§ 2. Познание и практика

Практика и теория как гносеологические категории. Решающая роль, которую марксизм отводит в теории познания практике, требует особого и внимательного анализа данной философской категории. Это необходимо и потому, что ее используют на каждом шагу многие философские школы современности. Например, влиятельное субъективно-идеалистическое течение, зародившееся в США в конце прошлого века, носит название «прагматизм» 3, т. е. «философии действия». На обложке упоминавшегося журнала стоит название «Праксис», т. е. практика. Деятельность присуща (в отличие от поведения животных) только людям. Однако признавать людей деятельными существами, утверждая вслед за доктором Фаустом, что «в деянии основа бытия», можно с самых различных философских позиций. Выше отмечалось, что в период, когда материализму был свойствен

1 «Neki probleini teorije odraza». Bled, 1960.

2 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 18, стр. 97.

3 Прагма (греч.) — дело, действие.

193

созерцательный подход к миру, упор на деятельное начало оказался своеобразной привилегией идеализма, который деятельность, активность, творческую способность приписывал целиком духу. Маркс отмечал в «Тезисах о Фейербахе», что «деятельная сторона, в противоположность материализму, развивалась идеализмом, но только абстрактно, так как идеализм, конечно, не знает действительной, чувственной деятельности как таковой»1. В зависимости от своих основных посылок идеалисты могут понимать под практикой духовную деятельность не только сознания, воли, духа, но и божественного разума и воли. Так, для Гегеля практика—это «идея блага», «добра». Достичь блага можно, ставя цели, действуя, напрягая волю. Поэтому практика, согласно Гегелю, суть «волевая деятельность идеи», прежде всего, конечно, абсолютной идеи, а затем уже и человеческого сознания.

Субъективно-идеалистическая философия понимает практику как деятельность людей (на первый взгляд в согласии с этимологией данного слова), но эта деятельность толкуется в последнем счете как психическая, обусловленная разумом, волей, интуицией, «подсознательным», «жизненным порывом» и т. д. Материальная сторона в деятельности людей оказывается здесь привеском, следствием, функцией психической деятельности, как бы растворяется в ней.

Идеализм не может не считаться с тем фактом, что цели, которые ставит перед собой человек, далеко не всегда достигаются, ибо вещи и другие люди оказывают «сопротивление». Сопротивление других людей также сводится им только к волевому акту. Но, как известно, помимо чужой воли осуществлению целей могут мешать условия, какие-то обстоятельства. Игнорирование объективных, от волн людей не зависящих материальных условий общественной жизни приводит к волюнтаризму, к пренебрежению законами истории. Идеализм оказывается тем более неспособным объяснить «сопротивление» вещей, природы — этого основного объекта практического воздействия человека. Такова первая трудность в объяснении практики, которую не может преодолеть идеализм.

Вторая трудность, о которую неизбежно спотыкается идеализм, — необходимость различать реальное действие (а в нем участвует и сознание), в процессе которого человек изменяет мир, и психические импульсы к действию, которые не подкрепляются действием и не изменяют внешних условий, и, далее, размышления, сновидения, иллюзии, игру воображения. Рассмотрение практики как только духовной деятельности ведет к стиранию грани между деятельностью сознания, выступающей в качестве момента реального практического действия, и деятельностью сознания, оторванного от непосредственного действия, и тем самым к произвольному включению в практику фантазии, в том

1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 3, стр. 1.

194

числе и религиозных представлений. Так, лидер прагматизма У. Джеме непосредственно к практике относил «религиозный опыт». В. И. Ленин, иронизируя над входившей в то время в моду «философией действия», писал, что прагматизм, превознося опыт и практику, «преблагополучно выводит изо всего этого бога в целях практических, только для практики, без всякой метафизики, без всякого выхода за пределы опыта...» 1.

Другой столп прагматизма — Д. Дьюи, взгляды которого не столь откровенно, как у Джемса, смыкались с религией, включал тем не менее в «практику» не только сновидения и безумие, но даже «магию и суеверия» 2. Исходя из идеалистического понимания практики, в которое входит и вся духовная деятельность, невозможно бороться против религии.

