§ 4. Истина и ее проверка

Истина и заблуждение как гносеологические категории. Вопрос об истинности знания наряду с вопросом о его источнике относится к самым важным в теории познания. Движение мысли к предмету всегда предполагает ее сравнение с предметом и тем самым выяснение ее истинности (или лож-

1 См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т 38, стр. 139.

230

ности). Термины «истинность» и «ложность» имеют своей основой такие коренные гносеологические категории, как истина и заблуждение.

Вопрос о том, что такое истина, целесообразно разграничить, следуя Ленину, на два вопроса. Первый из них: «...существует ли объективная истина, т. е. может ли в человеческих представлениях быть такое содержание, которое не зависит от субъекта, не зависит ни от человека, ни от человечества?» Второй вопрос Ленин формулирует так: «...могут ли человеческие представления, выражающие объективную истину, выражать ее сразу, целиком, безусловно, абсолютно или же только приблизительно, относительно? Этот второй вопрос есть вопрос о соотношении истины абсолютной и относительной» 1. Не следует, конечно, полагать, что отдельно существуют объективная, абсолютная, относительная истины. Истина одна, она одновременно объективна, относительна, абсолютна.

Зачатки противоположности истины и заблуждения содержатся в ощущении, где субъективное «первого порядка» (присущее человечеству) и «второго порядка» (присущее индивиду) еще неотделимо от объективного. Тем не менее термин «истинность» как синоним термина «адекватность» правомерно употреблять при характеристике содержания ощущений, соответствующего объективной реальности. Ф. Энгельс отмечал, что в практике мы «подвергаем безошибочному испытанию истинность или ложность наших чувственных восприятий (курсив мой.—М. P.)»2. В представлениях субъективное и объективное уже можно до известной степени подразделить. Но только в мышлении объективное может быть отделено от субъективного, а тем самым истина от заблуждения. Для того чтобы отделить в понятии ложное от истинного, надо это понятие сопоставить с другими. Поэтому, строго говоря, только суждение, в котором связаны между собой понятия, может быть полностью ложным или полностью истинным, т. е. концентрировать в себе ту или иную сторону противоположности. Вот почему подчас высказывается мнение, что теория истины ограничивается областью суждений и умозаключений. Это утверждение страдает односторонностью. На наш взгляд, понятия истинности а ложности применимы к идеальным образам как на чувственной, так и на рациональной ступени познания. Но именно благодаря связи всех форм познания с суждением мы получаем возможность оценить соотношение истинного и ложного в понятиях, а затем и в представлениях, восприятиях, ощущениях.

Понятия истинного и ложного, будучи прямым продолжением категорий объективного и субъективного, являются их конкретизацией применительно к содержанию познания, но вместе с тем

1 В. И. Ленин Полн. собр. соч., т. 18, стр. 123.

2 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 22, стр. 303.

231

отличны от них. Для материализма истина есть соответствие идеального образе, объекту, т. е. истина объективная. «Считать наши ощущения образами внешнего мира — признавать объективную истину — стоять на точке зрения материалистической теории познания, — это одно и то же» 1, — писал Ленин. Полярное истине понятие «заблуждение» обычно употребляется применительно к мысли, в то время как в ощущениях и восприятиях целесообразно различать «истинное» и «ложное». Человек заблуждается, когда он ищет, а поиск предполагает известную свободу выбора. В ощущениях и восприятиях такой свободы нет, поскольку они являются результатом непосредственного взаимодействия органов чувств с вещами. Что касается представления, то следует учитывать двойной смысл этого термина. Во-первых, под ним понимают чувственное представление, эту высшую форму чувственного знания. Создавая в воображении образы, которые комбинируют природные свойства вещей, мы «ищем», и поэтому к чувственному представлению1 могут быть применимы понятия истины и заблуждения. Во-вторых, под представлением понимают создаваемую мышлением развернутую картину реального процесса. В теории истины термин «представление» обычно употребляется в последнем значении; в ленинском определении объективной истины «представление» есть собирательное понятие, объединяющее все продукты мышления. Ясно, что представление в этом смысле тем более может быть как истиной, так и заблуждением.

Категории истины и заблуждения имеют по сравнению с категориями объективного и субъективного немаловажную специфику. Идущее еще от Аристотеля так называемое классическое определение истины как соответствия мысли объекту носит стихийно-материалистический характер и поэтому приемлемо в качестве исходного пункта и для Теории отражения. Отличие материализма от тех направлений идеализма и агностицизма, которые склонны принимать аристотелевское определение истины, состоит в понимании терминов «объект» и «соответствие». Если под объектом подразумевать независимый от сознания объект, объективно-реальный мир, а под соответствием — адекватное отображение объекта в мышлении, то мы придем к материалистической трактовке истины как такого содержания наших представлений (в широком смысле этого термина), которое верно отображает те или иные черты, свойства, отношения реальных объектов и соответствует им.

Что же означает «субъективное» и «объективное» применительно к содержанию мыслительных образов? Мышление свойственно людям как субъектам мышления и действия и в этом общем смысле является сферой субъективного. Отсюда не следует, что оно по своему содержанию субъективно. Но понимать

1 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 18, стр. 132.

232

субъективное только как факт принадлежности мысли человеку было бы в корне неверно, ибо тогда все содержание мышления без остатка пришлось бы считать объективным. В действительности же содержание мышления человека и объективно, и субъективно. Но эти моменты неравнозначны. Признание существования объективного мира и его отражения в голове человека означает признание примата объективного над субъективным в отражении. Объективная истина — это и есть не что иное, как объективное содержание познания.

Нетрудно видеть, что объективность истины несколько иного рода, чем объективность материального мира: материя находится вне сознания и не зависит от него, истина находится в сознании, но по содержанию своему не зависит от него и от носителя сознания. В приведенном выше ленинском высказывании по существу дано определение объективной истины: это такое содержание наших представлении, которое не зависит от субъекта, не зависит ни от человека, ни от человечества. Объективная истина содержится в голове субъекта и в этом смысле от него зависит, но она есть отражение объективного мира, соответствует не зависящему от человека объекту познания и поэтому от субъекта не зависит. Такова конкретизация аристотелевского определения истины как соответствия мысли объекту при последовательном проведении материализма в теории познания.

Последовательный материализм требует также преодоления вульгарно-материалистических представлений. В понимании сущности сознания эта разновидность материализма стремится свести психическое к физиологическому (см. гл. III); в теории познания это приводит к представлению о «зеркальном» отображении реальности в ощущениях и мыслях людей и отрицанию субъективного момента в наших образах. Отсюда уже один шаг к тому, чтобы вообще «снять» гносеологический вопрос об истинности и ложности наших представлений и приписать атрибут истинности самим вещам и отношениям между ними. Нелепо утверждение: «стол есть истина». Менее нелепой на первый взгляд кажется фраза: «существование Земли до человека есть истина». Ленин называл истиной этот факт не сам по себе, а наше суждение о нем: «утверждение естествознания о существовании Земли до человека есть истина». Понятие истинности (или ложности) относится к нашим представлениям о мире, т. е. к продуктам сознания, взятым в их отношении к объектам, а не к самим объектам, как таковым. Для материализма сравнительно развитого истина — это объективная истина, верное отображение реальности в человеческом сознании.

Противники материализма утверждают, что в теории отражения якобы не решается проблема истины и именно поэтому данная теория нуждается в «дополнении». Например, псевдомарксист Г. Петрович писал, что теория отражения «не претендует на то, чтобы решить проблему познания и истины», и поэто-

233

му ее сторонниками «вводится дополнительная теория» — теория «корреспонденции», «соответствия» 1. Выше было показано, что «теория соответствия» мысли объекту никак не может рассматриваться как «дополнение» к теории отражения. «Теория соответствия» суть не что иное, как стихийно-материалистическое приближение к теории отражения, которое, как всякое проявление здравого смысла в философии, с одной стороны, может получить научное развитие с позиции материалистической теории отражения, но, с другой стороны, может быть использовано идеализмом, который готов принять утверждения здравого смысла, чтобы истолковать их на свой лад.

Вот почему критику противников материализма в учении об истине представляется целесообразным дать в таком порядке: сначала подвергнуть разбору течения, которые не принимают принципа соответствия, адекватности, корреляции с объектом в качестве исходного пункта, а затем рассмотреть течения, которые этот исходный пункт приемлют, но дают ему неверную трактовку.

Критика идеалистических концепций истины. Для первых характерна подмена вопроса о гносеологической сущности истины вопросом о значении истины, т. е. истинного знания в жизни людей. Этот подход может быть назван «ценностным», поскольку истина рассматривается как ценность, выполняющая ту или иную социальную функцию.

Коренной недостаток теорий этого рода в том, что при определении истины как «ценности», «инструмента», «пользы», «организующей силы» и т. п. не раскрывается ее гносеологическая сущность. Попытка проникнуть в эту сущность требует обращения к вопросу об отношении субъекта познания к его объекту, сознания к материи. Нет спору, социальные функции истинного знания подлежат исследованию. Если при этом исходить из верного гносеологического определения истины, выяснение социальных функций истинного знания может быть полезным в целях конкретизации понятия истины. Но если определять истину по одной из выполняемых знанием социальных функций и полагать эту дефиницию исходной, основной, то это уже ошибка, которая обнаруживается немедленно, как только пытаются выяснить гносеологический смысл понятия «истина». А уйти от гносеологии в понимании истины невозможно. Не удивительно, что «функциональные», «ценностные» и т. д. определения истины оказываются на поверку не чем иным, как протаскиванием идеализма и агностицизма.

В. И. Ленин в «Материализме и эмпириокритицизме» дал уже известное читателю определение истины как истины объективной в связи с критикой «эмпириомонизма» А. Богданова. Последний утверждал, что «истина есть идеологическая форма — организующая форма человеческого опыта». Это определение

1 «Neki problemi teorije odraza», str. 88,

234

типично для «ценностного» подхода, когда гносеологическая сущность истины затемняется вопросом о социальной роли знания. Ленин разоблачает эту увертку, вскрывая теоретико-познавательный смысл определения Богданова: «.„если истина есть только идеологическая форма, то, значит, не может быть истины, независящей от субъекта, от человечества, ибо иной идеологии, кроме человеческой, мы с Богдановым не знаем» 1. В дальнейшем Ленин анализирует более общее определение истины, выдвинутое прагматизмом («родовое понятие для всяческого рода определенных рабочих ценностей (workingvalues) в опыте»), и отмечает, что различия между прагматизмом, эмпириомонизмом и т. д. с точки зрения материализма десятистепенны 2.

