19.Вебер: политик по призванию и профессии

.Политика как профессия. Описывая политику (а как мы выяснили – управление) как профессию, Вебер выходит на важнейшую тему. Это – тема коррупции и смерти демократии. Коррупция не может исходить из политики (в нашем ее понимании), она исходит из управления («политики как профессии»), ибо споры коррупции – есть насилие и принуждение. Политик действует убеждением, чиновник – принуждением. Отсюда два вывода: 1.    Принуждение лишает чиновника обязанности думать (когда принуждает он) и нести ответственность (когда принуждают его). 2.    Главные чиновники в демократических государствах – партийные боссы. Для победы партии, они создают жесткую партийную дисциплину, тем самым уничтожая демократию в партии, тем самым уничтожая ее в парламенте, тем самым уничтожая ее в государстве. Превращая партии не в глас народа, а в инструмент захвата власти ради «теплых мест». «Все партийные битвы суть не только битвы ради предметных целей, но прежде всего также и за патронаж над должностями». Управление может быть профессией, а политика – нет. Вебер и сам прекрасно это чувствует, хотя и не осознает, когда говорит: «Подлинной профессией настоящего чиновника - не должна быть политика».  Политика как призвание. Чем ближе к концу, тем более Вебер становится ближе к истине. Вот, что он говорит о политике: «Три качества являются для политика решающими: страсть, чувство ответственности, глазомер». И два рода «смертных грехов: уход от существа дела и… безответственность». Вебер говорит: пришел век легального, век чиновников, но повсюду в тексте разбросаны фразы, по которым можно понять, что симпатизирует Вебер не управленцам, а политикам. «Тот, кто способен быть вождем, должен быть и героем».

20.Вебер: этика убеждения и этика ответственности

Для политического мыслителя, придававшего столь важное значение проблеме ценностей, было вполне естественно обратиться к вопросу о характере отношений между политикой и этикой. В подходе к нему Вебер выделил две основных позиции. Первая из них заключалась в том, что между этикой и политикой "нет ничего общего". Что же касается второй, то в соответствии с ней ""одна и та же" этика имеет силу и для политического действования, как и для любого другого"'36. Нередко две эти позиции противопоставлялись друг другу: "Правильно либо одно, либо другое"137.

Сам Вебер не принимает ни одну из них. На его взгляд, вполне правомерно предъявлять к политике этические требования. Но он против универсальной этики, применимой к самым разнообразным сферам жизни и отношениям.

Его подход дифференцированный: "Мы должны уяснить себе, что всякое этически ориентированное деиствование может подчиняться двум фундаментально различным, непримиримо противоположным максимам: оно может быть ориентировано либо на "этику убеждения", либо на "этику ответственности"138. При этом вовсе не имеется в виду, "что этика убеждения оказалась бы тождественной безответственности, а этика ответственности - тождественной беспринципности" . Постулаты этики, считал Вебер, чище, яснее всего звучат на языке религии: "Христианин поступает как должно, а в отношении результата уповает на Бога"140. В данном случае мы имеем дело с этикой абсолютной, а она "именно о "последствиях-то" и не спрашивает"141. "Исповедующий этику убеждения, - раскрывает ее суть Вебер, - чувствует себя ответственным" лишь за то, чтобы не гасло пламя чистого убеждения, например, пламя протеста против несправедливости социального порядка. Разжигать его снова и снова - вот цель его совершенно иррациональных с точки зрения возможного успеха поступков, которые могут и должны иметь ценность только как пример"14 .

Тот же, кто действует по максиме этики ответственности, отдает себе отчет в том, что за последствия своих действий придется расплачиваться.

Этика ответственности соответствует прежде всего целерациональному типу действования, а этика убеждения близка ценностно рациональному типу, основывающемуся "на вере в безусловную - эстетическую, религиозную или любую другую - самодовлеющую ценность определенного поведения как такового, независимо от того, к чему оно приведет"143. При всех отличиях от аффективного типа действия ценностно-рациональный имеет важное с ним сходство: "смысл для них состоит не в достижении какой-либо внешней цели, а в самом определенном по своему характеру повелении как таковом"144.

Конечно, ценностно-рациональная ориентация в той или иной мере связана с целерациональноЙ. Однако различия между ними весьма принципиальны, поскольку "с целерациональноЙ точки зрения ценностная ориентация всегда иррациональна, и тем иррациональнее, чем больше она абсолютизирует ценность, на которую ориентировано поведение, ибо она тем в меньшей степени принимает во внимание последствия совершаемых действии..." .

Из этого видно, что этика ответственности более всего соответствует легальному типу господства, а этика убеждения ближе к харизматическому. Напряженность между этикой и политикой в значительной степени обусловлена тем, что политика неотделима от власти, а власть от насилия. Отсюда "напряжение между средством и целью", носящее этический характер. "И первые христиане, - писал Вебер, -весьма точно знали, что миром управляют демоны и, что тот, кто связывается с политикой, то есть с властью и насилием как средством, заключает пакт с дьявольскими силами, и что по отношению к его действованию не то истинно, что из доброго может следовать только доброе, а из злого лишь злого, но зачастую наоборот"146.