Когда начал выходить журнал «Праксис», в первом его номере было дано такое определение: практика суть «универсальная свободная творческая самосознающая деятельность». Но какова ее гносеологическая природа? В. Бошняк на этот вопрос ответил так: «Практика—дело идеи...»3 Но если практика—это «универсальная свободная творческая самосознающая деятельность», то невозможно указать на критерий, отграничивающий ее от иллюзий и пустых мечтаний. Поскольку гносеологические критерии оказываются утерянными, ищут другие — этические. Идеализму свойственно отождествлять практику с благом, добром, так как, ставя цели для действия, человек, мол, думает о благе для себя. При этом благо и добро понимаются крайне абстрактно, игнорируется тот факт, что благо для одних нередко оборачивается злом для других; не видеть этого невозможно. Если вслед за Бошняком определять практику как «борьбу за гуманизм», то войну гитлеровцев против СССР, Югославии и других стран Европы нельзя называть «практикой», в то время как войну народов против фашизма следует называть «практикой». Но во второй мировой войне, как и во всех иных исторических битвах, реакционные силы оказывают не только теоретическое сопротивление, но и практическое, которое может быть сломлено лишь в результате практической деятельности передовых сил.

Введение в гносеологию этических критериев неминуемо ведет к невообразимой путанице. Чтобы в этом убедиться, достаточно задать вопрос, аналогичный тому, который Ленин задавал в свое время Богданову. Если практика — «борьба за положительные идеалы», то включает ли она в себя благонамеренную религиозную проповедь, например призыв к массам бороться за мир «во имя бога»? Таких призывов история знала немало, в том числе исходивших от людей, искренне желавших человечеству добра.

1 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 18, стр. 363 (примечание).

2 Л Dewey. Experiense and Nature. Chicago — London, 1926, p. 10.

3 «Praxis», 1964, N 1, str. 38.

195

В идеалистическое определение практики такая проповедь вполне «вмещается». В. И. Ленин писал, что философия эмпириомонизма есть «философия поповщины» и «такой характер ее нисколько не изменяется от того, что сам Богданов усиленно отрекается от всякой религии» 1. Эти ленинские слова можно адресовать сегодняшним сторонникам «философии универсального гуманизма».

Корень ошибки, совершаемой идеализмом, заключен в одностороннем подходе, в абсолютизации одной из реальных черт, присущих практической деятельности человека. Идеализм берет существенную сторону этой деятельности — ее сознательный, волевой характер — и раздувает ее, превращая в решающий, главный момент практики. При этом у одних идеалистов на первый план выступает разум, у других — воля, у третьих — интуиция.

Эти частности не меняют дела в принципе, ибо практическая деятельность человека оказывается в любом случае деятельностью сознания. Но поскольку сознание способно порождать различного рода представления, в том числе и ложные, постольку исчезает критерий для различения духовной деятельности, непосредственно вплетенной в практическую деятельность и представляющей собой ее необходимый момент, и духовной деятельности, не вплетенной в практику. Именно таким образом оказываются отнесенными к практике сновидения, иллюзии, вера в бога и т. д.

Последовательного решения этого вопроса не смогли дать и материалисты домарксовского периода, поскольку они не сумели материалистически объяснить деятельность людей, жизнь общества. Например, французские материалисты XVIII в. весьма часто повторяли изречение: «Мнения правят миром», понимая, под «миром» в данном случае общественную жизнь. Им казалось, что каковы мысли людей, таковы и их поступки, что действия человека суть просто следствия деятельности его разума и страстей, аффектов.

Действительно, человеческая деятельность носит в основном сознательный характер, и даже так называемые бессознательные, неосознанные поступки коренятся в психике. Но отсюда не следует, что решающую роль в деятельности человека играет разум или эмоции. Цели, которые человек сознательно перед собой ставит, это не просто плод его сознания. Они порождаются жизнью общества, окружающими человека условиями, его положением в обществе, вытекающими отсюда его потребностями и отображают их.