Среди ценностей самая очевидная—полезность. Для прагматизма характерно сведение истины к пользе. Так, согласно Д. Дьюи, «истина характеризуется полезностью»3. Реальное соотношение оказывается перевернутым с ног на голову. Истина действительно приносит (или по крайней мере может принести) людям пользу, но из этого вовсе не следует, что все полезное истинно. Полезным может оказаться иногда и ложное, поскольку в силу столкновения интересов полезное для одних подчас оказывается вредным для других. Если отождествлять истину с пользой, придется признать, что истина у каждого человека своя, да и у него истина сегодня может быть одной, а завтра иной, поскольку изменяются обстоятельства. Свойственный прагматизму субъективизм отчетливо выражен в сравнении идей с «инструментами». Дьюи писал: «Логические идеи подобны ключам, которые делаются для того, чтобы открывать замок». Если данная идея «открыла» данный замок, т. е. оказалась подходящим «инструментом» в данной ситуации, то для данной ситуации ее следует признать истинной. Характерно, что в качестве синонимов «истинного» Дьюи употребляет слова: надежны, полезны, здравы, обоснованны, удобны, хороши и т. д.

Иррационалистическая линия в гносеологии проявилась достаточно оаределенно уже у Джемса; полагавшего, что истина — ото то, во что нам лучше верить4. Эта линия получила дальнейшее развитие в экзистенциализме XX в. В центре этой философии—понятие «экзистенции»—буквально «существования»; под ним понимается индивидуальное сознание. Общественное сознание, а также присущие мышлению логические формы выступают по отношению к «экзистенции» как нечто внешнее, ограничивающее свободу самосознания. Враждебность экзистенциализма науке наглядно выражается в противопоставлении им научной истины «экзистенциальной истине», в которой свобода индивида

1 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 18, стр. 124.

2 См. там же, стр. 363 (примечание).

3 /. Dewey. Reconstruction in Philosophy. New York, 1937, p> 129.

4 См. У. Джемс. Прагматизм. СПб., 1910, стр. 53.

235

якобы «прорывает отчуждение» и находит свое высшее воплощение. Не случайно экзистенциалисты в своих рассуждениях об истине более всего подчеркивают «решение», т. е. готовность человека действовать, жертвовать чем-либо, даже собой во имя истины. Г. Марсель выразил это весьма определенно: «Истина — это то, за что человек может умереть».

Истина действительно выполняет социальные функции, в том числе организует человека, класс, нацию на действие. Она может принести пользу. В нее верят и за нее нередко умирают. Но кое-кому приносят пользу и ложные идеи. Люди подчас жертвуют многим ради идей, которые только могли показаться истинными, и умирают при попытке претворения в Жизнь ложных идей, например идеи расового превосходства. Следовательно, вопрос о соотношении истины и цели, поставленной сознанием в качестве ориентира для действия, чрезвычайно важен. Неверные философские системы, согласно Ленину, не беспочвенны, они появляются «через один из оттенков бесконечно сложного познания (диалектического) человека»1. Отождествление истины с целью, поставленной индивидуальным сознанием, — таков один из гносеологических корней представлений иррационализма об истине.

Дпалектико-материалистическое определение истины направлено также против тех течений идеализма и агностицизма, которые раздувают и абсолютизируют относительную самостоятельность мышления и пытаются разграничить истину и заблуждение, не выходя за пределы мышления. С этих позиций оказывается возможным признать аристотелевское определение истины как соответствия мысли объекту, но при этом либо объект лишается материальности, либо соответствие перестает означать сходство.

Последовательный идеализм идет по первому пути. Так, религиозно-идеалистические направления объявляют истинным то, что соответствует «мыслям бога». Но искать истину в боге — это значит приписывать истинность всему, что наговорили от имени бога попы и философы-идеалисты. Правоверному христианину предписывается верить в совершеннейшие нелепости. В библии, например, утверждается, что вначале бог сотворил небо и землю, затем отделил день от ночи, твердь от воды, заставил произрастать на земле растения и после этого сказал: «Да будут светила на тверди небесной для освещения земли...» Итак, земля и жизнь на ней существовали до того, как появились звезды, — такова непререкаемая «истина» Священного писания. «Истин» подобного рода в любой религии сколько угодно.

Правоверному католику приходится верить не только в непогрешимость библии, но, сверх того, в непогрешимость папы, т. е. в истинность каждого слова, произнесенного главой Ватикана.

1 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 29, стр. 322.

236

Мусульманская, буддийская, индуистская и прочие религии столь же далеки от истины, как христианская или иудейская, но это не мешает каждой из них прославлять свои догмы и выдавать их за истину. Сколько религий, столько «истин», причем каждое из религиозных учений, враждуя с остальными, объявляет инакомыслящих «неверными», лишенными света истины. И как бы ни подправляли и ни подчищали религию философы объективно-идеалистического толка, ратующие за «объективную» истину на словах, на деле они приписывают истинность ложным продуктам собственного воображения.

Для последовательного субъективного идеалиста ощущения или восприятия есть нечто «данное», и поэтому проблемы истинности в отношении этих форм чувственного познания даже не возникает — ощущения сравнивать не с чем. Субъективный идеалист, как правило, ставит вопрос об истинности только представлений и мыслей. Поскольку объективная реальность отвергается, он вынужден сравнивать представления и мысли не с вещами, а либо с ощущениями и восприятиями, либо друг с другом. Проблема истинности суждения для него поэтому превращается в вопрос о хорошем или плохом, удачном или неудачном «описании» ощущений либо в вопрос о соотнесении данного суждения с другими суждениями, т. е. о соблюдении определенных формально-логических правил построения суждений.

Попытки дать определение истины, не выходя за пределы мышления, предпринимались многими выдающимися философами прошлых времен, в том числе и материалистами, например Спинозой. Известно, что в математике доказательство истинности теоремы состоит в ее сведении к аксиомам; поэтому здесь требование соответствия реальности «переадресуется» к аксиомам. В физических теориях это требование «переадресуется» к «постулатам» или другим основным положениям, которые составляют существо теории. Закон соответствия производственных отношений характеру производительных сил не является постулатом или аксиомой, но очень многие частные положения социальных наук могут быть получены в качестве вывода из этого закона, истинность которого, доказывается всей общественной практикой. Никакая наука вообще не обходится без дедукции, т. е. без выведения частных положений из общих.

Проблема истинности того или иного суждения связана не только с дедукцией. В любой науке нет изолированных понятий, а в логическом отношении она есть система понятий, поэтому вопрос об истинности одного из звеньев этой системы, одной из «ячеек» в «сети» понятий так или иначе оказывается вопросом об истинности всей системы понятий. Эта истинность доказывается практикой, но в известной мере истинность понятия может быть удостоверена без выхода за пределы системы. К данному вопросу мы еще вернемся в связи с критикой позитивизма.

237

Наконец, сопоставление понятий требует рассуждения, а для того, чтобы правильно рассуждать, надо соблюдать законы мышления, законы логики. Формальная правильность вывода есть необходимое (хотя и не достаточное) условие для постижения истины. Преувеличение, раздувание относительной самостоятельности этой стороны мыслительного процесса приводит к тому, что правильность, понимаемая как соблюдение законов логики, выдается за истинность.

Попытки выявить отличие истины от заблуждения, не выходя за пределы мышления, предпринимались многократно. В начале XX в. В. И. Ленину пришлось критиковать по этому вопросу такие концепции позитивизма, как «экономия мышления» Э. Маха и «конвенционализм» А. Пуанкаре. Эта критика сохраняет актуальность и для наших дней.

Существование различных по исходным аксиомам геометрий послужило для выдающегося математика А. Пуанкаре предлогом для создания концепции конвенционализма. Согласно Пуанкаре, нельзя ставить вопрос об истинности той или иной геометрии. «Одна геометрия, — писал он, — не может быть более истинна, чем другая, она может быть только более удобна». Поскольку математики все же говорят об истинности, то таковая есть результат соглашения, достигнутого между учеными, когда они в целях «удобства» избирают именно эту, а не другую систему аксиом в качестве исходного пункта. Рассуждение Пуанкаре ошибочно. Существование различных геометрий вовсе не означает, что мы при данных физических условиях можем в целях «удобства» выбрать любую из них. Создатель одной из неевклидовых геометрий Н. И. Лобачевский подходил к этому вопросу с иных, материалистических позиций, когда утверждал, что опыт должен доказать, какая геометрия в земных условиях истинна. Успешное использование аксиом евклидовой геометрии во всей земной макрофизике и технике вовсе не есть результат «соглашения» математиков; истинность аксиом этой геометрии для указанных условий подтверждена практикой.

Еще яснее обнаруживается ошибочность конвенционализма при попытках применения его в физике. Условные соглашения в науке вполне допустимы. Например, выбор единиц измерения до некоторой степени произволен, зависит от соглашения между учеными. Но эту произвольность не следует переоценивать. Она касается не сути дела, а скорее формы, ибо, будем ли мы выражать вес в тоннах или граммах, английских фунтах или китайских данях, соотношение весов различных тел окажется тем же.

В формулах, выражающих законы физики, от соглашения может зависеть способ записи и коэффициенты, причем последние лишь постольку, поскольку в разных системах единиц они будут иметь различное числовое значение. Сущность же формулы никак не может быть «соглашением в целях удобства», ибо она отображает реальность. Например, в формуле Ньютона для силы

238

г, „ Mm , земного тяготения, а тем самым и для веса тел F = К∙ Mm/R² (где М — масса Земли, т — масса тела, R — расстояние до центра Земли) зависящими от выбора являются буквы, обозначающие эти величины, способ записи арифметических действий и в соответствии с выбором системы единиц численное значение коэффициента К. Все остальное отражает объективные отношения и от людей не зависит. Конечно, и формула тяготения Ньютона, и аксиомы евклидовой геометрии не абсолютно точно отображают реальность. В процессе развития знаний в них вносятся уточнения, которые, однако, тоже не являются результатом произвольного соглашения.

