2.4 Реформы в области просвещения.

В начале 1860-х гг. Головнину А.В. было поручено реформировать систему народного образования, и он блестяще справился с этой задачей. А ведь она, как и про­блемы, стоящие перед его коллегами в других министер­ствах, была не из легких. Мало того что число студентов в каждом университете указом Николая I ограничивалось 300 учащимися, многие кафедры в них оставались вакант­ными, а другие замещались людьми, не имеющими ни уче­ных степеней, ни какого бы то ни было отношения к высше­му образованию.

В 1835 г. этико-политические факультеты по соображени­ям чисто идейным были переименованы в юридические, а философские - в филолого-исторические. Понятие о поли­тике изгонялось из учебных учреждений с особой тщательно­стью, поскольку считалось недопустимым и неуместным вне правительственной сферы николаевской России. Так или иначе, но в Харьковском университете, к примеру, кафедру философии занимал (то ли по бедности квалифицированных кадров, то ли на всякий случай) частный пристав, то есть по­лицейский, осуществлявший заодно слежку и за коллегами по университету, работавшими на других кафедрах¹.

Головнин начал с демократизации самого процесса обсуж­дения предстоящих преобразований. При проведении, ска­жем, реформы средней школы им и его сотрудниками были использованы размышления и предложения 110 педагогиче­ских учреждений и 255 частных мнений учителей и воспитате­лей. Устав школы, созданный под руководством Головнина, провозглашал принцип равенства детей всех сословий и всех вероисповеданий. Согласно ему в стране открылись семи­классные гимназии - классические и реальные. Готовили де­тей к поступлению в оба вида гимназий специальные прогим­назии с четырехлетним сроком обучения.

Истины ради отметим, что принцип равенства сословий не был выдержан реформаторами в полной мере. Достаточно высокая плата за обучение в гимназиях делала их практиче­ски недоступными для детей из городских и сельских «низов». Право поступать в университеты без экзаменов приобретали выпускники только классических гимназий, где в основном преподавались гуманитарные предметы и древние языки (греческий и латынь). Выпускники же реальных гимназий, от­дававших предпочтение математике, физике, естествозна­нию, должны были довольствоваться менее престижными высшими учебными заведениями. Язвительный, чтобы не сказать сильнее, поэт-сатирик Н.Ф. Щербина отметил появле­ние новых школьных уставов следующим четверостишием:

О Головнин, твоих уставов гимназисты

Откроют на Руси свободный новый рай.

И выйдут все такие прогрессисты,

Что хоть сейчас на каторгу ссылай.

Последняя строчка оказалась, к сожалению, во многом пророческой, но министр был совершенно неповинен в сло­жившейся ситуации.

Головнин славился большой требовательностью к подби­раемым им управленческим кадрам. Когда, к примеру, стало ясно, что попечитель Казанского учебного округа не справ­ляется со своими обязанностями, министр заменил его П.Д. Шестаковым. Вот как описывает очевидец методы дея­тельности последнего: «При посещении учебных заведений П.Д. не требовал себе представления со стороны преподава­телей, желая видеть... преподавателей прямо в деле, он шел в класс, молча кланялся учителю и садился на заднюю ска­мейку. Послушает, как рассказывает, объясняет учитель но­вый урок; выслушает ответы учеников, потребует к себе на квартиру письменные работы учеников из каждого класса... по нескольку работ слабых, удовлетворительных и хороших... перечитает протоколы педагогического совета. Все это дела­ет не торопясь, с полным вниманием»¹.

Иногда, правда, министр чересчур оптимистично и даже несколько наивно смотрел на вещи. Так, ему казалось, что штат прекрасно подготовленных педагогов-специалистов можно создать, отправив тщательно отобранных людей на обучение за границу. Когда же Б.И. Чичерин возразил, что таким образом можно получить начетчиков, но не людей инициативных и независимых, Головнин ответил: «Отчего же, и это легко сделать... Надобно только всякий раз, когда про­является дух независимости, давать награды»². Над этой верой министра в магическую силу поощрений граждан пра­вительством по любому подходящему и неподходящему по­воду, конечно, смеялись, но отдавали ему должное, особенно когда дело касалось реформирования высших учебных заве­дений.

Новый университетский устав был утвержден Александром II летом 1863 г. Он восстанавливал автономию университетов, отмененную Николаем I под впечатлением от европейских ре­волюций 1830-1840-х гг., и вводил их экстерриториальность. Последняя означала, что ни войска, ни полиция не могли всту­пить на территорию университета без разрешения ректора или ученого совета. Делами университетов руководили ученые советы, состоявшие из преподавателей и сотрудников учеб­ного заведения. Головнин надеялся позволить и студентам со­здавать свои объединения (корпорации), но Александр II не поддержал идею министра, не без оснований опасаясь, что студенческие объединения превратятся в центры оппозиции правительству.

При проведении реформы высшего образования доволь­но заметно сказалась, к несчастью, проблема «отцов и де­тей», столь характерная для России 1860-х гг. В официальном комментарии, данном министерством, к уставу 1863 г. прямо говорилось: «Часть нашего общества, не исключая даже не­которых литературных представителей, смотрит на студенче­ство с каким-то странным предубеждением и видимым враж­дебным чувством; она готова всякий поступок университетской молодежи, всякое его стремление истолковать в дурную сто­рону»¹. Все это, конечно, затрудняло реформаторскую ра­боту Министерства народного просвещения.