Основная деятельность людей — производство материальных благ. Люди трудятся, потому что им необходимо удовлетворить свои потребности в пище, одежде, жилище и т. д. Цели, которые ставят они перед собой в процессе производства, определяются их материальными потребностями и условиями, в которых осуще-

1 В И. Ленин. Полн. собр. соч. , т. 18, стр. 240.

196

ствляется процесс труда. Революционная практическая деятельность масс направлена на осуществление освободительных целей, но сами эти цели выражают их экономические, материальные потребности. Так же обстоит дело и в других областях общественной жизни.

Но это только половина дела. После того как цели находят свое объяснение как отражение в сознании материальных потребностей людей, встает второй вопрос: можно ли достичь этих целей, оставаясь в сфере разума, воли, психического? Пусть человек осознал, что необходимо сделать, но от того, что цель поставлена, в действительном мире еще ничего не изменилось. Для того чтобы в окружающий мир внести изменения, необходимо материально воздействовать на него, ибо цели осуществляются в процессе материальной деятельности, в производстве, в классовой борьбе, в других формах общественной практики.

Итак, сознание, отображая действительность, ставит цель для действия» воля побуждает к ее осуществлению. Но сама эта цель определяется потребностями материальной жизни людей, практикой, и только в ней может найти реальное осуществление. Понимание практики как материальной деятельности людей — таково первое и главное отличие диалектического материализма от всех других философских направлений в решении этого вопроса.

Однако категория практики не может быть понята без учета ее связи с противоположной ей категорией. Это было известно уже Гегелю, который указывал на противоположность практики теоретическому познанию, которое должно изучать объект таким, каков он есть, без внесения в него. изменений, связанных с нашими интересами. Противоположность практики познанию выглядит у Гегеля как противоположность между активным изменением мира волей субъекта и пассивным теоретическим созерцанием. И хотя соединение познания и практики носит у Гегеля мистическую форму, как соединение противоположных сторон абсолютной идеи, В. И. Ленин в этом положении Гегеля видел «зачатки исторического материализма». К идее как совпадению понятия с объектом, к идее как истине Гегель подходит через практическую «целесообразную деятельность человека», и «Маркс, следовательно, непосредственно к Гегелю примыкает, вводя критерий практики в теорию познания...» 1.

Поэтому следующий шаг в понимании практики должен состоять в том, чтобы рассмотреть практику и теорию как единство противоположностей, причем такое единство, в котором материальной стороне принадлежит доминирующая роль. Это значит, что надо раскрыть содержание этих гносеологических категорий друг через друга, выяснить их взаимосвязь и взаимопроникновение. Маркс в «Тезисах о Фейербахе» отмечал важность

1 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 29, стр. 171, 173, 193.

197

правильного понимания практики: «Все мистерии, которые уводят теорию в мистицизм, находят свое рациональное разрешение в человеческой практике и в понимании этой практики» 1. Противоположность абстрактного мышления практике находит наиболее полное выражение в научной теории, которая исходит из практики и (рано или поздно) вновь приходит к ней. Вот почему, когда речь идет о соотношении практики и познания, имеется в виду прежде всего соотношение практики и теоретического познания.

Практика и теория (теоретическое познание), как любые иные гносеологические категории, должны быть «привязаны» к основным философским категориям, каковы материя и сознание, и в то же время должны быть поняты в своем отличии от указанных исходных категорий, в своей специфике. Эта специфика состоит в следующем.

Отправляясь от понятий материи и сознания, мы приходим к понятиям практики и теории, когда рассматриваем деятельность людей. Практика суть материальная деятельность, а теория — разновидность духовной деятельности. Подчас встречаются утверждения, что теоретическая деятельность есть не что иное, как разновидность практики, а противостоит практике только теория как «готовый результат» теоретической деятельности. Это неверно. Духовная деятельность неотделима от ее результатов, теория не может существовать иначе как в деятельности мышления по усвоению, распространению и развитию знаний. Однако следует учитывать, что в практической и теоретической деятельности людей материальный и духовный моменты тесно переплетаются.