В конвенционализме находит выражение попытка определять истину через сверку ощущений различных людей с помощью разума, т. е. через коллективный опыт. Указанный момент присутствует почти во всех субъективистских теориях истины. Еще Бepкли, пытаясь отличить ощущения, вызванные предметами, от иллюзий, сновидений и т. п., выдвигал в качестве критерия коллективное восприятие. В богдановском определении истины как «организующей формы опыта» предполагалось взаимное соглашение: чтобы «организовать опыт» людей, та или иная идея должна быть ими принята, следовательно, истина есть то, с чем согласно большинство.

Богдановская концепция истины позволяет признавать истинными и догмы религии. Известно, что религия в свое время имела большое распространение и влияние на массы, как, например, католицизм в средние века в странах Западной Европы; догматы религии, безусловно, имели значение «социально организованного» опыта. Богданов считал возможным утверждать, что католицизм был истиной и оставался бы ею, если бы «без противоречий способен был организовать современный опыт человечества»1. Однако субъективизм вовсе не преодолевается ссылкой на мнение большинства. «Субъективный» означает зависящий от сознания людей вообще, а на той или иной ступени развития общества в коллективном сознании могут господствовать неправильные представления.

Субъективизмом страдает и концепция истины Э. Маха. По его представлению, истинна та мысль, которая «экономно описывает действительность». Напомним, что под действительностью Мах понимает не объективный мир, а совокупность ощущений, следовательно, истина — это такая мысль, которая «экономно» описывает ощущения. Следуя Маху, мы должны были бы считать, что, например, в физике истинна та теория, которая «экономно» (с точки зрения использования математического аппарата) описывает совокупность экспериментальных фактов. В. И. Ленин

1 А. Богданов. Падение великого фетишизма.— «Вера и наука», М., 1910, стр.183.

239

предлагал махистам такой пример: «экономнее» ли мыслить атом неделимым или состоящим из положительно и отрицательно заряженных электрических частиц? Безусловно, «экономнее», «удобнее» было бы считать, что атом есть нечто простое, а не сложное. В согласии с принципами Маха-философа Мах-физик упорно не признавал реального существования атомов, считая их не более как созданными для удобства представлениями. Физика, однако, еще при его жизни не только доказала реальное существование атома, но и раскрыла его строение, хотя представление о делимом атоме гораздо менее «экономно», чем представление об атоме неделимом.

«Принцип экономии мышления» приводит к таким же нелепостям и в других областях знания. Что экономнее: считать, что существуют и ощущения, и действительный мир, который они отражают, или что существуют одни только ощущения, за которыми ничего нет? Безусловно, «экономнее» последнее. Мах так и считал. Ленин, подвергнув критике это в гносеологическом отношении «нелепое понятие», сделал вывод, что «экономия мышления» «не может вести ни к чему иному, кроме субъективного идеализма»1.

Современный позитивизм пошел значительно дальше в спекуляциях на относительной самостоятельности логического мышления. Его распространению способствовало то обстоятельство, что, отдельные представители позитивизма внесли существенный вклад в разработку проблем математической логики. Вместе с тем представители логического позитивизма не отказываются, как и Мах, от заигрывания со стихийно-материалистическим «здравым смыслом», в том числе в определении истины. Так, Л. Витгенштейн пишет: «Чтобы узнать, истинен или ложен образ, мы должны сравнить его с действительностью» 2. Это положение было бы совершенно верным, если бы Витгенштейн понимал под, действительностью объективный мир. Но для него действительность есть совокупность уже известных нам «атомарных фактов», т. е. фиксация фрагментов наших ощущений и переживаний в виде простейших предложений; «атомарные факты» содержатся в опыте субъекта, со смертью которого все кончается3. Следовательно, речь идет не о сравнении мыслей с реальными вещами, существование которых, по Витгенштейну, недоказуемо, а о сведёние сложных мыслей (и предложений) к «атомарным», элементарным. О6 истинности последних, фиксирующих чувственно воспринимаемый факт, вопрос стоять не может, ибо «элементарное предложение,— пишет Витгенштейн,— функция истинности самого себя» 4. Итак, истинность оказывается целиком и полностью

1 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 18, стр. 176.

2 Л. Витгенштейн. Логико-филооофский трактат, стр. 36.

3 См. там же, стр. 95.

4 Там же, стр. 61.

240

лежащей в сфере логического и сводится к определенным правилам обращения с суждениями.

Сущность взглядов виднейшего представителя неопозитивизма Р. Карнапа на истину была резюмирована его соратником по Венскому кружку О. Нейратом следующим образом: «Предложения следует сравнивать с предложениями, а не с «опытом», или с каким-либо «миром», или с чем-нибудь еще. Все эти бессмысленные удвоения принадлежат к более или менее утонченной метафизике, и поэтому их следует отвергнуть. Каждое новое предложение сопоставляется с совокупностью предложений, имеющихся налицо и согласованных- друг с другом. Предложение называется правильным, если его можно отнести к определенной системе. Все то, что мы не можем систематизировать, отбрасывается как неправильное. Вместо того чтобы отвергать новые предложения, мы можем также в случае затруднительности решения изменять всю систему предложений до тех пор, пока не сможем включить новое предложение...

В данной теории мы всегда остаемся внутри области речи-мышления» 1.

К сказанному следует только добавить, что Карнап провозгласил «принцип терпимости», согласно которому система правил логики может выбираться произвольно. Таким образом, в отличие от Витгенштейна Карнап уже не маскирует свое определение истины ссылками на «действительность». Для него истина есть «свойство предложения», она определяется произвольно избранными правилами «логического синтаксиса языка». К настоящему времени логический позитивизм явно выдыхается, запутавшись в неразрешимых трудностях. Существенную роль в этом сыграла марксистская критика позитивизма.

Одна из основных трудностей позитивизма возникает при переходе от данной «системы языка», в рамках которой «верифицируется» данное предложение, к следующей по порядку системе— «метасистеме», которая должна в свою очередь быть «верифицирована» путем отнесения к следующей по порядку системе и т. д. А как «верифицировать» самую последнюю из них, т. е. науку вообще, мышление вообще? Непреодолимая для логического позитивизма трудность состоит в том, что в науках, имеющих эмпирические основания, новые факты «врываются» в уже существующую ткань научных терминов. Эта ситуация служит признаком того, что имеющаяся научная теория уже недостаточна, что нужна новая.

Разрешить эту трудность можно, лишь признав необходимость соотнесения понятий, суждений, теорий с объективной реальностью, т. е. отбросив исходную посылку позитивизма. Полностью отказаться от нее позитивисты не могут, но подобно Маху в свое

1 Цит. по: М. Корнфорт. Наука против идеализма. М„ 1957, стр. 216.

241

время эклектически включают в свои рассуждения тe или иные положения материализма. А. Айер вынужден был предложить такой «выход»: «Истинной придется признать ту систему, которую принимают уполномоченные наблюдатели, каковыми являются ученые нашей эпохи. Но после этого остается вопрос, принимают ли ученые эту систему потому, что просто принимают, или потому, что она отражает существо дела? (курсив мой. — М. Р.)» 1. Сам того не желая, Айер вплотную подошел к теории отражения, т. е. к материализму.

Таким образом, современные противники материализма не могут предложить в своих теориях истины ничего нового. Но это не значит, что они сложили оружие. Напротив, они весьма активно выступают против марксистской теории истины. Обратимся к Г. Петровичу, который собрал воедино все аргументы против теории отражения из современной буржуазной литературы, причем сгруппировал их так, что первая группа характерна как раз для сторонников «ценностного», а вторая—для сторонников формально-логического подхода к истине. Петрович, утверждает, что теория истины, базирующаяся на принципе отражения, «бессильна» ответить на две категории вопросов: а) как быть с эмоциями (любовь, ненависть, злоба и т. д.); б) как быть с суждениями ложными, с суждениями о, возможном и невозможном, о прошлом и будущем2.

Эмоции, переживания человека действительно не есть прямое, непосредственное отображение предметов и явлений внешнего мира. Эмоции выражают отношение человека к другим людям и к миру вообще, притом в форме, опосредованной целостностью человеческой личности. Еще Фейербах подчеркивал, что чувство любви, на которое он столь часто ссылался, отображает объективные отношения между людьми. Фейербах преувеличивал в этом чувстве биологический момент, не умея объяснить его социальную природу. Ф. Энгельсом было показано, что эволюция чувства любви обусловлена развитием реальных общественных отношений. С позиций материалистического понимания общественной жизни гносеологическая сущность эмоций может быть понята как отражение в психике людей их отношения к миру.

Что касается истинности разных типов суждений, то только при незнании марксистской литературы или при полном ее игнорировании можно утверждать, что теория истины материализма ограничивается только утвердительными суждениями. Петрович камнем преткновения для материализма считает суждения: «кентавры не существуют», «круглый квадрат» и т. п. Можно ли с позиций теории отражения оценить истинность такого рода суждении? Как известно, кентавров в природе не существует, но

1 A Ayer. The Foundation of Empirical Knowledge, 1962, p. 92.

2 «Neki problem! teonje odraza», sir 68,

242

существуют и люди, и лошади, из представлений о которых воображение древних греков скомбинировало кентавра. И круг, и квадрат как понятия геометрии отображают в обобщенном виде формы реальных предметов. Однако относительная самостоятельность мышления позволяет связывать понятия не так, как в реальности связаны отображаемые ими предметы, свойства и отношения. «Круглый квадрат» есть именно такого рода связь. Наконец, суждения о будущем, в которых в наибольшей степени проявляются присущие сознанию творческие моменты, представляют собой отражение потребностей общества.

Таким образом, возражения против марксистской теории истины, базирующейся на принципе отражения, столь же несостоятельны, как и те концепции истины, от имени которых эти возражения выдвигаются.