С присущей ему предельной честностью Вебер отвечает: "Мне представляется малодушием отрицать, что политические соображения часто противоречат требованиям этики"147. Все, что достигается "политическим действованием, которое и использует насильственные средства и работает в русле этики ответственности, угрожает ''спасению души""

Нет никакого абсолютного критерия, позволяющего судить о соответствии целей и средств. Невозможно "этически декретировать, какая цель должна освящать какое средство"149. В качестве примеров несоответствия между провозглашаемыми целями и используемыми ради их реализации средствами Вебер приводит большевиков, германских спартаковцев, синдикалистов. "Чем, кроме личности деспотов и их дилетантизма, отличается господство рабочих и солдатских Советов от господства любого властелина старого режима?"150- задает риторический вопрос Вебер.

Оправданием им обычно служили ссылки на "благородные намерения". Но ведь и их противники используют аналогичную аргументацию. И в конечном счете "ни одна этика в мире не может сказать; когда и в каком объеме этически положительная цель "освящает" этические опасные средства и побочные действия" . Все это весьма напоминает Макиавелли. И Вебер прямо ссылается на его "Историю Флоренции", где один из персонажей воздает хвалу тем гражданам, для которых "величие отчего города важнее, чем спасение души"152.

Решать проблему соотношения "этика- политика" человеку необычайно трудно. Нет какого-то установленного свода правил, с которыми можно было бы сверять свои действия. Тот, кто желает посвятить себя политике, должен осознавать, что он "спутывается с дьявольскими силами, которые подкарауливают его при каждом действии насилия" .

Сам Вебер также не предлагает рецептов, не выдает никаких индульгенций. Как ученый Вебер прямо говорит о том, что наука не в состоянии избавить человека от тяжести выбора, и со стороны науки было бы неэтично "создавать видимость того, будто это в ее власти"154.

Политикам в соответствии с веберовским подходом постоянно приходится сталкиваться с пограничными ситуациями, требующими нелегких решении. Даже "такие, казалось бы, простые вопросы, как, например, в какой степени цель оправдывает неизбежные для ее достижения средства, или до какого предела можно мириться с побочными результатами наших действий, возникающими независимо от нашего желания ... все это дело выбора или компромисса"155.

Как у Макиавелли, так и у Вебера ключевой является проблема выбора. И хотя порой создается впечатление, что Вебер отдает предпочтение исключительно этике ответственности, он тем не менее готов по достоинству оценить и иной этический выбор. "Нечто человечески подлинное и трогательное" он видит в поведении умудренного опытом зрелого человека, "который реально и всей душой ощущает свою ответственность за последствия и действует сообразно этике ответственности, в какой-то момент говорит: "Я не могу иначе, на том стою"156. Причем, утверждает Вебер, "такое именно состояние для каждого из нас, кто, конечно, внутренне не умер, должно когда-то иметь возможность наступить"151,

Итак, при всей их альтернативности "этика убеждения и этика ответственности не суть абсолютные противоположности, но взаимодополнения, которые лишь совместно составляют подлинного чело" ка, тою, кто может, иметь "призвание к политике""158.

На первый взгляд кажется, что эта мысль вступает в противоречие с ранее высказанным суждением о непримиримой противоположности между двумя типами этики. Но вряд ли Вебер к концу доклада забыл, о чем он говорил несколько раньше. Дело в том, что найти пут, к взаимодействию двух этик под силу не каждому политику, а только политику по призванию, т.е. проникнутому чувством своей особой миссии, несущему в себе заряд харизмы.

"В самом деле, - писал Вебер, - политика делается, правда, головой, но, само собой разумеется, не только головой"15 . Наряду с чувством ответственности, точным глазомером, холодной головой в политике не обходится и без страсти. "Тут, - признает Вебер, - совершенно правы исповедующие этику убеждения"160. Но следует ли действовать на основе этики убеждения или этики ответственности, "когда так, а когда по-другому - этого никому нельзя предписать"161.

А можно ли вообще говорить об этике убеждения применительно к политике? Она сама по себе практически несовместима с нею. Она ее разрушает, поскольку политика немыслима на основе принципа "все или ничего", без компромиссов, без тщательного взвешивания вероятных последствий.

Однако из суждений самого Вебера следует, что могут возникнуть такие исторические ситуации, когда именно чувство ответственности побуждает занять позицию в соответствии с этикой убеждения. Естественно, имеется в виду наделенный даром харизмы "политик по призванию". Только он способен на такое, выходящее за рамки обыденного решение. И тогда элементы этики убеждения должны вступить в определенное взаимодействие с этикой ответственности, подобно тому, как элементы харизмы с легальным типом господства в контексте веберовской концепции плебисцитарной демократии.

Как и в других областях многообразного творческого наследия выдающегося немецкого ученого, в этико-политическоЙ проблематике им был чаложен серьезный задел, который разрабатывается до сих пор. В трактовке проблемы "этика - политика" с особенной выразительностью раскрываются его методологические принципы. Когда речь идет о характере отношений между этикой ответственности и этикой убеждения, вновь будет уместно сослаться на слова Г.Померанца: "Синтезы Вебера действительно мгновенны. Они никогда не становятся застывшими формулами. Почти за каждым выводом следует "впрочем", возражение самому себе"162.

Неисчерпаемое веберовское наследие притягивает к себе внимание многих ученых из самых разных стран мира. История политичекой мысли много выиграла благодаря тому, что в Вебере постоянно боролись два призвания: ученого и политика. Воззрения немецкого мыслителя особенно привлекают своей открытостью, естественной незавершенностью. Тем самым мир идей Вебера приглашает не только к комментированию и интерпретации, но также и к сотворчеству.