Основным видом практики является производительный труд, и поэтому анализ труда, данный Марксом в «Капитале», имеет основополагающее значение для понимания практики вообще. Труд есть одновременно материальный и духовный процесс. С одной стороны, это «процесс, совершающийся между человеком и природой», в котором «веществу природы он сам противостоит как сила природы». Материальный характер труда, практики для Маркса никогда не подлежал сомнению: не случайно он называл практику также предметной, чувственной деятельностью. С другой стороны, отличие труда и вообще человеческой деятельности от поведения животных состоит, как известно, в целенаправленности действия. Маркс писал о труде: «В конце процесса труда получается результат, который уже в начале этого процесса имелся в представлении человека, т. е. идеально. Человек не только изменяет форму того, что дано природой; в том, что дано природой, он осуществляет вместе с тем и свою сознательную цель, которая как закон определяет способ и характер его действий и которой он должен подчинять свою волю» 2.

1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 3, стр. 3.

2 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 189.

198

Стало быть, практика есть материальная целеполагающая деятельность людей, в которой материальный и духовный моменты находятся в единстве. Но содержащийся в практике духовный момент не тождествен всей духовной жизни, является только ее частью. Как известно, человек может переживать, усилием воли сдерживать эти переживания и до известной поры не действовать. Не покрывает содержащийся в практике духовный момент и сферу абстрактного мышления, которое сформировалось и отражает мир на основе практики, но непосредственно в практической деятельности участвует постольку, поскольку теория была использована для того, чтобы поставить цель для действия. Теорию, т. е. теоретико-познавательную деятельность, можно уподобить «верхнему этажу» абстрактного мышления. Теоретическое познание — это система научного знания, в которой реальность отображается через практику, но теория, будучи вторичной по отношению к практике, обладает существенной самостоятельностью.

Таким образом, практика и теория (теоретическое познание) суть категории, выражающие соотношение двух сторон человеческой деятельности: основной, материальной формы («Общественная жизнь по существу является практической», — писал Маркс), которую называют практикой, и выработанной благодаря разви-тпю абстрактного мышления относительно самостоятельной духовной формы, которую называют теорией.

Недостаточное внимание к специфике рассматриваемых философских категорий приводит подчас к тому, что и в марксистской литературе практику определяют как всю деятельность общества. Два соображения обычно приводятся в пользу этого вывода. Первое из них таково. Известно, что мыслительный процесс, происходящий в мозгу, даже когда человек не воздействует на внешние объекты, все равно имеет материальную, физиологическую основу, не является «чисто духовным» процессом. Отсюда делают вывод, что теоретическая деятельность есть духовная и материальная одновременно и поэтому также может быть названа практикой. Но из того, что психический процесс связан с физиологическим и тогда, когда человек размышляет бездействуя, и тогда, когда он действует, не следует, что теория и практика одно и то же.

Второе соображение зиждется на употреблении понятия «практика» в широком, житейском смысле. В этом смысле говорят о «практике преподавания», «пропагандистской практике» и т. д., хотя преподавание или пропаганда — это виды духовной деятельности, сопровождаемые речью и действиями, например, жестикуляцией или писанием формул мелом на доске. Эти действия подчинены цели передачи идей и носят явно вспомогательный характер. Термин «практика» в данных случаях употребляется просто как синоним человеческой деятельности, без расчленения ее на противоположные стороны.

199

"Рассмотренное ранее положение о соотношении абсолютного и относительного моментов в противоположности сознания и материи имеет первостепенное значение для понимания диалектики взаимосвязи всех гносеологических категорий, поскольку они базируются на понятиях материи и сознания. Когда практика и теория противополагаются друг другу при исследовании внутренней структуры человеческой деятельности (как индивида, так и общества), смешивать теорию и практику—значит повторять ошибку Дицгена. При гносеологическом анализе противоположность этих категорий абсолютна. Однако за пределами этого анализа, когда мы, к примеру, противополагаем человечество природе, вся человеческая деятельность может быть названа практикой, включая не только входящие в нее непосредственно духовные моменты, но и саму теорию, ибо сущность совокупной человеческой деятельности — в материальном преобразовании природы.