Истина относительная и абсолютная. Второй вопрос, поставленный Лениным, таков: могут ли человеческие представления, выражающие объективную истину, выражать ее сразу, целиком, безусловно, абсолютно или только приблизительно, относительно? Понятия относительной истины и абсолютной истины являются характеристиками не самого объекта, а образа этого объекта, обладающего объективной истинностью. Под абсолютной истиной понимается абсолютно точное, полное, верное, а под относительной истиной относительно точное, относительно полное, относительно верное отражение действительности в сознании. Ленин, например, называет относительными истинами «относительно верные отражения независимого от человечества объекта...» 1. Иначе говоря, абсолютность и относительность истины характеризуют степень точности и полноты отражения материального мира в сознании. Абсолютная истина может быть охарактеризована также как истина вечная, которая никогда не может быть изменена в будущем. Действительность будет меняться, соответственно будет меняться ее отражение в нашем сознании, но абсолютно точное отображение какого-либо события, имевшего место в прошлом, уже не сможет быть опровергнуто (хотя может быть дополнено, развито и т. д.), т. е. является истиной вечной.

Диалектическая взаимосвязь абсолютной и относительной истин может быть лучше понята при противопоставлении марксизма догматизму и релятивизму в гносеологии.

Типичным представителем догматизма, метафизического мышлeния, которое отвергает диалектику в теории познания, был Дюринг. Высказанные Ф. Энгельсом в «Анти-Дюринге» соображения о связи относительного и абсолютного моментов в истине направлены своим острием против догматизма, который полагает, что истина не может содержать в себе ни грана заблуждения, ибо иначе какая она истина! Истина и заблуждение для метафизи-

1 В. И. Ленин Полн. собр. соч., т. 18, стр. 328.

243

ческого мышления этого типа — противоположности, абсолютно исключающие друг друга.

Критикуя Дюринга, Энгельс подчеркивает относительный момент в истине. Истина относительна, во-первых, потому, что отображает определенный, ограниченный во времени и пространстве процесс, т. е. выведена для определенных условий и тем самым не полностью, а лишь частично может быть применима в других условиях. Но если неверно считать истину только всеобщей, только абстрактной, то столь же неверно понимать конкретность истины как применимость ее только к данным условиям, как отсутствие в ней элементов всеобщего.

Во-вторых, истина оказывается относительной и в данных границах. Вследствие бесконечной сложности любого процесса и исторической ограниченности уровня наших знаний в каждую эпоху мы познаем любой предмет, процесс, явление в данных условиях его существования не до конца, но лишь относительно точно, приблизительно верно отображая их в мышлении.

Дюринг рекламировал провозглашаемые им положения как истины вечные, как «абсолютные истины в последней инстанции». Энгельс в связи с этим писал, что вечные, абсолютные истины, безусловно, существуют, но их сравнительно мало, а во всех научных теориях нам приходится довольствоваться преимущественно истинами относительными. Он проиллюстрировал эту мысль на примере известного закона Бойля для газов, который гласит, что произведение давления па объем газа при данной температуре суть величина постоянная.

Закон Бойля может служить типичным примером истины относительной. Он верен в определенном диапазоне условий. Вблизи так называемой критической точки этот закон уже перестает правильно отображать поведение газов и, стало быть, обладает истинностью лишь в определенных границах температуры и давления. Далее, даже в этих границах он не абсолютно точно отображает свойства реальных газов. Закон Бойля имеет в своей основе упрощающее реальность представление о так называемом, идеальном газе, молекулы которого рассматриваются как тяжелые точки, а силы взаимодействия между ними не учитываются. Во второй половине XIX в. Ван-дер-Ваальсом была к закону Бойля внесена поправка, которая должна была учесть отличие «реального» газа от «идеального». «Реальный» газ Ван-дер-Ваальса — тоже плод абстракции, хотя и более точной, чем «идеальный» газ. Поэтому уравнение Ван-дер-Ваальса, будучи шагом вперед, все же не абсолютно точно отражает соотношение между объемом, давлением и температурой газа.

Таким образом, законы науки, являясь в целом истинными, суть истины относительные, содержащие в себе элементы заблуждения. Эти элементы налицо и в данном законе. Так, высчитав по формуле Бойля давление газа на основе знания его объема при данной температуре, мы получим неточное и, следовательно,

244

содержащее погрешность, не вполне верное значение, так как в идеализированном представлении («идеальный» газ) не принимается во внимание объем молекул. Но именно благодаря введению новых представлений, которые поневоле оказываются неточными, паука движется вперед. Это верно и в отношении наук об обществе, где объекты изучения развиваются гораздо быстрее, чем в природе, где менее применимы точные количественные методы и где поэтому еще труднее «угнаться» за абсолютной истиной,

Общий вывод Энгельса был таков: «Истина и заблуждение, подобно всем логическим категориям, движущимся в полярных противоположностях, имеют абсолютное значение только в пределах чрезвычайно ограниченной области... Как только мы станем применять противоположность истины и заблуждения вне границ вышеуказанной узкой области, так эта противоположность сделается относительной...» 1 «Узкая область»—это область, где сегодняшняя практика позволяет абсолютно разграничить истину и заблуждение, т. е. выделить абсолютную истину и противопоставить ее абсолютному заблуждению. Вне этой области противоположность истины и заблуждения относительна, поскольку практика пока что не дает возможности разделить их абсолютно, и нам поневоле приходится иметь дело с истиной относительной.

В марксистской философской литературе подчас относительная истина трактуется только как неполная, подлежащая развитию, а вопрос о наличии в ней элементов заблуждения опускается, замалчивается. Тем самым выпадает из рассмотрения важнейший момент в диалектическом подходе к истине. Субъективное и объективное в содержании мышления не разделены полностью и тогда, когда нам удается выделить объективную истину. Вследствие неточности и неполноты наших образов субъективный момент проникает в саму объективную истину, содержится в ней имплицитно, т. е. в нерасчлененном, слитом с объективным виде. Объективная истина, будучи в целом верным отражением реальности, оказывается содержащей в себе элементы заблуждения и в этом смысле относительной. И наоборот, казалось бы, отсеченный нами субъективный момент, несоответствие объекту, заблуждение по этой же причине может содержать в себе «кусочек» объективного. В определенных границах нам, однако, удается абсолютно отделить истину от заблуждения, и только в этих пределах объективная истина становится свободной от заблуждения, истиной абсолютной.

В ходе исторического развития познания диалектическая связь относительной и абсолютной истин выражается в том, что имеющиеся на каждом данном уровне познания относительные истины как бы складываются, образуя все более полную и все более точную картину бесконечного и развивающегося мира. Абсолютно полная картина — предел развития познания. К этому

1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 92.

245

пределу человечество будет асимптотически приближаться, никогда его не достигая. Абсолютная истина (в полном объеме) достижима лишь в «бесконечном поступательном движении, в таком ряде последовательных человеческих поколений, который, для нас по крайней мере, на практике бесконечен» 1.

Но значит ли это, что абсолютные истины по тем или иным частным вопросам достижимы только в бесконечной дали? Согласно Энгельсу, такого рода истины, не содержащие заблуждения и поэтому не могущие быть отменены в будущем и в этом смысле вечные, безусловно, существуют, особенно в так называемых точных науках: «...некоторые результаты этих наук представляют собой вечные истины...» 2

В. И. Ленину в XX в. пришлось столкнуться с противниками иного рода, чем Дюринг. Для буржуазной (и ревизионистской) мысли стало характерно одностороннее усвоение тех или иных элементов диалектики. В теории познания таким элементом оказался тезис об относительности знания. Ленин писал: «Диалектика,— как разъяснял еще Гегель,— включает в себя момент релятивизма, отрицания, скептицизма, но не сводится к релятивизму» 3. Релятивизм в понимании истины означает одностороннее признание относительного характера истины и преувеличение этого момента, вплоть до полного отрицания абсолютной истины, а с нею вместе объективности истины и объективного существования вещей и законов природы. Ревизионисты начала XX в. пробовали прикрывать свой релятивизм ссылками на Энгельса, упрекая его в «непоследовательности» за признание, хотя бы в узких пределах, абсолютной истины.

Разоблачая этот прием Богданова и других махистов, Ленин раскрыл противоположность диалектики и релятивизма как типичного течения современной «антидиалектики», признающего идею развития для того, чтобы успешнее бороться против нее. «Для Богданова (как и для всех махистов),—писал В. И. Ленин,— признание относительности наших знаний исключает самомалейшее допущение абсолютной истины. Для Энгельса из относительных истин складывается абсолютная истина. Богданов — релятивист. Энгельс — диалектик»4. Исходя из марксистского решения вопроса о соотношении относительной и абсолютной истины, Ленин подчеркивал наличие абсолютной истины в нашем знании о мире, притом не только в «истинах факта».

Чтобы не умножать числа примеров, продолжим теперь под иным углом зрения рассмотрение закона Бойля» о котором говорилось выше как об истине относительной. Из закона Бойля вытекает такое утверждение: «в условиях постоянной температуры при увеличении объема газа понижается его давление». Это

1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 88.

2 Там же.

3 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 18, стр. 139.

4 Там же, стр. 136.

246

утверждение содержится в законе Бойля как его момент, и последующее развитие науки о газах не отменит этого утверждения. Оно является, таким образом, абсолютно истинным моментом в относительной истине, каковой является данный закон в целом.

Процесс исторического развития познания тем самым есть не только процесс складывания истин относительных в истину абсолютную (об этом было сказано выше) в ее полном объеме как исчерпывающем и точном знании о мире, но и процесс складывания частных абсолютных истин. Имеющиеся в каждой относительной истине элементы, моменты, зерна истины абсолютной в процессе развития познания суммируются, и именно поэтому абсолютная истина в ее полном объеме, к которой мы бесконечно приближаемся, выступает как результат сложения истин относительных. Проиллюстрируем сказанное на примере развития физических представлений об атоме и его строении.

Сто лет назад большинство физиков и химиков полагало, что атомы реально существуют и представляют собой нечто вроде неделимых упругих шариков. Даже в этом весьма относительном по своей истинности представлении имелись элементы абсолютной истины. Таково утверждение: «атомы химических элементов реально существуют». Все последующее развитие физики и химии не отменило и не отменит этого элемента абсолютной истины, содержащегося в воззрениях на атом второй половины XIX в. Но в этой относительной истине имелись элементы заблуждения, например мысль о неделимости атома, представление о нем как об упругом твердом теле и т. д. Таким образом, в целом это относительно истинное представление содержало в себе весьма мало элементов абсолютной истины и очень много элементов заблуждения.

