и отвязнее. Теперь было совсем немного марихуаны, зато предостаточно ЛСД, который тогда еще не был запрещен. Копы стояли на дороге и видели за ручьем сцены, которые должны были пошатнуть основы их миропонимания. Здесь были все эти люди, сходящие с ума, вопящие, полунагие, извивающиеся под звуки рок‑н‑ролла, которые доносились из массивных динамиков на деревьях, вращение и мерцание в лабиринте психоделических огней <...> Дичь, ей‑богу! И никакой закон не может остановить их.

С приездом Ангелов Ада у копов наконец появился повод – их raison d’être – и они быстренько утроили охрану. В конце концов, Кизи перешел все границы дозволенного. Шайка битников и колледжских типов, поедающих некоторого рода невидимый наркотик – это тяжелое испытание, но вот банда прогнивших головорезов на мотоциклах стала той самой ощутимой угрозой, которую так сильно жаждал закон.

Первая вечеринка, на которой присутствовали Ангелы из Фриско, ознаменовалась ревущим успехом. Где‑то около полуночи гонщик Пит, который шарился среди пивных бутылок, усмехнувшись, сказал: «Мужик, это чертовски прекрасная туса. Мы совсем не знали, чего нам ждать, когда мы ехали сюда, но все просто круто. На этот раз все просто ха‑ха, а не тыдщ‑тыдщ!»

Большинство Ангелов занимало оборонительные позиции – впрочем, ровно до тех пор, пока все они не напились. Правда, некоторых из них так и не покинула идея, что в любой момент на них могут напасть или побить <...> но, в целом, они понимали, что им самим придется сильно постараться, чтобы во всей этой ситуации появилось хоть какое‑то напряжение. Люди Кизи были слишком заняты собственным безумием, чтобы думать о таком грубом и жизненном явлении, как Ангелы Ада. На вечеринке присутствовали и другие звезды (среди прочих поэт Аллен Гинзберг и Ричард Алперт, ЛСД‑гуру), и хотя Ангелы их не знали, им не пришлась по нраву идея делиться с кем‑либо своей славой.

Это была первая встреча Гинзберга с Ангелами, и он быстро стал aficionada . Позже ночью, когда стало известно, что все покидающие вечеринку схвачены полицией, Гинзберг и я вышли посмотреть, что все это значит. «Фольксваген», выехавший из ворот перед нами, был остановлен через полмили, его владельцев вытащили из машины для допроса с пристрастием. Наш план заключался в том, чтобы прибыть на место задержания с диктофоном, но я едва успел переключиться с первой передачи, как нас остановила машина другого шерифа. Я быстро вышел из машины с микрофоном в руке, чтобы спросить, в чем проблема. Вид микрофона заставил полицейских замереть в каком‑то немом исступлении, они разве что задавали какие‑то скучные вопросы. Один попросил мои права, в то время как второй отчаянно пытался игнорировать Гинзберга, который вежливо, но твердо пытался добиться каких‑либо сведений о том, почему арестовывают всех, кто покидает вечеринку. Коп стоял расставив ноги, сцепив руки за спиной, тупо вылупившись. Гинзберг продолжал вопрошать его, пока второй полицейский проверял мои права. Я до сих пор наслаждаюсь, слушая запись той встречи. Это звучит так, как будто Гинзберг и я задаем друг другу риторические вопросы под дребезжание полицейской волны на фоне. И только время от времени доносятся односложные словечки, произнесенные другим голосом, но все наши вопросы остаются без ответов. Время от времени разговор пропадает вовсе – доносится только мурлыканье Гинзберга, исполняющего какую‑то восточную рагу, и спастическое кряканье голоса из штаб‑квартиры. Сцена была настолько смешной, что спустя некоторое время даже копы начали улыбаться. Их отказ отвечать на вопросы неожиданно обернулся полной подменой ролей. Абсурдность всей ситуации вполне соответствовала нашему веселому расположению духа.

Полицейский, оставшийся разбираться с нами, с любопытством разглядывал Гинзберга. Внезапно он спросил:

– Сколько времени ты потратил на то, чтобы отрастить себе бороду?

Гинзберг перестал мычать, задумался ненадолго и ответил:

– Около двух лет – нет, я думаю, что‑то вроде восемнадцати месяцев.

Коп задумчиво кивнул... так, как будто бы он сам хотел отрастить бороду, но не мог посвятить этому столько времени; двенадцать месяцев еще нормально, но восемнадцать – ну, шеф точно начнет беспокоиться.

Разговор опять прервался, возвратился второй полицейский и сообщил, что за мной нет неоплаченных дорожных штрафов. Примерно в этот момент я и предложил полицейским поговорить немного при выключенном диктофоне. Они согласились, и мы действительно поговорили. Полицейские рассказали, что они высматривают Ангелов Ада, а вовсе не Кизи. Рано или поздно эти хулиганы устроят какую‑нибудь заварушку, и вообще, какого черта они здесь делают? Им также было интересно узнать, как я смог собрать так много информации об Ангелах.

– Как ты их разговорил? – спросил один. – И что, они тебя ни разу не побили? И что, они позволяют тебе шляться с ними? Да что вообще с ними такое? Они действительно настолько плохие, как нам говорили?

Я сказал, что Ангелы, возможно, даже еще хуже, чем они слышали, но лично мне они зла не сделали. Полицейские признались, что не знают об «отверженных» ничего, кроме того, что пишут в газетах.