Итак, отождествление практики со всей деятельностью людей, даже если- оно проводится с материалистических позиций, неправомерно. Без диалектики материализм не может справиться с задачей определения этих категорий и их различия. Тем более необходим диалектический подход, когда мы переходим к исследованию взаимосвязи практики и познания в реальном историческом процессе и в каждой его «клеточке», т. е. в каждом данном акте человеческой деятельности.

Впаимодействие практики и познания. Мысль и природа, наше представление об объекте и сам объект связаны через практику. Путь от мысли к предмету, равно как от предмета к мысли, идет через практическую деятельность. Мысль движется к объекту, поскольку сознание вырабатывает цель, а в практическом действии происходит ее осуществление и тем самым «опредмечивание» мысли. Путь от предмета к мысли о нем требует воздействия на предмет, его изменения. Изменения в предмете, производимые в ходе практического воздействия на него человека, непосредственно фиксируются в органах чувств (часто оснащенных приборами), а через них — в разуме; так происходит «распредмечивание», «превращение» предмета в мысль. «...Идеальное, — писал Маркс, — есть не что иное, как материальное, пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней»1. «Пересадка» достигается в практике, с помощью практики, через нее.

На первом пути — от мысли к предмету — определяется значение теории для практики и происходит проверка истинности теории; на втором пути — от предмета к мысли — практика выступает как источник новых знаний об объекте и выясняется ее значение для теории. Таким образом, раскрытие основных вопросов теории познания — об источнике и критерии всякого зна-

1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 21.

200

ния — требует понимания диалектики взаимодействия субъекта и объекта, решающей роли практики в познании. Источником знаний в последнем счете, безусловно, является объективный мир, но непосредственно таким источником является практика. Чтобы установить истинность наших знаний о предмете, надо «обратиться» к предмету, а это можно сделать только в практике, которая удостоверяет истинность знаний. В обоих случаях за практикой надо видеть объективный, материальный мир, который в последнем счете всегда выступает и как источник знаний, и, как тот оригинал, с которым следует сверять возникающие в мышлении образы.

Итак, отношение человека к миру не может быть понято, если не учитывать роль практики, как своеобразного «соединительного звена» между познающим сознанием и миром. И здесь мы подходим к вопросу, который вызывает споры в марксистской философской литературе.

Одно время имела весьма широкое хождение, притом со ссылками на Ленина, схема, в которой структура человеческого отношения к миру изображалась в виде «трех ступеней процесса познания», которыми называли чувства, разум и практику, причем практику представляли в качестве «третьей ступени». В свое время эта схема была подвергнута нами критике, поскольку она не имеет основы в трудах Ленина 1. Однако отдельные попытки возродить это воззрение встречаются в книгах по теории познания и ныне 2.

Мы полагаем, что прежде всего неправильно рассматривать практику как «ступень познания», т. е. как момент, часть духовного процесса. Тем более неправомерно рассматривать ее в качестве «третьей» ступени, завершающей процесс познания. Практика является исходным пунктом акта познания, а обращение к ней в целях проверки истины, завершая один цикл этого акта, дает начало следующему, ибо, получая новые данные о предмете, мы одновременно проверяем старые представления о нем и получаем толчок, источник для их конкретизации, дополнения, исправления, для создания нового представления, т. е. для продолжения процесса познания.

Структура познавательного процесса, имеющего две связанные друг с другом формы — чувственную и мыслительную, и структура деятельности человека с точки зрения связи познания и практики — разные вопросы. При попытках соединить эти вопросы следует учитывать, что чувственные данные мы получаем непосредственно в практической деятельности, и поэтому чувственное познание входит в эту деятельность как ее момент. Следовательно, известной высказывание Ленина: «От живого созерцания к абстрактному мышлению и от него к практике — таков

1 См. «Вопросы философии», 1954, № 3.

2 См., например, А. Т. Шумилин. Проблемы структуры и содержания процесса познания. М., 1969,

201

диалектический путь познания истины...» 1 — вовсе не означает, что чувственное познание — это «первая», рациональное познание — «вторая», а практика — «третья ступень» процесса познания.