Новая картина строения атома была создана в момент исторического перелома, происшедшего в физике в конце XIX в. благодаря открытию электрона. Д. Томсоном была создана модель атома, согласно которой он состоит из положительно и отрицательно заряженных электронов. В этой также относительно истинной картине строения атома нельзя не заметить новых элементов абсолютной истины, которые последующими открытиями не были поколеблены или отменены. Таково утверждение: «атом состоит из положительно и отрицательно заряженных частиц». Но в модели Томсона было много элементов заблуждения, которые не были подтверждены последующим развитием науки. Таково, например, предположение о существовании в атоме положительных электронов.

Третий этап развития представлений об атоме — модель Резерфорда—Бора, созданная в 1911—1913 гг., согласно которой атом состоит из атомного ядра и вращающихся вокруг него электронов. В этой модели, в целом более точной, чем предшествующие, имелись новые элементы абсолютной истины. Такими моментами являлись: представление о малых размерах ядра и электро-

247

нов сравнительно с размером атома, о квантованности энергетических уровней электронов и излучении света как результате перехода йлектронов с одного уровня на другой, о наличии «слоев» электронов в сложных атомах и т. д. Отменить эти утверждения последующее развитие науки не может, поскольку они абсолютно точно отобразили определенные стороны строения атома. Но в теории Бора содержались и элементы заблуждения. Например, заимствованное из классической механики представление об электронах как только частицах весьма неточно и поэтому в определенном смысле также неверно. Сам Бор от этого представления охотно отказался, как только была создана квантовая механика.

В настоящее время представления о строении атома основаны на квантовой механике и исследованиях атомного ядра. Теперь известно, что движение электронов вокруг ядра может быть уподоблено движению своеобразного облака неравномерной плотности, ибо электроны обладают одновременно и волновыми и корпускулярными свойствами, что ядро атома есть система, состоящая из протонов и нейтронов, и т. д. Картина атома в сегодняшней физике несравненно более полна и точна, чем в теории Бора, и поэтому в ней содержится больше элементов абсолютной истины. Но нет сомнений также в том, что современная картина атома будет изменяться, уточняться, конкретизироваться, что в ней будут обнаружены в последующем неточности и элементы заблуждения, о которых мы сегодня не знаем.

Подведем итог сказанному относительный и абсолютный моменты в истине неразрывно, диалектически взаимосвязаны: с одной стороны, в относительной истине всегда есть элементы истины абсолютной, с другой стороны, в процессе развития человеческих знаний из истин относительных складывается абсолютная истина.

Ленинская борьба против релятивизма и ее значение для современности. В. И. Ленин не ограничился тем, что показал полную теоретическую несостоятельность релятивизма, этого «догматизма наизнанку», но и вскрыл его корни, гносеологические и социальные, классовые. Гносеологически» корни релятивизма — раздувание относительного момента в познании — были рассмотрены выше. Но это течение имеет и социальные корни. Два основных обстоятельства способствовали популярности релятивизма в начале XX в. среди части естествоиспытателей и философов, в том числе и тех, кто считал себя марксистами.

Во-первых, этому способствовали изменения в общественной жизни, связанные с развитием капитализма и его противоречий, с вступлением капитализма в последнюю стадию своего существования, с назреванием революции. Увлечение некоторых философов-марксистов начала XX в. (в большинстве своем, впрочем, впоследствии расставшихся с марксизмом) релятивизмом было неотделимо от ревизионистского течения, возникшего в поли-

248

тике социал-демократических партий. К этому времени учение Маркса одержало победу в европейском рабочем движении, и его противники вынуждены были переодеваться марксистами, чтобы теперь уже иным способом отстаивать идеи мелкобуржуазного радикализма и буржуазного либерализма. Логика их рассуждений в общих чертах была такова: капитализм изменился, теперь его развитие якобы уже не ведет к разорению мелких хозяев и обнищанию пролетариата, и поэтому замена капитализма социализмом не требует революционных действий. Действительность стала иной — должна измениться и истина (учение Маркса в том числе), всякая истина верна для своего времени, и поэтому абсолютной истины не существует.

Основная ошибка этого рассуждения, вскрытая Лениным, заключается в том, что изменение в реальном процессе и изменение в отображающем этот процесс сознании совсем не одно и то же. Из того, что действительность изменяется и изменяется наше знание о ней, вовсе не следует, что невозможна абсолютная истинность определенной части наших представлений о действительности. Если наука абсолютно точно отобразила определенный фрагмент, сторону, «кусок» сегодняшнего состояния процесса, то эта конкретная абсолютная истина останется незыблемой и тогда, когда состояние процесса станет иным.

Выше уже отмечалось, что абсолютные истины не сводятся к суждениям, фиксирующим факты. Абсолютное знание содержится и в законах науки. Так, эпоха домонополистического капитализма и эпоха монополистического капитализма имеют общие основные черты, законы развития, присущие капиталистическому способу производства в целом. Верно отображая сущность капитализма и законы его экономического развития, марксистская политическая экономия, будучи в целом относительной истиной, содержит абсолютную истину в главном — в понимании основных противоречий и законов развития капитализма, обосновании необходимости его превращения в социализм вследствие революционной деятельности пролетариата и его партии. В. И. Ленин писал о теории денежного обращения Маркса (и это может быть отнесено ко всем основным выводам политической экономии и всей теории марксизма), что «соответствия этой теории с практикой не могут изменить никакие будущие обстоятельства по той же простой причине, по которой вечна истина, что Наполеон умер 5-го мая 1821 года» 1.

Во-вторых, источником релятивизма в начале XX в. оказалась коренная ломка теоретических воззрении в физике, ломка, вызванная великими открытиями, совершенными в конце XIX — начале XX в. В отличие от общественных наук в физике причины распространения релятивизма были связаны прежде всего не с изменениями объекта познания (мы ничего не можем сказать

1 В. И Ленин. Полн. собр. соч., т. 18, стр. 146.

249

об изменении во времени фундаментальных законов природы, строения атома и т. д.), а с бурным и весьма неравномерным ростом научного знания. В период революционной ломки знаний всегда возникает опасность преувеличения относительного момента в теориях, признания их истиной только относительной. А отсюда уже один шаг к тому, чтобы отрицать в законах науки абсолютно истинное, а вместе с тем и объективно истинное содержание. Таков путь от релятивизма к агностицизму, к сомнению в объективном существовании описываемых наукой явлений и, далее, к субъективному идеализму. Именно по этому пути и пошли Мах, Пуанкаре, Дюгем и другие представители эмпириокритицизма, вышедшие из рядов естествоиспытателей или связанные с естествознанием.

Исследуя причины появления «физического» идеализма в начале XX в., В. И. Ленин усмотрел одну из основных его причин в релятивизме: «Все старые истины физики, вплоть до считавшихся бесспорными и незыблемыми, оказываются относительными истинами, — значит, никакой объективной истины, не зависящей от человечества, быть не может», — такова в обобщенном, очищенном от частных различий виде «логика» «физических» идеалистов, вскрытая Лениным. И вот его ответ: «Что из суммы относительных истин в их развитии складывается абсолютная истина, — что относительные истины представляют из себя относительно верные отражения независимого от человечества объекта, — что эти отражения становятся, все более верными, — что в каждой; научной истине, несмотря на ее относительность, есть элемент абсолютной истины, — все эти положения, сами собою разумеющиеся для всякого, кто думал над «Анти-Дюрингом» Энгельса, представляют из себя книгу за семью печатями для «современной» теории познания» 1.

Объективный ход развития наук о природе, и прежде всего физики, с начала XX в. способствовал преодолению релятивизма. Создание двух наиболее фундаментальных теорий современной физики — квантовой механики и теории относительности — позволило глубже понять не только отношение каждой из них к классической физике, но и некоторые весьма общие закономерности развития познания. Действительно, законы ньютоновской механики не опровергаются квантовой механикой, но оказываются ее предельным случаем, когда можно не учитывать так называемый дуализм волны и частицы.

Точно так же механика Ньютона оказывается предельным случаем теории относительности Эйнштейна. Классическая механика отражает объективные законы движения тел при скоростях много меньших предельной скорости (300000 км/сек). При возрастании скоростей классическая механика становится все менее точной копией реальных законов движения, которые находят бо-

1 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 18, стр. 328.

250

лее точное отражение в законах специальной (частной) теории относительности.

Следовательно, в обоих случаях классическая механика не опровергается и не зачеркивается новыми представлениями, но входит в них в качестве более грубого приближения и предельного случая. «Принцип соответствия» новых и старых теорий вошел в плоть и кровь современной физики1. В настоящее время, отмеченное активными поисками новой теории микромира, этот принцип учитывается всеми видными теоретиками. В нем конкретизируется положение Ленина о том, что развитие науки несет с собой не уничтожение, а возрастание абсолютно истинных моментов в относительно истинном знании.

Иными путями диалектика преодолевает релятивизм в области общественных наук. Всемирно-исторические успехи социализма, достигнутые под знаменем марксизма-ленинизма, закономерно привели к колоссальному его распространению во всех странах и способствовал дальнейшему творческому развитию марксистско-ленинской теории. Важнейший источник этого творческого развития заключен в том, что коммунистические партии возникли на всех континентах и стали применять марксизм к анализу самых различных общественных условий.

Объективной основой единства коммунистического движения является существование общих для всех стран и народов объективных законов исторического развития, верно отображаемых марксистско-ленинской теорией. Но эти законы приобретают немаловажную специфику своего действия не только в различные исторические периоды общественного развития, но и в разных районах мира и даже в отдельных странах в один и тот же период истории. Это, безусловно, было известно и ранее. Маркс и Энгельс многократно отмечали взаимосвязь общего и особенного, например, при анализе перспектив социалистической революции в России.