Мы расстались по‑хорошему, если не считать штраф, который мне все‑таки впаяли – за треснувшие задние фары. Гинзберг напоследок спросил, почему был схвачен водитель «Фольксвагена». Через несколько минут по радио ответили: он не покрыл дорожный штраф несколько месяцев назад, и теперь те 20 долларов превратились в 57 долларов, как это и бывает в Калифорнии. На этот раз деньги необходимо было заплатить наличными, чтобы бедняга мог быть освобожден. Но ни у Гинзберга, ни у меня не было 57 долларов, так что мы записали имя жертвы, полагая отправить на его спасение какого‑нибудь из его дружков, оставшихся у Кизи. Но так вышло, что никто не был знаком с бедолагой, и, насколько я знаю, он все еще пребывает в городской тюрьме Редвуда.

Вечеринка продолжалась два дня и две ночи; за это время возник всего один кризис. Некий вдохновенный гражданин (имя убрано по настоянию адвокатов издателя – прим. авт. ), ставший прототипом героев нескольких современных романов, встал голый на одной стороне ручья. Он разразился длинной, брутальной, обличительной тирадой в адрес копов, стоявших всего в двадцати ярдах от него. Он покачивался и визжал в лучах яркого ослепительного света, одной рукой держа бутылку пива, а другой потрясая в воздухе кулаком, угрожая объектам своего презрения:

– Вы, cуки позорные! Вы хули ждете? Идите сюда, я вам покажу... ебать ваши сраные душонки, ага!

Он засмеялся и начал размахивать своей бутылкой.

– Так что нехуй, вы, дети говноедов. Идите сюда. Вы у меня, блядь, все свое получите.

К счастью, кто‑то вовремя оттащил его обратно, все еще голого и визжащего. Его пьяные обращения в адрес полицейских могли бы обернуться настоящей катастрофой. В Калифорнии и большинстве других штатов полиция не имеет права ворваться на территорию частной собственности без ордера до тех пор, пока у полицейских не будет полной уверенности в том, что в данный момент там совершается некое преступление, и пока их не «пригласит» какой‑нибудь житель этой территории. При особом настроении копы вполне могли бы расценить перфоманс этого голого гражданина как приглашение. Вечеринка находилась уже в той стадии, когда подобное развитие событий неминуемо привело бы к насилию – Ангелы явно не захотели бы стать жертвами облавы, ко всему прочему они были слишком пьяны, чтобы думать о последствиях.

Немного времени потребовалось для того, чтобы в других отделениях Ангелов Ада узнали о чудо‑вечеринках в Ла Хонде. Отряд Ангелов из Окленда разведал ситуацию и вернулся с такими восторженными отзывами, что Ла Хонда быстро стала настоящей Меккой для Ангелов со всей Северной Калифорнии. Они приезжали без приглашения, обычно группами от пяти до пятнадцати человек, и оставались на вечеринке до тех пор, пока не становилось скучно или пока не заканчивалось ЛСД, которое до знакомства с Кизи довелось попробовать лишь немногим.

Задолго до того, как «отверженным» полюбилась Ла Хонда, отвязные кислотные вечеринки уже начали всерьез беспокоить респектабельных поклонников ЛСД – ученых, психиатров и других представителей научных областей, изучающих поведение человека. Они полагали, что данный наркотик необходимо принимать в ситуации «контролируемого эксперимента», с опытным «проводником», и притом только тем субъектам, которые находятся под длительным наблюдением врачей. Подобные меры предосторожности должны были уберечь подопытных от так называемых бэд‑трипов. Любое замеченное умопомрачение тут же подавлялось транквилизаторами – ну, например, если подопытный вдруг начинал страстно жаждать крови или предпринимал попытки оторвать себе голову, чтобы лучше увидеть, что там внутри.

Сторонники экспериментального использования наркотика догадывались, что публичные ЛСД‑оргии приведут к неминуемой катастрофе, которая положит конец всем их исследованиям. Не вселяли особого оптимизма мысли о том, что будет, если Ангелы – почитающие жестокость, насилие и свастику – вдруг окажутся в толпе интеллектуалов хипстеров, радикалов марксистов и пацифистов манифестантов. Страшно было подумать, что кто‑то сохранит трезвость <...> но это, конечно же, было невозможно. Когда все пьяны, накурены или удолбаны, никто не в состоянии делать какие‑либо объективные заметки, не может быть никаких «проводников», не может быть никаких разумных наблюдателей, способных потушить огонь или спрятать ножи для разделки мяса <...> никакого контроля вовсе.

Люди, которые постоянно посещали вечеринки у Кизи, не переживали так сильно, как те, кто только слышал о происходящем в Ла Хонде. Анклав был публичным только в том смысле, что каждый, кто чувствовал себя на одной волне с Кизи, мог пройти за ворота. Но уже внутри человек, который не мог заговорить с ними на одном языке, вдруг становился очень тихим. Кислотным фрикам не свойственно многословное гостеприимство; они, не мигая, смотрят на незнакомцев или сквозь них. Многие гости были напуганы таким приемом и больше никогда не возвращались. Те, что оставались здесь, по большей части были богемными беженцами этого мира. Чувство взаимозависимости заставляло их воздерживаться от враждебности. Для этой же цели здесь, за ручьем, всегда находились полицейские, которые могли вторгнуться в любой момент. (Полагаю, что невмешательство копов было обусловлено не только пониманием того, что за нелегальные аресты им потом в суде будет стыдно. Я уверен, они также чувствовали, что если достаточно долго ждать, все эти сумасшедшие в один прекрасный день сами перебьют друг друга. Таким образом, будут сохранены деньги налогоплательщиков, которые не придется тратить на подготовку документов и запутанные судебные разбирательства. – Прим. авт. )

Перевод Ольги Кузьменковой