Как же в таком случае понимать приведенные слова Ленина? Дело в том, что «живое созерцание» вовсе не равнозначно чувственному познанию. Под «живым созерцанием» обычно понимается эмпирическое познание (см. § 3 данной главы), т. е. познание, непосредственно связанное с опытом и сравнительно неглубокое. В живом созерцании мыслительный момент обязательно присутствует. Но от эмпирии надо идти дальше — к теории, которая дает обобщение фактического материала, т. е. к абстрактному мышлению. На этом познание не заканчивается: теорию надо проверить, а это требует нового обращения к практике как критерию знания и как источнику его дальнейшего развития и нового знания.

Роль «соединительного звена» между объектом и мышлением практика может выполнять благодаря своей двойственной природе, т. е. тому, что она является и материальной и духовной деятельностью одновременно. Уже у Гегеля практика («волевая деятельность идей») ставится выше, чем познание, именно потому, что «имеет достоинство не только всеобщего, но и просто действительного...». Ленин «переводит» эту гегелевскую мысль на язык. материалистической философии так: «Практика выше (теоретического) познания, ибо она имеет не только достоинство всеобщности, но и непосредственной действительности»2. Последние слова означают, что, будучи предметной, материальной деятельностью, практика столь же объективно реальна, как и предметы, на которые мы воздействуем, и поэтому обладает «достоинством всеобщности» в той форме, которая присуща реальным предметам и отношениям между ними. Общее в реальном мире находится в слитном, нераздельном единстве с единичным, поскольку существует только в отдельном, через него. Токарь, обтачивая деталь на станке, совершает определенную операцию. Эта операция, говоря философским языком, есть отдельное, точно так же как станок и болванка. Конкретная форма труда — отдельное, «труд вообще» — общее. В отдельном есть общее: в данном случае это означает, что каждый конкретный вид труда, в том числе труд токаря, выступает одновременно и как абстрактный человеческий труд.

Практика пронизана мыслью, идеальной целью, и поэтому в ней сохраняется «достоинство всеобщности» и в той форме, которая присуща абстрактному мышлению: общее в понятии освобождено от единичного, случайного, конкретного. Практика одновременно обладает чертами всеобщности в обеих формах, и в этой ее особенности — ключ к пониманию» связи двух форм всеобщего.

1 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 29, стр. 152—153.

2 Там же, стр. 195.

202

Именно благодаря связи мышления с предметным миром через практику имеющееся в предметах природы общее может быть «пересажено» в человеческую голову и «преобразовано» в ней так, что приобретает форму общего понятия («распрермечивание»), и в то же время мысль через практику может быть сопоставлена с объектом и тем самым может быть обнаружена ее истинность или ложность («опредмечивание»).

Перейдем теперь к историческому аспекту связи теории и практики. Противоположность практики и теоретического познания развертывается в ходе человеческой истории, по мере развития абстрактного мышления и возрастания относительной самостоятельности мышления, науки, теории. Наши самые далекие предки не были способны отвлечься от непосредственно данного в чувствах. До тех пор пока сознание непосредственно «вплетено» в практический акт и еще не может «отойти», «оторваться» от непосредственного действия, противоположность теории и практики существует только в потенции. Осмысление полученных в опыте чувственных данных, размышление — таков зачаток теории, который появляется на заре человеческой истории. Появление мысли, способной «отлетать» от непосредственной деятельности, — таков первый скачок в развитии рассматриваемой противоположности. И в настоящее время эта противоположность в сфере обыденного сознания сплошь и рядом проявляется в первоначальной форме как размышление по поводу происшедшего и обдумывание ближайшего практического шага.

Возникновение науки как системы знаний, научно-теоретического отображения реальности, означает второй скачок в развитии рассматриваемой противоположности. Единство познания и практики принимает теперь иной вид, поскольку наука обладает растущей самостоятельностью. Последняя предполагает овладение накопленным ранее запасом знаний, а это означает, что определенная часть общества должна заниматься только наукой. Далее происходит разделение труда и внутри самой науки. Наука черпает стимулы для роста не только непосредственно из практики. Она может также решать задачи, встающие в ходе ее собственного развития, хотя и они в последнем счете ставятся практикой, взятой в развитии. Те или иные элементы научного знания могут на протяжении известного периода времени не использоваться в качестве руководства для практического действия, хотя в конечном счете наука существует лишь потому, что в ней нуждается практика. Наука ставит цели перед практикой и непосредственно вплетается в практическую деятельность, но чем более развита и систематизирована наука, тем сложнее путь от общих теоретических положений к постановке практической цели.