В XX в., особенно под влиянием Октябрьской революции, когда в активное историческое творчество были втянуты новые сотни миллионов людей, учет специфики условий приобрел несравненно большее значение. Ленин в этой связи писал в 1923 г.: «Нашим европейским мещанам и не снится, что дальнейшие революции в неизмеримо более богатых населением и неизмеримо более отличающихся разнообразием социальных условий странах Востока будут преподносить им, несомненно, больше своеобразия, чем русская революция» 2. Одновременно Ленин неоднократно подчеркивал, что своеобразие не отменяет общих закономерностей социалистической революции и социалистического строительства. Границы «своеобразия» — это границы отдельного, которое «не существует иначе как в той связи, которая ведет к обще-

1 См. И. В. Кузнецов. Принцип соответствия в современной физике. М,1948.

2 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 45, стр. 381.

251

му» 1, и это общее надо видеть не только в тех или иных внешних чертах, но прежде всего в сущности общественных процессов. Переход от капитализма к коммунизму, указывал В. И. Ленин в 1917 г., конечно, не может не дать громадного обилия и разнообразия политических форм, но сущность будет при этом неизбежно одна: диктатура пролетариата2.

Современный ревизионизм, как правый, так и «левый», продолжая характерную для него спекуляцию на изменении исторических условий от эпохи к эпохе, более всего эксплуатирует в своих целях многообразие условий в разных странах в нашу эпоху. Ревизионисты в политике, отходя от общей для мирового коммунистического движения стратегии и тактики, преувеличивают региональные и национальные особенности настолько, что они как бы «закрывают» общие закономерности. Как это делается в философии, можно видеть на примере выступления П. Враницкого на XIV Всемирном философском конгрессе. Старый, давно известный мотив: «новая эпоха требует нового марксизма» — дополнен другим: «в одну и ту же эпоху марксизм может быть совершенно различен из-за различия условий». Вот как выражена эта идея Враницким: «В таких сложных ситуациях нельзя оставаться современным только на один лад» 3.

Таким образом, если ревизионисты начала XX в. спекулировали прежде всего на сравнении разных периодов исторического развития, то современные ревизионисты делают ударение на разнообразии исторических условий в нашу эпоху. Особо следует сказать о гносеологических основах маоизма — этой глубоко враждебной и чуждой марксизму мелкобуржуазно-националистической идеологии, которую ее адепты до сих пор пытаются выдавать за марксизм. В развитии маоизма можно указать на два этапа, каждый из которых отличается своим, особым сочетанием догматизма и релятивизма.

На первом этапе Мао Цзэ-дун делал упор на релятивизм, притом на тот его вариант, в основе которого лежит спекуляция на разнообразии условий в современную эпоху. Релятивизм этого типа, как мы уже видели, преувеличивает национальное в ущерб интернациональному. В теории истины это означает противопоставление особенного — общему, конкретности истины — ее всеобщности. Всеобщий характер марксизма-ленинизма имеет своей объективной основой общие законы истории, которые учение марксизма верно отображает. Однако применение марксизма-ленинизма в условиях каждой страны требует творческого подхода, учета ее специфики, т. е. раскрытия связи общего с особенным и единичным. Но это не означает, что марксизм-ленинизм становится «русским», «английским», «немецким», «китайским» и т. д.

1 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 29, стр. 318.

2 Cv. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 33, стр. 35.

3 «Acten des XIV Kongresses ..», Bd. II, S. 140.

252

Мао Цзэ-дун в 30-е годы выступал за «китаизацию» марксизма. На VI пленуме ЦК КПК в октябре 1938 г. он говорил:

Марксизм должен принять национальную форму, прежде чем он может быть применен. Не существует такого понятия, как абстрактный марксизм, существует только конкретный марксизм. То, что мы называем конкретным марксизмом, — есть марксизм, который принял национальную форму... (курсив мой. — М. Р.)» 1 Таким образом, конкретность была противопоставлена всеобщему характеру теории, национальное — интернациональному. Что же подразумевалось под «национальной формой» марксизма? «Китаизация» марксизма разъяснялась им так: «...со всем иностранным следует обращаться как с пищей, которая сначала разжевывается во рту, перерабатывается в желудке и кишечнике, смачивается слюной, желудочным и кишечным соком, а затем разделяется на отбросы, которые устраняются, и экстракт, который усваивается; только тогда пища становится полезной для нашего организма» 2. Поскольку марксизм возник не в Китае, значит, он есть «иностранное» и обращаться с ним надо соответственно. Исходя из этого, Мао Цзэ-дун умалчивает о необходимости усваивать знание всеобщих законов истории, которое содержится в теории Маркса, но зато выдвигает задачу «переработать» марксизм так, чтобы он принял «китаизированную форму». Соотношение общего и специфического совершенно извращено Мао Цзэ-дуном.

На втором этапе, получившем развитие с конца 50-х годов и полностью развернувшемся после разрыва с международным коммунистическим движением, идеологи маоизма стали рассуждать несколько иным образом. С одной стороны, получил чудовдщное развитие догматизм. Разгром марксистских кадров КПК был бы невозможен без обожествления «великого кормчего». «Идеям Мао» все более пытаются придать видимость истин вечных и непререкаемых. Изданные в сотнях миллионов экземпляров цитатники по существу превращены в молитвенники, а отдельные фразы из произведений Мао Цзэ-дуна применяются как своеобразные заклинания, призванные «поднять дух» и обеспечить успех в любом деле, например в сложной хирургической операции. Философский догматизм превратился в догматизм религиозного толка.

Но господство догматизма в современной официальной идеологии в Китае не должно заслонять того несомненного факта, что маоизм вовсе не отказывается от идей, взятых из теоретического арсенала релятивизма. Чтобы теоретически «обосновать» претензию на гегемонию в мировом революционном движении, да и в мировой политике вообще, нынешние китайские лидеры

1 Цит. по: А. М. Румянцев. Истоки и эволюция «идей Мао Цзэ-дуна». М., 1972, стр.27.

2 Мао Цзэ-дун. Избр. произв., т. 3. М., 1953, стр. 270.

253

не столько говорят о «китаизации» марксизма, сколько о «всеобщем характере» «идей Мао», которые пытаются маскировать под «наисовременнейшую всеобщую истину» марксизма. Еще в 1960 г. появился тезис, что «идеи Мао» — это «марксизм-ленинизм эпохи крушения империализма и торжества социализма». В настоящее время идеология маоизма изображается китайскими теоретиками как «третий этап» всемирной истории развития марксизма; Маркса считают представителем первого, а Ленина — второго его этапа. Поскольку связь с идеями Маркса и Ленина оказывается номинальной, маоисты ссылаются на изменение исторических условий, которые, мол, требуют, «нового этапа» в теории.

Таким образом, в настоящее время идеология маоизма соединяет в себе крайний догматизм с использованием релятивизма в его, так сказать, классическом варианте, абсолютизирующем различие периодов исторического развития, для отрицания всеобщности истин марксизма-ленинизма. Претензии идеологов маоизма на то, чтобы говорить от имени «современного марксизма», полностью разоблачены в выступлениях многих деятелей международного коммунистического движения на Совещании в Москве в июле 1969 г., в документах КПСС и братских партий, в теоретических трудах советских и зарубежных марксистов.

Итак, данная классиками марксизма критика догматизма и релятивизма в гносеологии находит продолжение в борьбе с современными формами этих враждебных диалектике концепций.

Всеобщность критерия практики. Перейдем теперь к вопросу о том, как проверяется истинность знаний. Это вопрос о мериле, критерии истины.

В идеалистической философии, отрицающей первичность материального мира, проблема проверки истинности знаний не может быть верно даже поставлена. Идеализм ищет критерий истины, фактически не выходя за пределы сознания. Материалистическое понимание истины как истины объективной, как верного отражения объективной реальности есть необходимая предпосылка для правильной постановки вопроса о ее критерии. Это условие необходимо, но недостаточно. Нельзя быть материалистом, не признавая объективной истины, «но можно быть материалистом при различных взглядах на вопрос о критерии правильности тех изображений, которые доставляют нам чувства» 1.

Домарксовские материалисты, не умея правильно объяснить общественную жизнь, разрешить данную гносеологическую проблему не могли. Материалисты рационалистического направления искали критерий истины в разуме. Например, Б. Спиноза писал: «И какое мерило истины может быть яснее и вернее, как не сама истинная идея? Как свет обнаруживает и самого себя и окружающую тьму, так и истина есть мерило и самой себя и

1 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 18, стр. 113.

254

лжи» 1. Таким образом, Спиноза искал критерий истины, не выходя из сферы духовного, и тем самым делал явную уступку идеализму.

Домарксовские материалисты сенсуалистического направления полагали, что критерий истины надо искать в чувствах, 1поскольку последние непосредственно связывают человека с предметной действительностью. Некоторые из представителей этого направления называли чувственный опыт практикой и ссылались на него как на критерий истины. Фейербах, к примеру, писал; «Те сомнения, которых не разрешает теория, разрешит тебе практика» 2. Практика для Фейербаха есть чувственное созерцание, в нем он ищет критерий истинности мыслей. Чувства людей, однако, могут давать различные показания. Фейербах понимал это и искал критерий истины не в чувствах индивида, а в чувственности человеческого рода. Но как сверить показания чувств, полученные различными людьми? Этого можно достигнуть только с помощью обмена мнениями, т. е. посредством разума, и, стадо быть, истинным придется считать то, с чем согласно большинство людей. Но выше уже было показано, что мнение большинства не всегда оказывается истинным.

Итак, не только идеализм, но и домарксовский материализм в лице его виднейших представителей не смог решить вопроса о критерии истины, ибо ни чувства, ни разум, взятые сами по себе, критерием истины быть не могут. Мысли о роли практики как критерия истины высказывали Ф. Бэкон, Д. Дидро, Н. Г. Чернышевский, однако они не могли последовательно провести свою точку зрения, Поскольку их понимание практики было узким, неполным, односторонним.

Развивая идеи своих предшественников, марксизм указывает на общественную практику как на всеобщий критерий истинности всякого знания. Так как истина есть истина объективная, то надо ее сравнить с объектом, который она отражает, чтобы усыновить, что отражено сознанием верно, а что неверно. Но каким образом сравнить мысль с объектом? Этого можно достигнуть только в процессе материального воздействия на окружающий мир — на предметы природы и процессы общественной жизни. «...Обладает ли человеческое мышление предметной истинностью, — писал К. Маркс, — вовсе не вопрос теории, а практический вопрос»3.