Серединой XIX в. датируется начало нового, третьего этапа в развитии науки и в характере ее связи с практикой, намечаются новые черты в соотношении теории и практики, которые получили дальнейшее развитие в XX в.

203

О единстве теории и практики. Единство теории и практики в самом общем смысле обладает теми же чертами, что единство сознания и материи, субъекта и объекта и т. д. Под единством здесь понимается принадлежность к единому целому (см. гл. V), в данном случае—к человеческой деятельности. Но в условиях колоссально возросшей самостоятельности теоретического мышления под единством теории и практики, особенно в политической области, понимается не всякая их связь, но лишь такая, когда теория дает верное отражение мира, ставит реалистические задачи перед практическим действием, а практика базируется на верной теории. Именно в этом смысле В. И. Ленин писал о марксизме, что «доктрина Маркса связала в одно неразрывное целое теорию и практику классовой борьбы (курсив мой.—М. Р.)» 1.

Следовательно, единство в этом, более узком, специальном значении данного термина понимается как такое взаимоотношение теории и практики, когда они гармонически сочетаются, когда не допускается их отрыва друг от друга. В. И. Ленин неоднократно писал об отрыве теории и практики как характерной черте эксплуататорского общества, порожденной монополизацией умственного труда господствующими классами и использованием достижений науки против народных масс. Эта черта свойственна также деятельности тех оппортунистов внутри рабочего движения, которые клянутся на словах в верности теории марксизма, но в практической политике постоянно нарушают принципы этой теории. Ленин видел в разрыве теории и практики «самую отвратительную черту старого буржуазного общества», «одно из самых больших зол и бедствий, которые остались нам от старого капиталистического общества...»2.

Следовательно, единство теории и практики, понимаемое как их неразрывная связь и как требование эту связь укреплять, должно быть отделено от общего понимания термина «единство» как простого указания на то, что противоположности существуют в единстве и поэтому имеют общее. Рассмотренный выше смысл термина «единство» особенно важен в применении к социалистическому обществу, поскольку преодоление классовых антагонизмов создает новое по своему характеру единство экономических интересов всех социальных групп и на этой основе моральное и политическое единство общества (см. гл. V). Основные черты указанного выше этапа во взаимодействии теории и практики определяются двумя коренными изменениями в жизни общества.

Во-первых, новые моменты вносятся научно-технической революцией, развернувшейся в последние десятилетии. Так называемая научная практика (эксперимент, наблюдение) еще не столь давно не требовала больших затрат. Иначе обстоит дело сегодня.

1 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 14, стр. 375.

2 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 41, стр. 302.

204

Например, серпуховский синхрофазотрон по затраченным на него средствам может соперничать с крупным заводом. Космические эксперименты требуют создания ракет, спутников и орбитальных станций, автоматических «луноходов», системы управления космическими кораблями. В наши дни эксперимент невозможен без тончайших приборов и без промышленности, специально работающей на науку. 1

Одиночки-ученые уступили место многочисленным научным коллективам. Только в СССР насчитывается сейчас более миллиона ученых, но надо также учитывать весь персонал научных учреждений, рабочих и инженеров заводов, поставляющих науке специальную технику, рационализаторов и изобретателей, совокупный вклад которых в научно-технический прогресс очень велик. Научная деятельность в современных условиях и по количеству занятых ею людей, и по затратам измеряется тем же масштабом, что и производство, т. е. основная сфера общественной практики.

Дело, однако, не только в масштабах, но и в характере связи «научной практики» с материальным производством. Новые отрасли производства (атомная энергетика, производство синтетических материалов, лекарств, ЭВМ, приборов и т. д.) возникают на базе технологии, разрабатываемой в лабораториях и получающей «крещение» в опытном производстве, этом «гибриде» научной лаборатории и заводского цеха.