Ф. Энгельсом был рассмотрен «механизм» действия практики как критерия истины. Чтобы сравнить имеющийся образ с объектом, нужно практически воздействовать на объект. Если изменения в нем окажутся теми, которые мы предвидели, т. е. цель будет достигнута, значит, исходное представление было объективно

1 В. Спиноза. Этика. М. — Л., 1933, стр. 69.

2 Л. Фейербах. Избр. философ, произв., т. I. М., 1955, стр. 266.

3 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 3, стр. 1.

255

истинно. Если мы будем исходить из неправильных представлений об объекте, то не получим на практике тех результатов, на которые рассчитывали, и паши воззрения на объект придется пересмотреть, признав, что они полностью или частично были ошибочными. Проиллюстрируем суть дела тремя примерами из разных областей знания.

В 40-е годы XIX в. французский астроном Леверье на основе изучения отклонений планеты Уран от вычисленной заранее орбиты предположил, что существует еще одна планета Солнечной системы, находящаяся где-то за Ураном. И когда немецкий ученый Галле направил телескоп на указанную Леверье точку неба и в указанное им время, он обнаружил заурановую планету Солнечной системы, названную Нептуном. Заметим, что в 1930 г. таким же образом была открыта еще одна планета, отстоящая от Солнца значительно дальше, чем Нептун, — Плутон. Ф. Энгельс полагал, что истинность предположения Леверье о существовании Нептуна была доказана практикой, а именно — практикой астрономических наблюдений.

Когда Д. И. Менделеевым была создана периодическая система химических элементов, надо было доказать, что она является истинной, представляет собой общую закономерность, которой подчиняются не только известные элементы, но и те, которые еще будут открыты. Менделеев на основании теоретических представлений о периодической зависимости свойств химических элементов от их атомного веса предсказал существование элементов, которые он назвал экабором, экаалюминием и экасилицием, т. е. стоящими в системе после бора, алюминия и силиция. Более того, Менделеев с большой точностью предсказал свойства этих элементов. Когда эти элементы, названные скандием, германием и галлием, были действительно обнаружены, оказалось, что по своим свойствам они точно «входят» в соответствующие три пустые клетки менделеевской таблицы. Тем самым практика, в данном случае практика химического эксперимента, доказала правильность периодического закона Менделеева.

Известно, что В. И. Ленин в годы первой мировой войны выдвинул положение о возможности в изменившихся исторических условиях победы социалистической революции первоначально в одной или нескольких странах. Когда Октябрьская революция совершилась и победила, это означало, что практикой классовой борьбы пролетариата и его союзников в России данное положение марксистской теории было подтверждено.

Таким образом, практика научного наблюдения и эксперимента, основанная на развитии производства, служит критерием истины в естественнонаучной области. Практика борьбы общественных классов и общественного развития в целом, имеющая в свою очередь основой производство материальных благ, проверяет истинность положений общественных наук.

256

Будучи всеобщим критерием, практика в различных науках имеет свои особенности: на первый план может выступать та или иная форма практики. В физике или в химии, например, на первом месте, безусловно, находится научный эксперимент, подкрепляемый наблюдением и опытным производвтвом. В геологии или астрономии эксперимент весьма ограничен, хотя его рамки и в этих науках за последнее время значительно раздвинулись: в лабораториях положено начало моделированию геологических процессов, а космические полеты существенно дополняют наблюдение в космосе прямым экспериментом. Однако создать новую Солнечную систему, чтобы проверить истинность космогонических гипотез, мы не можем, и поэтому в астрономии проверка истинности теории зиждется на двух основных моментах: теория должна объяснить всю совокупность данных астрономических наблюди ний, а те законы механики, физики и химии, которые привлекаются для объяснения космических процессов, должны быть проверены в научном эксперименте на Земле.

Диалектический характер критерия практики. Далеко не всегда действие практики как критерия истины может быть изображено по рассмотренной выше схеме. Реальный процесс проверки истинности знаний гораздо сложнее. Чтобы убедиться в этом, продолжим рассмотрение приведенных выше примеров и зададимся вопросом: обладали ли выводы Леверье о существовании Нептуна, периодическая система Менделеева, ленинская теория о возможности победы социалистической революции в одной, отдельно взятой, стране истинностью до того, как практическая деятельность людей непосредственно эти выводы подтвердила? Если да, то можно ли в таком случае считать практику критерием истины? Может быть, этот критерий следует видеть не в практике, а в логических рассуждениях, с помощью которых все указанные выше выводы были сделаны? Не приходится сомневаться в том, что указанные выводы обладали в определенной мере истинностью и до того, как были подтверждены наблюдением, экспериментом, практикой классовой борьбы. Следовательно, материалистическое понимание практики как критерия истины должно быть одновременно диалектическим. Укажем здесь на три важнейших момента диалектического понимания критерия практики.

Во-первых, проверку теории практикой нельзя понимать как единичный акт, непосредственно следующий за выдвижением какого-либо теоретического положения. Поставленная сознанием перед практикой идеальная цель требует рассмотрения предмета под определенным углом зрения и не может «добрать» в себя полностью имеющиеся представления о предмете. Следовательно, даже полное осуществление поставленной цели вовсе не означает столь же полного доказательства истинности исходного представления. Кроме того, надо учитывать, что, чем более общей является теория, тем сильнее сказывается недостаточность для

257

ее проверки отдельного акта практики. Проверка теории практикой осуществляется не только в последующей, но и в предшествующей практике. Проверка предшествующей практикой осуществляется в ходе создания теоретических представлений, когда практика выступает не только как источник знаний, но частично и как его критерий.

Так, когда Менделеев создавал периодический закон, он исходил из предшествующей практики, в которой было обнаружено, что различные элементы имеют периодически повторяющиеся свойства. В процессе создания своей гипотезы Менделеев обращался постоянно к практике, как основе знаний и проверял каждый шаг своих рассуждений тем экспериментальным материалом, который уже имелся. И так поступает любой ученый, если он желает стоять на базе опыта, а не витать в облаках.

В принципе так же обстояло дело с открытием планеты Нептун. Леверье исходил из доказанных практикой законов науки, прежде всего из закона всемирного тяготения Ньютона, как истины уже доказанной, которая к этому времени была проверена многочисленными практическими наблюдениями и экспериментами. Далее, Леверье учитывал наблюдавшееся астрономами отклонение Урана от расчетной орбиты. Эти наблюдения заставили его предположить, что причиной «возмущения» Урана является сила притяжения еще более удаленной планеты. Предположение Леверье было основано на практике, и в ходе создания своей гипотезы он проверял теоретические предположения имевшимися данными опыта. Энгельс видел в предсказании Леверье и подтверждении этого предсказания Галле доказательство истинности системы Коперника, так как представление о действии еще неизвестной планеты на Уран базировалось на гелиоцентрической теории.

Так же в принципе обстоит дело с истиной, высказанной В. И. Лениным до Октября, — о возможности победы революции первоначально в одной стране. Ленин исходил из всей практики мирового революционного движения пролетариата и угнетенных народов колониальных стран в эпоху империализма, в частности из того опыта, который уже был приобретен в начале первой мировой войны. Вывод о возможности прорыва фронта империализма первоначально в одной или нескольких странах и тем самым о предстоящем периоде сосуществования двух систем — социализма и капитализма — целиком опирался на практику, ибо в самой общественной жизни уже наличествовали предпосылки для такого вывода. Делая данное предсказание, Ленин сверял каждый шаг своего рассуждения о будущем развитии мировых событий с уже имевшимися фактами, опытом исторического развития.

Сказанное о роли предшествующей практики как критерия истины в ходе создания теории вовсе не отрицает решающего значения последующей практической проверки. Последующая

258

практика не только успешно подтверждает вывод науки, если он был глубоко обоснован предшествующей практикой, но и позволяет его уточнить и пойти дальше в развитии теории. Так, открытие предсказанных Менделеевым элементов позволило не только подтвердить, но и уточнить периодический закон в ряде пунктов. Точно так же открытие Нептуна позволило уточнить сведения относительно орбиты этой планеты, ее массы, исследовать такие свойства этой планеты, ее физические состояния, о которых Леверье ничего сказать не мог. Октябрьская революция не только подтвердила основной вывод Ленина, но вместе с тем и позволила уточнить, развить далее во многих отношениях теорию социалистической революции, например в том пункте, что прорыв цепи империализма совершается первоначально не в нескольких, а именно в одной, отдельно взятой, стране.

Следовательно, проверку теории практикой нельзя ограничивать единичным актом, она представляет собой процесс, который в значительной своей части осуществляется уже в ходе создания новой теории, когда каждый шаг рассуждения проверяется и подтверждается предшествующей практикой. В. И. Ленин, говоря о «Капитале» Маркса, указывал, что «проверка фактами, respective (соответственно.—М. Р.) практикой есть здесь в каждом шаге анализа»1.

Во-вторых, диалектический характер критерия практики обнаруживается в соотношении логической проверки, осуществляемой в ходе мышления, и проверки практической. Предположим, конструктор сделал технический расчет моста через реку. Вывод конструктора о том, что данный мост способен выдержать такую-то нагрузку, будет истиной еще до того, как мост будет построен. Когда конструктор делает расчеты, он рассуждает, т. е. исходит из определенных законов механики, которые проверены практикой миллионы раз, из формул сопротивления материалов, также неоднократно проверявшихся практикой, как из посылок, и, опираясь на эти посылки, делает определенные выводы. Чтобы сформулировать истинное суждение, необходимо при его построении из понятий и других суждений пользоваться правилами логики как науки, которая учит правильно мыслить. Конструктор, впрочем, не только рассуждает, но также производит расчет по всем правилам математики, которые подчиняются законам логики.

Таким образом, если посылки — в данном случае это законы и формулы — доказаны практикой и, следовательно, верны и если рассуждение правильно и не содержит ошибок в математических расчетах, то сделанные предсказания будут подтверждены действительностью. Этот факт подчас истолковывается,, в том числе и в марксистской литературе, как существование двух критериев истины — логического и практического.

1 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 29, стр. 302.

259

Представление о двух критериях истины, даже если практику при этом признавать главным критерием, нельзя признать верным. Правильные рассуждения и математические действия, конечно, являются необходимым условием для того, чтобы достичь истины, но это условие недостаточно, ибо оно еще не гарантирует истинности выводов. Если посылки или хотя бы одна из них неправильны, не соответствуют действительности, то, исходя из них, можно развить целую систему ошибочных представлений, которая логически будет стройной и непротиворечивой.

Законы логики, ее правила построения суждения («фигуры логики»), которые, по выражению Ленина, есть «самые обычные отношения вещей» 1, складывались со времени становления человека и его мышления на основе и в процессе практики, непрерывно проходя в ней проверку. «...ПРАКТИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ЧЕЛОВЕКА, — подчеркивал Ленин, — МИЛЛИАРДЫ РАЗ ДОЛЖНА БЫЛА ПРИВОДИТЬ СОЗНАНИЕ ЧЕЛОВЕКА К ПОВТОРЕНИЮ РАЗНЫХ ЛОГИЧЕСКИХ ФИГУР, ДАБЫ ЭТИ ФИГУРЫ МОГЛИ ПОЛУЧИТЬ ЗНАЧЕНИЕ АКСИОМ» 2. Отсюда следует вывод, что логический критерий в конечном счете вытекает из практики, что существует только один критерий истины — практика человечества.

Материалистическая философия и современное естествознание считают, что живое на Земле произошло из неживого. Истинно ли это утверждение? Не повторяя прежних рассуждений (см. гл. III), напомним, что непосредственно в эксперименте оно еще не доказано, поскольку мы пока не в состоянии превратить неживое в живое. При доказательстве истинности этого тезиса приходится опираться на факты, подтверждаемые практикой, и делать из них логические выводы. Практика доказывает, что живое не может существовать в космическом пространстве вследствие действия космического излучения и не могло поэтому быть занесено на Землю; что Земля существует 5—6 млрд. лет и на первоначальных стадиях ее существования живых организмов на ней не могло быть; что существуют организмы, например вирусы, необычайно близкие к неживому; что живое способно к развитию. Исходя из этих, доказанных практикой суждений, мы логически последовательно рассуждаем примерно так: поскольку материя вообще способна к поступательному развитию, а на первоначальных стадиях существования Земли жизни не было и она не могла быть занесена извне, то живое возникло в ходе развития Земли из неживого. Таким образом, в доказательстве этого важнейшего научно-философского положения мы исходим из всей совокупности данных практики, и, хотя практика здесь еще не дает непосредственного доказательства истинности данного утверждения, тем не менее нет оснований в нем сомневаться.

1 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 29, стр. 159.

2 Там же, стр. 172.

260

В-третьих, диалектический характер практики как критерия истины находит свое ярчайшее выражение в соотношении в нем абсолютного и относительного моментов.

Абсолютный момент состоит в том, что никакого иного последнего критерия, кроме практики, для установления истинности или ложности человеческого знания нет и быть не может. Как бы ни старались философы-идеалисты отыскать критерий истины в самом сознании, все выдвигаемые ими критерии на деле оказываются либо вспомогательными критериями, опосредующими действие критерия практики, как рассмотренная выше логическая правильность мысли, либо несостоятельны («экономия мышления», «согласованность мыслей между людьми» и т. д.).

Практика является абсолютным критерием и в другом смысле — как доказательство существования абсолютной истины. Каждое суждение, которое мы расцениваем как абсолютно истинное, является таковым только потому, что оно абсолютно доказано практикой. В последующем мы будем говорить об абсолютности практики как критерия истины именно в этом смысле.

Критерий практики, однако, не только абсолютен, но и относителен. Под относительностью критерия практики подразумевается его неполнота: практика доказывает истинность теории в целом как истины относительной, которая неполно отображает действительность. Указывая на неполноту, относительность критерия практики, В. И. Ленин писал применительно к общественной теории и практике общественной жизни: «...критерий практики, — т. е. ход развития всех капиталистических стран за последние десятилетия, — доказывает только объективную истину всей общественно-экономической теории Маркса вообще, а не той или иной части, формулировки и т. п...» 1. Это важнейшее ленинское положение означает, что не только практику, служащую критерием истины, но и проверяемую теорию надо брать в их цельности и развитии.

С одной стороны, относительность критерия практики, его неполнота означает невозможность доказать полностью истинность или ложность теории отдельным, изолированным актом практики. Действительно, единичный эксперимент может иметь различные теоретические истолкования, каждое из которых частично подтверждается данным экспериментом и поэтому является истиной относительной. Более того, эксперименты одного рода могут подтверждать одну теорию, а эксперименты иного рода, произведенные с тем же самым объектом, — другую теорию. И так продолжается до тех пор, пока не удается создать теорию, которая синтезирует частные представления и поэтому объясняет эксперименты обоих родов. Например, в начале XX в, опыты по дифракции и интерференции рассматривались по-прежнему как подтверждение тюлновои теории света, в то время как излучение

1 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 18, стр. 146.

261

абсолютно черного тела и фотоэффект находили свое объяснение только с позиций квантовой теории. Создание в конце 20-х годов современной теории электромагнитного поля (квантовой электродинамики) объединило эти два полярных объяснения, синтезировало их, и данная теория (по крайней мере в своих основных положениях) находит подтверждение во всей совокупности данных опыта.

Так же в принципе обстоит дело и при теоретическом объяснении явлений общественной жизни. Единичное практическое действие, например успех данной стачки рабочих при капитализме, имеющей целью добиться повышения заработной платы, частично подтверждает теорию марксизма, рассматривающую борьбу за улучшение условий продажи рабочей силы — борьбу экономическую — как необходимый момент классовой борьбы пролетариата, но момент, подчиненный главной цели — борьбе за установление диктатуры пролетариата. Успешная экономическая стачка свидетельствует о росте сплоченности рабочего класса и подтверждает тем самым тезис марксизма: рабочий класс может временно улучшить свое положение в борьбе с буржуазией, но для полного экономического освобождения он должен завоевать политическую власть.

Однако вывод о том, что отдельная стачка (и вообще экономическая борьба) может быть успешной, используется также реформистами для частичного подтверждения оппортунистической теории, суть которой выражается в следующем тезисе: рабочий класс может непрестанно улучшать свое положение в условиях капитализма и на этом пути прийти к социализму. Следовательно, доказать правоту марксизма и опровергнуть реформизм может не отдельная удачная или неудачная стачка, а весь ход классовой борьбы пролетариата против буржуазии, весь ход развития капиталистических стран. Чем более общей является теория, тем менее пригодны единичные факты в качестве доказательств ее полной истинности. Вот почему положения, законы, выводы научной философии доказываются совокупностью всех фактов, добываемых наукой, общественной практикой в целом.

С другой стороны, если практику как критерий истины надо рассматривать в ее цельности и развитии, то столь же справедливо это требование и в отношении теории. Подлежащая проверке на практике теория также должна рассматриваться не как механическое сочетание отдельных суждений, каждое из которых должно быть проверено на практике. Такое частное суждение может быть включено в различные, подчас даже противоположные системы теоретических воззрений. В рассмотренных выше примерах дело обстоит так. Отдельным экспериментом по дифракции (или даже целым рядом подобных экспериментов) доказывают суждение: «свет есть волновой процесс». Но это суждение может быть составной частью различных общих теоретических представлений: «свет есть только волновой процесс», «свет есть

262

диалектическое единство волн и корпускул, непрерывного и прерывного». Как показал опыт, первая теория одностороння и поэтому неверна, вторая — верна. Аналогичным образом отдельная успешная стачка доказывает частное суждение: «положение рабочих может быть улучшено в борьбе с капиталистами». Однако это суждение, как мы видели, может быть составной частью более общих теоретических систем — оппортунистической, неверной, и марксистской, истинной.

Итак, относительность критерия практики состоит в том, что вся практика доказывает истинность всей теории как истины относительной, как приблизительно верного отражения мира. «Неполнота» критерия практики означает, что созданное нами идеальное отображение реальности не «накладывается» полностью на объективный мир, ибо практика не полностью его охватывает. «...Не надо забывать, — писал Ленин, — что критерий практики никогда не может по самой сути дела подтвердить или опровергнуть полностью какого бы то ни было человеческого представления» 1.

Это высказывание Ленина ни в коем случае не следует трактовать упрощенно, в том смысле, что вообще никаткое наше утверждение не может быть доказано полностью как истина абсолютная. Выше уже говорилось о том, что те или иные стороны, части, моменты цельного теоретического представления могут быть выражены в отдельных суждениях и некоторые из таких суждений, как общего, так и частного порядка, вполне могут быть доказаны абсолютно, т. е. так, что никакое последующее развитие практики эту истину изменить не сможет. К подобного рода абсолютным, вечным истинам относятся не только «истины факта», но и утверждения, в которых выражена сущность теории. Например, коренное положение теории научного социализма «гибель капитализма неизбежна» есть истина абсолютная, полностью доказанная практикой уже сейчас, т. е. до того, как капитализм перестанет существовать в большинстве стран мира. Коренное положение теории относительности «пространство и время взаимосвязаны» доказано абсолютно. Основной тезис философии марксизма «сознание вторично по отношению к материи» также доказан практикой человечества абсолютно.

В свете сказанного понятно, что каждое из этих суждений, будучи сутью соответствующей теории, не исчерпывает ее полностью и может быть развито, дополнено другими суждениями, так что в последующем развитии познания мы будем гораздо полнее, глубже, чем сегодня, знать, как социализм побеждает капитализм во всемирном масштабе, как взаимосвязаны пространство и время, как материя порождает сознание. Но никакое последующее развитие указанных научных теорий не отменит

1 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 18, стр. 145—146.

263

приведенных выше суждений, поскольку их абсолютная истинность доказана практикой уже в настоящее время.

Следовательно, критерий практики содержит в себе глубокую внутреннюю диалектику относительности и абсолютности, неопределенности и определенности. «Этот критерий...— писал Ленин,— настолько «неопределенен», чтобы не позволять знаниям человека превратиться в «абсолют», и в то же время настолько определенен, чтобы вести беспощадную борьбу со всеми разновидностями идеализма и агностицизма» 1.