Таким образом, в XX в. существенно видоизменяется соотношение различных видов общественной практики, притом так, что специальный ее вид — «научная практика» занимает в общем балансе все более важное место и прокладывает производству пути дальнейшего развития. Возрастание масштабов и общественного значения «научной практики» приводит к существенным сдвигам и в гносеологическом соотношении научной теории с общественной практикой.

Без мыслительной деятельности, естественно, невозможны даже простейшие виды труда. Однако на протяжении тысячелетий производство существовало на базе чисто эмпирических знаний, унаследованных крестьянином или ремесленником тот предшествующих поколений. Применение научных знаний в производственном процессе до XVIII в. вообще было весьма незначительным. Только со времени промышленного переворота наука стала сравнительно широко использоваться в целях технического прогресса. Связь с техникой, с потребностями ее развития послужила мощным толчком и для развития самой науки. Но только в наши дни, в эпоху научно-технической революции происходит превращение науки в важнейшую производительную силу общества. Это означает, что общественное производство все более приобретает черты, свойственные «научной практике», эксперименту, который можно назвать «прикладной теорией». Действительно, теория определяет и замысел эксперимента, и выбор тех-

205

нических средств, и методику проведения эксперимента. Чем более общей и математизированной является теория, тем, следовательно, в большей степени пронизана теорией экспериментальная деятельность. Здесь практика уже перестает быть эмпирией.

Во-вторых, научная технология неумолимо требует научной организации общественного производства. Научная организация производства в масштабах предприятия, треста, монополии при капитализме входит в противоречие с анархией производства в масштабах общества и с эксплуатацией человека человеком. Вот почему XX век есть не только век научно-технической революции, но и век революции социальной.

Социализм подготавливается борьбой рабочего класса и его союзников против капиталистического строя. Проникновение в рабочее движение идей научного социализма придает ему сознательный, организованный характер; коммунистическая партия — авангард рабочего класса — использует научную теорию марксизма-ленинизма для. революционного преобразования общественных отношений. Теория и практика приобретают единство, которое Ленин определил как «одно неразрывное целое» и выразил в знаменитом лозунге: «Без революционной теории не может быть и революционного движения».

Победа социалистической революции создает возможность для воплощения в жизнь идеалов научного социализма. Вскоре после Октябрьской революции В. И. Ленин писал: «...наступил именно тот исторический момент, когда теория превращается в практику, оживляется практикой, исправляется, практикой, проверяется практикой...» 1 Дальнейшее развитие социалистического общества в СССР, а затем в ряде других стран характеризуется сознательным стремлением к дальнейшему углублению связи теории с практикой, ибо теория без практики мертва, а практика без теории слепа.

Социалистическое общество с его плановым ведением хозяйства продолжает и углубляет традиции рабочего движения. Происходит коренное изменение структуры социального действия, т. с. практики изменения общественных отношений. Научная организация всей жизни общества и научное руководство процессом его развития — таков девиз социализма. Те или иные недостатки в осуществлении этих принципов, объясняемые молодостью социалистического строя, не могут заслонить уже достигнутых на этом пути всемирно-исторических успехов.

Следовательно, две основные сферы общественной практики — производство и социальное действие — в нашем веке постепенно становятся научными по своему характеру, и притом в непрерывно растущих масштабах. Это достигается благодаря крепнущему единству естествознания и производства, социальных наук и борьбы прогрессивных сил общества за социализм.

1 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 35, стр. 202.

206

Одиннадцатый тезис Маркса о Фейербахе гласит: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его» 1. В этих словах заключена высочайшая оценка не только революционной практики как средства изменения мира, но и революционной теории. Чтобы мир изменить, его надо научно объяснить, познать его объективные законы и действовать в соответствии с этими законами. Провозглашенное в этом высказывании более века назад требование единства научной теории и практики есть не только тезис политический и социологический, но и важнейший тезис теории познания, который в ходе истории наполняется все более богатым и разносторонним содержанием.